- Главная
- Разделы журнала
- Литературная страница
- Музей Пушкина
Музей Пушкина
Михаил Гусаков 15.07.2024
Михаил Гусаков 15.07.2024
Музей Пушкина
Это было давно, в 1976 году. Моя жена Карева жила «на Челюхе» - в посёлке Челюскинский, в доме творчества художников-графиков имени его директора Берга, в получасе езды на электричке от Москвы. Место это было с довоенных пор унавожено дачами и домами отдыха. Казалось бы, Подмосковье, воздух, природа, однако места для прогулок не было, всё было уставлено заборами и частными домами.
Я жил в доме творчества с женой, это было можно, но продолжал ездить на работу и возвращался назад. И вот однажды мы сидели и ели в столовой на первом этаже в большом холле, как вдруг к столу подошёл ленинградский художник Давыдов - график - и подсел за наш столик. Он меня спросил:
- Миша, Вы собираетесь в Москву?
- Да, я еду на работу. А что?
- Миша у меня к Вам деликатная просьба, приватного свойства. У меня есть несколько работ, портреты людей пушкинской эпохи, я бы хотел их, простите, продать. Я разговаривал по телефону с представителем Пушкинского музея, и он мне сказал, что я могу подъехать. Но я слегка заболел, насморк и голова кружится, надо бы для порядка просто вылежаться, и, честно, Вы ведь можете отвезти работы, они сами посмотрят и скажут мне возьмут или нет. Я могу вас попросить исполнить эту миссию? - Я ответил согласием.
Замечу, что Давыдову тогда было лет 60, может, чуть больше. Он был невысок ростом, с бородкой клином, в старомодных очках, напоминавших пенсне, и вид он имел вполне справный и бравый, лицом даже был похож на Чехова, но ростом не вышел - едва дотягивал до 160 см. Он был истинным ленинградцем с большой родословной. Давыдов был известен в своих кругах, из ленинградской богемы вышел просто по возрасту и жил в центре города в хорошей старой квартире, которой повезло, и она не стала коммуналкой. У него была приличная мастерская, недалеко от Невского, но самое главное - он был художник, как говорят, средней руки. Ни плох, ни хорош. Он был начитан, в меру эрудирован, с истинным врождённым вкусом, что по тем временам была большая редкость, особенно в Ленинграде, так как в эти годы город несколько раз подвергался активным волнам мигрантов с русского севера, особенно из Карелии и Архангельской области. Много раз общий уровень культуры города падал почти до нуля, но проходило время, и музеи, библиотеки и питерская интеллигенция делали свое дело, и положение выправлялось в лучшую сторону. Город опять набирал силу и продолжал своё соперничество с Москвой.
Как-то Давыдов рассказал одну историю. Он стоял на улице и ждал кого-то, тут подошла молодая девушка и спросила, как пройти в Эрмитаж. И это при том, что дело происходило на Невском, и до Эрмитажа было рукой подать. Давыдову надоело ждать своего друга, и он решил: а не пройтись ли мне с молодой девушкой, явно приезжей, и не пококетничать с ней. Естественно, что он предложил проводить её до главного входа. Дорогой они разговорились, девушка оказалась на редкость общительной и не стеснительной. Из разговора с ней он узнал, что она из Москвы, первый раз в Питере и идёт прямо с вокзала. Одета она была прилично - модное зарубежное пальто, шарфик, явно парижского магазина, но самое главное – это сапоги с высокими голенищами, что было по тем временам не только в Питере, но и в Москве, редкостью. Давыдов разговором увлекся. Он всё думал, откуда девушка: на ночную «залётную бабочку» не похожа, на сбежавшую с подружкой из Москвы от родителей - тоже. Правда, его спутница заявила, что она приехала в Ленинград на один день и вечером уезжает назад в Москву. Так он дошёл с ней до ворот Эрмитажа и тут неожиданно встретил своего друга, которого так безуспешно дожидался на Невском. Молодые люди решили вместе пойти в музей и показать девушке Рембрандта и испанскую живопись, которую она хотела видеть. Картины осмотрели, по Эрмитажу намотались, и все решили, что пора идти слегка закусить. Разумеется, пошли в ресторан на Невский. И вот, войдя в холл роскошного ресторана, к сожалению, я не помню его название, они дошли до вешалки, Давыдов галантно помог девушке снять пальто, и тут он увидел, как на её красивой шее засверкали удивительно яркие камушки. Давыдов зажмурился, они ему что-то напомнили, где же он это видел? Именно такие камушки, яркие, сверкающие всеми цветами… Художник вспомнил, что видел такие камушки у своей бабки, но те, разумеется, были проданы во время блокады и обменяны на хлеб. Он сразу понял, что видит натуральные бриллианты, но как они могли оказаться на шее у вчерашней школьницы? Это было удивительно.
Они прошли в зал, знакомый официант быстро их усадил за столик, и молодые люди сделали простенький заказ: немного водочки, селёдка с луком, солёные грибы и шашлык по-карски. Водка их разгорячила, они решили, что можно добавить, разговор шёл дальше, голоса стали громче, и время летело быстро, так что вдруг, взглянув на часы, все поняли, что пора мотать, иначе они опоздают на Московский вокзал. Быстро вышли из ресторана, взяли такси и, через несколько минут лету по сонному Питеру, очутились на платформе вокзала. Подводя девушку к вагону, Давыдов не вытерпел и спросил:
- Света, откуда у Вас такие бриллианты?
- А, Вы догадались? А я всё думаю, что Вы так внимательно смотрите? Да, это настоящие бриллианты, и они очень дорого стоят, но мне их подарила моя мама, когда я закончила в прошлом году школу.
- А кто Ваша мама, если это не секрет?
- Не секрет, моя мама - Екатерина Алексеевна Фурцева. Она их купила в Париже.
У Давыдова перехватило в горле. Он понял, что с этой девушкой надо быстро расставаться. Он тут же почувствовал, что за ним следят всё время с того момента, как они пошли в музей, и немного нервно откланялся.
Но вернёмся к началу нашей истории. После завтрака я отбыл в Москву, приехал на работу и понял, что могу безболезненно смотаться с неё. Тогда я работал в институте археологии, начальству было не до меня, и я объявил, что мне надо в ГИМ, а сам уехал в Пушкинский музей, что на Волхонке. Я нашёл дверь, за которой располагалась закупочная комиссия, рассказал, кто я такой, рассказал историю о том, что известный ленинградский художник-график Давыдов просил меня передать в комиссию картины героев пушкинской поры. Поведал, что я вместе с Вовой Толстиковым (заведующим в ГМИИ греческим отделом) вместе учился в МГУ, на кафедре археологии. Я добавил, что Давыдов им звонил, и моя задача только передать эти работы… Пока я всё это говорил, сотрудник комиссии развернул работы и стал их разглядывать, тут вошли и другие товарищи и стали все вместе смотреть - какие-то работы они смотрели дольше обычного, какие-то отложили сразу. Насмотревшись, они обратились ко мне:
- Вы понимаете, работы очень хорошие, тем более чувствуется рука мастера. - При этом они внимательно осмотрели титульный лист, где было прописано, в скольких выставках он участвовал, и с какого года он состоит в союзе художников… - Но мы подумаем…
Тут возникла долгая пауза.
- Ведь эти работы нам как бы не по теме: мы собираем картины западных художников или, на худой конец, наших, которые изображали зарубежные пейзажи и города. Скорее всего, это надо было передать в музей Пушкина, на Кропоткинской…
И тут меня словно громом ударило! Точно! Пушкинский музей - это не музей имени Пушкина или ГМИИ, а музей Александра Сергеевича Пушкина на Кропоткинской улице! Я быстро осознал свою ошибку, схватил работы и стал складывать их в папку.
- Что Вы делаете?
- Собираю картины, я ошибся, мне надо было их нести в музей Пушкина, вы совершенно правы.
Но тут железные руки музейщиков взяли у меня папку с работами, отложили её в сторону, так чтобы я не дотянулся, и мне было сообщено:
- Вы не волнуйтесь, Давыдову можете передать, что мы их рассмотрим и сообщим ему об этом.
Я ушёл в недоумении и понял, что надо мной будут долго смеяться на Челюхе. Так и было. Весь вечер мне доставалось, и я только разводил руками. Карева получила возможность надо мной в очередной раз поиздеваться. Но время шло, и через неделю, рано утром, в нашу дверь громко постучали (было часов 7 или 8, мы ещё спали), и Карева крикнула:
- Кто там?
Вошёл Давыдов, при полном параде, сказал, что не смотрит в нашу сторону, затем дошёл до стола и поставил бутылку коньяку.
- Миша, это тебе!
- За что?
- Благодаря тебе, я заработал приличные деньги: в Пушкинском музее мои работы взяли все до единой, и деньги уже вчера выплатили. Я богат как Крез. Спасибо тебе, твоя ошибка принесла мне деньги, и немалые.
- Вечером приходите ко мне, обмоем! – только и смог ответствовать я.