Захыснык

Саша Русский 29.12.2024

Захыснык

(на основе реального разговора)

Покачиваясь и стуча колёсами на рельсовых стыках, старый плацкартный вагон, овеваемый затхлым сквозняком из щелей, натужно скрипел ржавыми боками на неровностях и поворотах. В мутных пыльных окнах проплывала однообразная холмистая рыжая степь с редкими деревьями и столбами ЛЭП. Провода, то взлетая, то ныряя, плавно бежали рядом.

Казалось, и сам вагон и его немногочисленные усталые пассажиры, едут по бескрайним просторам невесть куда, очень долго - всю жизнь. Без цели, без воли, без надежды.

Ютясь меж поставленных в проходе грязных сумок и рюкзаков, на нижней полке расположился долговязый детина в потёртых джинсах. Не обращая внимания на соседей, открыл бутылку «Черниговского», захрустел чипсами.

- Как бы пройти? - вежливо, ни к кому не обращаясь, спросил появившийся в проходе аккуратный старичок, переступая через сумки.

- Проходи дед, - буркнул детина, подбирая худые ноги.

Несколько минут он внимательно рассматривал попутчика, когда тот, откашлявшись и пригладив седую гриву сел напротив.

- Далеко едешь?

- В Киев, к сыну.

- В Киев? - долговязый оживился. - Я тоже в Киев.

Познакомились, разговорились. Сорокалетний Юрий или, как он представился, - Юрик, был ещё из первой волны АТО, и его история банальна, как сюжет плохого фильма. Не бандеровец, не националист, он один из сотен тысяч таких же измочаленных безденежьем в «єуропейськїй країні», пошёл зарабатывать на узаконенном убийстве жителей непокорного Донбасса.

- Меня как 23-го марта загребли, так больше года бросали по разным фронтам. Нахлебался вот так, - Юрик провёл костлявой ладонью по щетинистой тёмной шее. - Широкино, Мариуполь, аэропорт, блокпост «13-14». Через год в нашей в роте из сорока трёх человек в живых осталось семь. Двое с ума сошли.

Старичок удивлённо-вопросительно вскинул густые аккуратные брови. Юрик махнул рукой и чуть не сбил бутылку со столика.

- Не хочу вспоминать…

Помолчали. Юрик допил бутылку, полез в сумку за второй.

- Будешь? - предложил он, неуловимым движением откупоривая её брелоком от ключей.

Попутчик вежливо отказался, и Юрик, с наслаждением сделав пару больших глотков, продолжал:

- Сепары к осени уже воевали, будь здоров. Зимой они аэропорт отбили, а весной пятнадцатого под Донецком меня так приложило, думал - всё. Списали, всучили двадцатку за ранение. На гражданке немного оклемался и опять на передок.

- Зачем? - сверкнул старичок линзами старомодных очков.

- Бабки нужны были. По нынешним временам, двадцать тысяч - на квартал жизни. Почти всё на лекарства спустил. Подписал контракт на полгода, а за два дня до дембеля ушёл...

Юрик не сказал «дезертировал», но при последних словах пассажиры с соседних мест оборачиваются, смотрят на него с интересом, презрительно-насмешливо.

Попутчик не спрашивает причину, только осторожно интересуется, что было потом.

- А потом 11-го сентября 2017-го суд в Чернигове. Дали трёшку, но тут же в зале суда амнистировали. Предложили новый контракт. Как сказал судья: «Захисників не вистачає»^[1].

«Гнить в окопах» в третий раз атошник отказался - здоровье не то. Приходится перебиваться случайными заработками в родных Жёлтых Водах.

За окном быстро темнело. Проводница, ругаясь, принесла застиранные простыни, ватные матрасы, колючие подушки с вылезающими перьями. Вагон стал укладываться на ночлег. Юрик ушёл в тамбур «курнуть». Вернулся, снял куртку, разулся, упёрся ногами в стенку и, заложив длинные руки за голову, сказал задумчиво, будто продолжая разговор:

- Я вот воевал и думаю: что толку? Кому лучше стало? Донецк мы не взяли, бабок как не было, так и нет. Только здоровье потерял. Зря это всё. Зря…

P.S. Автор благодарит члена Союза писателей ДНР, поэта Ефима Андреева-Донского (Епихина Василия Андреевича) за предоставленный материал.

[1] «Захисників не вистачає» (укр.) - защитников не хватает, соответственно захыснык (укр. захисник) - защитник.

Захыснык

Задать вопрос

Спасибо!