• Главная
• Разделы журнала
• Исторические факты
• Ура мы не Европа - 4

Ура мы не Европа - 4

Вадим Приголовкин 27.08.2015

Вадим Приголовкин 27.08.2015

Ура мы не Европа - 4

Исторические мозаики

О трудовых династиях

  Помните такой термин? В 70-х он был довольно популярен в нашем обществе и активно пропагандировался. А в Советской Армии ходила популярная среди офицеров шутка: может ли сын генерала стать офицером? - Нет. – Почему? - Потому, что у маршала есть свой сын.

  В полном соответствии с этой байкой сын заслуженного советского адмирала Владимира Афанасиевича Касатонова Игорь Владимирович стал адмиралом. В начале 90-х он командовал Черноморским флотом (как в 50-е его отец), как раз на этапе его раздела с Украиной.

  В воспоминаниях Игоря Владимировича есть интересные сведения об их предке. Афанасий Степанович Касатонов, из крестьян Курской губернии, был призван на службу в 1902 году. Служил в лейб-гвардии уланском полку в новом Петергофе, а после срочной остался на сверхсрочную. К 1909 он был уже вахмистром; проживал вместе с семьей в казенной квартире в полковой казарме – комната с кухней, потолки метров пять, пол каменный. В этой квартире родились и выросли пять детей вахмистра. 16-летняя служба георгиевского кавалера Афанасия Касатонова закончилась в феврале 1918, по демобилизации старой армии.

  Позже он рассказывал будущему адмиралу флота Советского Союза, только поступившего в Военно-морское училище, наставляя его к будущей службе: «Бывало делает эскадрон привал, ставим палатки, а кашевар уже все приготовил, можно обедать или ужинать – смотря как случилось. Пока уланы не поедят, офицеры за стол не садятся, хотя животы поджимает. От самого ротмистра до корнета – все офицеры палатки обойдут, спросят, как пища, всё ли хорошо? И только потом сами за стол сядут. На маневрах в Красном Селе один офицер пренебрег этим правилом, есть стал, не дожидаясь, пока уланам кашевар раздаст. Так его офицерское собрание заставило в отставку подать! Офицер к солдату заботу проявлять должен, помни, сынок. Тогда и солдат служить будет, живота своего не жалея».

  Справедливости ради должен сказать, что по воспоминаниям людей, служивших под командованием адмиралов Касатоновых, по тому, что пишут сейчас на форумах очевидцы… как бы сказать? В общем, страшно далеки они были от народа.

  То ли плохо слушал будущий адмирал наставления вахмистра, то ли воспитания не хватило, или само время было такое.

  В царской России династии были по определению. И не в двух-трех поколениях понятно. Но при этом, как отмечала уже упоминавшаяся нами внучка американского президента Гранта, русская подданная Юлия Кантакузина особенностью русского общества было то, что в России рождение имело значение только с исторической и светской точки зрения, но не официально. Настоящие права давали только бюрократический ранг, введенный в своё время Петром Великим. Попросту говоря, самое высокое происхождение не играло никакой роли. Если у тебя не было определенного звания, то ты был никто. Шло это от самого двора. Как пишет Кантакузина: «… по правилам, введенным Петром, ни один армейский офицер рангом ниже полковника не мог появиться ни на одном из придворных балов с женой, если только они не состояли официально при ком-либо из членов императорской фамилии. Унаследованный титул совершенно не менял такого положения при дворе. Человек мог быть главой княжеской семьи и все же не иметь придворного звания, в то время как любой полковник, даже будучи низкого происхождения, из любой части страны имел право явиться с супругой на большой придворный бал»

  Мораль – служи, и тебе воздастся.

  А не будешь служить Родине, то не получишь и чин, а значит ты никто и звать тебя никак, хотя б ты обладал легионом великих предков.

  Вот почему Владимир Трубецкой так ликовал, получив первый чин: «Неужели я теперь человек, настоящий человек!» И это радовался князь, носитель известнейшей в Империи фамилии!

  Матушка Екатерина это понимала. Вынужденная подписать Указ о вольности дворянской, фактически созданный её непутёвым мужем Петром III, мудрая немка обставила его такими хитрыми примечаниями, что во многом нивелировала право дворянских родов на праздную жизнь. Например, если два поколения рода не давали чиновника, выслужившего хотя бы малый чин на государевой службе, то у таких дворян отбирали крепостных. Легко и просто.

  Такие законы и правила вначале заставляли людей, а потом, с годами, входя в привычку, они становились более чем законом, превращаясь в Традицию.

  Можно наверное сказать, что Сталин, отправляя своих сыновей в строй и в кабину истребителя и заставляя это делать своих приближённых, возрождал старую имперскую Традицию.

  Были при царе и трудовые династии. Как отмечалось во Всеподданейшем докладе по Морскому министерству за 1911 год: «Основанный более двухсот лет тому назад в совершенно незаселенной местности, Ижорский завод создал вокруг себя целый городок с 20 тыс. населением. Потомки того кадра мастеровых, жизнь которых была так тесно связана с заводом, которые встарь получали от завода различные льготы и были наделены даже землей, эти потомки чувствуют свою связь с заводом и до сего времени, многие из них, имея свои дома, привязанные к месту, учениками поступают на завод и на работах в нем проводят всю жизнь. Значительный процент таких постоянных мастеровых создаёт ровное отношение всего состава мастеровых к заводу… В настоящее время при высоких заработках, имея прекрасно оборудованную больницу с широко поставленным амбулаторным приёмом и постоянными кроватями, пользуясь бесплатным отпуском лекарств как для себя, так и для семей своих, имея бесплатное училище для детей своих типа двуклассного городского, сберегательно-вспомогательную и ссудо-сберегательную кассу и библиотеку, - рабочие Ижорского завода находятся в очень хороших условиях».

О любви, ревности и прощении

Любовь купеческая

  Варенцов многие годы был дружен с Николаем Ивановичем Решетниковым, в доме которого его всегда радушно принимали.

  Как-то раз, приехав по приглашению на обед, Варенцов был встречен хозяином, у которого была подвязана и забинтована левая рука. Упал на гвоздь, пояснил Решетников.

  Вечер не задался, разговор не вязался, хозяйка, Александра Ивановна, сидела за столом бледная и расстроенная. Варенцов поспешил откланяться, решив, что хозяин страдает от раны, а домашние обеспокоены состоянием его здоровья.

  Лет через 10, в 1900, году вспоминает Варенцов, «у меня с Николаем Ивановичем произошел разговор об одном случае в знакомой нашей семье, в которой жена покушалась лишить жизни своего мужа. Николай Иванович держался того, что следует простить жену в силу только того, что муж – истинный христианин. Я задал ему вопрос: «Могли бы вы сами простить, если бы подобное случилось с вами?»

  Ответ был мгновенен.

  «Мог бы и даже сделал это. Помните, вы были у меня в Кунцево, я ещё был с подвязанной рукой? В этот день жена стреляла в меня, и только случай, что пуля прострелила мне ладонь, а не сердце. Я простил её»

  Решетникову и его жене повезло. А вот молодая жена купца Просолова в 1910 году не была столь удачлива. Муж застал её в ресторане в обществе Николая Рябушинского, известного московского донжуана и волокиты. Недолго думая ревнивец разрядил в жену весь барабан «бульдога». В суде, выступая в качестве свидетеля, на вопрос, в каких отношениях с ним состояла жертва, Рябушинский отвечал:

  - В дружеских. Она просто бывала в моем доме, там весело, красиво и интересно.

  - Что же там интересного? – наседал судья.

  - В моём доме всё интересно, - был ответ. – Мои картины, мой фарфор, да, наконец, я сам. Мои привычки интересны.

  Горячие в России были купцы. А вот как это было в среде дворян.

Любовь дворянская романтическая

  Лев Львович Альбрант молодым человеком проживал в Петербурге и однажды, влюбившись, сделал предложение. Ответом было, что его тоже любят, но свадьба не состоится до тех пор, пока он не сделает военного отличия, которое составило бы гордость молодой. Этого слова ветреной девицы было достаточно, чтобы Альбрант променял Петербург на воюющий Кавказ. Во время известного эпизода Кавказской войны – штурма аула Гимры 17 октября 1832 года, закончившегося смертью предшественника Шамиля Кази-мулы, Альбрант был послан с двумя ротами Тифлисского полка на штурм башни, в которой укрылся Кази-мула.

   Тифлисцы подбежали к башне. Попасть внутрь можно было только через единственное высокорасположенное узкое окно. Было понятно, что первых смельчаков ждет верная смерть. Альбрант обратился к солдатам: «Братцы! Кто честный русский солдат, тот за мною, - подсадите!». И полез первый. В окне его осыпали пулями, и одна пробила ему грудь навылет. Единственной его мыслью было упасть вперед, а не назад, что он и сделал. За ним полез ротный фельдфебель, затем, поодиночке, и остальные солдаты. Первые, конечно, пали, и все валились на Альбранта, но остальные перекололи всех, бывших в башне. Когда окончилось дело, из башни начали вытаскивать тела убитых своих и горцев, среди которых нашли Кази-мулу. Последним извлекли без признаков жизни Альбранта, но он выжил, хотя оправился нескоро.

  По выздоровлении поехал в Петербург. Прошло несколько лет, и мыслей о женитьбе уже не было: с опытом пришло понимание, что когда любят, не подвергают из прихоти опасностям войны. Потому, проведя в столице много времени, в доме возлюбленной он не бывал. Но как-то встретил на улице её брата. Несколько слов, что сестра знает о его приезде и с нетерпением ждет и… любовь вспыхнула с прежней силой. Берут извозчика, едут. Едва увидев девушку, падает на колено, через месяц свадьба.

  К сожалению, совсем скоро, во время родов жена умерла, оставив мужу двух близнецов. Спустя много лет Альбрант говорил, что недолгая совместная жизнь с женой была лучшим, светлым, что было в его жизни.

  Лев Львович Альбрант дослужился до генерал-майора, в конце службы был Эриванским губернатором.

  Характер его характеризует следующий случай. Будучи послан в Тегеран, чтобы вывезти оттуда русских пленных и беглых, Альбрант дал им честное слово, что всем им по возращении будет дано полное прощение. Обычно не пивший, Альбрант вначале три дня пировал с возращенцами, а перед выступлением раздал каждому по одному патрону, чтобы они могли его убить, если не будут все прощены.

Любовь дворянская гордая, крестьянская бескомпромиссная 

  Егор Карпович Макаров в молодости сражался при Бородине, дошел до Парижа, а лет через 10 в чине премьер-майора вышел в отставку, после чего решил жениться. Брак был скорее по расчету; ярославская девица Надежда Ивановна Ростовцева была некрасива, но довольно богата. Жили между собой они плохо, характеру были разного: Надежда Ивановна, как это нередко случалось в то бурное время наполеоновских войн, была много образованнее мужа, (читала в подлиннике на нескольких языках, да не романы, а Вольтера, Руссо, Корнеля, Расина, Шатобриана), правила имением не повышая голоса, отменив телесные наказания и не обременяя крестьян работой. Была строга к себе и другим. Её уважали, но одновременно побаивались.

  Егор Карпович был красив, едва образован, характер имел лёгкий и весёлый, а погубили его две слабости – выпивка и походы налево.

  В имении жены Макаров себе хулиганить не позволял, а вот набеги на соседские деревни совершал регулярно. В наперсниках и любимцах у него ходил молодой парень, кучер по имени Алешка. Вместе они пили, вместе гуляли, девок и то делили на двоих, вместе и барыне врали. Разница в возрасте – Алешке было едва за 20, а хозяину далеко за 40, ничуть не мешала весёлому времяпровождению.

  Но раз Алешка влюбился, на беду в одну из общих пассий, и делить её не захотел. А барин намеков не понял. Как не понял, что для Алешки она уже была «единственной и неповторимой», ради которой хоть на плаху. И вот, на тёмной зимней дороге, когда пьяный Макаров сладко дремал, Алешка остановил возок. Под рукой, был заранее заготовлен ломик. Потом он скрылся в лесу, а умная лошадка сама привезла возок с телом Макарова домой.

  Далее цитирую из воспоминаний внука нашего героя: «Когда сказали бабушке, она первым делом распорядилась разрубить в щепки и сжечь окровавленные сани и на следующий же день назначила похороны, на которых не проронила ни одной слезинки. Ни докторских свидетельств для подтверждения смерти, ни сыскных отделений в те времена не существовало. Вся дворня была собрана, все целовали Евангелие и все поклялись молчать. А когда дня через три приехал «капитан-исправник», свой же помещик и дворянин, ему было объявлено, что дед скоропостижно умер от удара. Убийцу не нашли, потому что не искали.

  Смерть деда, и какая смерть, была для бабушки большим горем. Она его не уважала, но по-своему очень любила. Опытные люди говорят, что любить можно и не уважая. После его смерти всю свою любовь она перенесла на детей, которых было трое, две девочки и годовалый мальчик, мой отец».

  Стоит добавить, что, поставив на ноги и воспитав как детей, так и их многих внуков, Надежда Ивановна никогда не рассказывала подробностей этой истории. Только через много лет Юре Макарову, тому самому внуку, удалось узнать семейные тайны. Как он писал: «В каждом дворянском доме жили старые слуги, больше члены семьи чем слуги. Были такие и у нас. Из них главная, первый друг и советник моей матери, высокая, строгая и худая старуха, всегда в тёмном платье и в темном платке, Варвара Дементьевна, была дочка бабушкиной ключницы и родилась крепостной». Вот эта Варвара понемногу и поведала повзрослевшему Юре то, что скрывало время и гордая бабка.

Про недвижимость в Крыму

   В российском обществе мода иметь «собственное купание» в Крыму впервые возникла в 40-е годы XIX века. Княгиня Трубецкая, мать известно декабриста, узнав, что граф Мордвинов продает крымское имение Саблы, спешно озаботилась его купить, уплатила деньги и отправила в Крым своего человека, наказав принять покупку и приготовить дом, чтобы она могла летом приехать на купание. Посланный всё в точности исполнил и отписал княгине: «Матушка княгиня, имение принял – богатое, дом настоящий, хороший, выезжай хоть сейчас, но только не знаю, матушка, как будешь купаться, до моря 47 верст».

  Княгиня так осерчала, что имения после этого знать не хотела. А в 1853 году из Сибири вернулась её внучка, Елизавета Сергеевна Давыдова, родившаяся в Сибири и там же вышедшая замуж за такого же уроженца сибирской ссылки и тоже потомка декабриста Петра Васильевича Давыдова. Вот им бабушка и отдала в подарок Саблы. Он них эта история дошла до нас. 

  С женщинами вход воспрещен

  Ближе к концу царствования Императора Александра II в полках были заведены офицерские полковые собрания, несомненно, улучшившие жизнь офицеров, которые в общем-то жили небогато, и много послужившие сплочению воинских коллективов. Сверху, конечно, спустили образцовый устав для собрания, но многие полки, пользуясь традиционным правом офицерского сообщества самим строить свою внутреннею жизнь в части не касающейся строя, ввели в свои уставы собственные ограничения. В некоторые полках постановлением общества офицеров запретили появление в полковом собрании дамам. Это несмотря на то, что в официальном проекте устава предусматривались семейные вечера и даже любительские спектакли. Но – хозяин барин. А в своем полковом собрании хозяином были сами офицеры полка, а не какое-то там стороннее начальство. В Лейб-гвардии кирасирском Ея Величества полку, например, женщины в собрание вообще не допускались. В Семеновском для дам общий зал собрания открывался один раз в год: в третий день Рождества в Школе солдатских детей устраивалась ёлка, куда приглашались все офицеры с женами. После в Общем собрании для них (дам) был ужин с танцами. Оттого, что это был единственный случай попасть в зимнее Собрание, молодые дамы эти ужины очень любили и задолго к ним готовились.

  Среди установивших полный запрет на появление женщин был и 1-й гренадерский Екатеринославский полк, квартировавший в Москве.

  Гуляя однажды с женой по Кремлю Александр III был застигнут сильным дождем.

  Укрылись под крышей ближайшего подъезда. Это оказался вход в офицерское собрание екатеринославцев. Швейцар открыл дверь, предложил войти, но государь сказал, что они не пойдут. Швейцар поспешил наверх, сообщил господам офицерам, что у их подъезда в роли бедного родственника стоит государь всея Руси с супругой. Офицеры поспешили вниз, стали упрашивать осчастливить, как тогда говорили, полк посещением их собрания. Императрица было сдалась, но государь остановил:

  - Нет, Мари, тебе не полагается войти в их собрание, и мы постоим тут. Не упрашивайте, господа, ваше постановление не должно быть нарушено.

  Так и простояли, пока не утих дождь.

Генеральский эффект

  Всякий служивший в армии знает, что такое «генеральский эффект». В присутствии высокого начальства что-то обязательно пойдет наперекосяк, даже техника обязательно сломается.

  Стреляла как-то на обычных занятих 6-я рота Семеновского полка. Одна из лучших по стрельбе во всей гвардии; у ротного командира 6 императорских призов. Стреляла плохо. Пришедший на занятия командир 1-й гвардейской пехотной дивизии генерал Лечицкий сделал замечание:

  — Опять промах! Что с ними сегодня случилось... Капитан Свешников, почему они сегодня так плохо стреляют?

  Командир роты капитан Свешников, выпускник элитного Пажеского корпуса, богатый человек, лично известен царю, но манеры у него не версальские. Разозлённый плохой стрельбой, он напускается не на стрелков, а на самого начальника дивизии:

  — Ваше Прев-во, когда начальник дивизии стоит над каждым стрелком, стрелок думает о том, как у него лежат ноги, а не о том, куда летит пуля. Ваше присутствие их волнует.

  — Они меня не первый день видят...

  — Так точно, но если мое присутствие на них действует, то тем более Ваше.

  Лечицкий сам старый солдат, более 30-ти лет в отдаленных углах Империи, 1 гвардейскую дивизию получил за отличие в Японской войне и что такое генеральский эффект, он знает не хуже Свешникова. Усмехаясь, встаёт.

  — Вы совершенно правы, я уйду... хотите папиросу?

О манерах

  Реакция генерала на выходку капитана родилась не на пустом месте. Ещё Александр Дюма, посетивший Россию в 1858-1859 годах, отметил, что русских дворян воспитывают так, что чем меньшего по социальному положению перед ними человек, тем они с ним вежливее, а со старшими наоборот. Автору 3-х мушкетёров данное качество очень понравилось, он даже сетовал, что у них во Франции наоборот - любой выскочка, чуть поднявшись, считает своим долгом быть хамом по отношению к низшим.

  Семёновским полком с 1890 по 1899 годы, необычайно долго, командовал генерал Владимир Васильевич Пенский. Коренной Преображенец с безукоризненными манерами, почему и получил от офицеров прозвище «маркиз». Вежлив умопомрачительно.

  Раз приехал к холостому подпоручику «отдавать визит», что он проделывал неукоснительно. Посидев немного в кабинете у хозяина и поговорив на общие темы  — о службе во время «визита» говорить было неприлично  — Пенский поднялся уходить. Хозяин пошел проводить его в переднюю и, так как денщик куда-то вышел, хотел подать ему пальто. Пенский уклонился и произнес знаменательные слова:

  — Помните, молодой человек, генерал может подать пальто прапорщику, но прапорщик генералу не должен. 

 Источники:

1. И. Касатонов «Флот выходит в океан»

2. Всеподданейший доклад по Морскому министерству за 1911 год.

3. А. Б.Широкорад «Большой блеф Тухачевского»

4. Гейман В. А. «1845 год. Воспоминания»

5. Э. В. Экк «От Русско-турецкой до Мировой войны. Воспоминания о службе 1868-1918»

6. Макаров, Юрий Владимирович «Моя служба в Старой Гвардии. 1905–1917. Мирное время и война»

назад