• Главная
• Разделы журнала
• Исторические факты
• УРА, МЫ НЕ ЕВРОПА – 42. Исторические мозаики

УРА, МЫ НЕ ЕВРОПА – 42. Исторические мозаики

Вадим Приголовкин 17.11.2018

Вадим Приголовкин 17.11.2018

УРА, МЫ НЕ ЕВРОПА – 42

Исторические мозаики

Бедные забайкальцы

Году в 1893-94 Военное министерство озаботилось увеличением численности личного состава Уссурийского казачьего войска. Военный министр Ванновский запросил 86000 рублей для срочного переселения 150 семей Забайкальского казачьего войска в Приморье, на берега Уссури, где в то время шло активное строительство Уссурийской железной дороги.

Идея, конечно, верная: совсем недавно присоединённые к Империи малонаселённые и неустроенные земли остро нуждались в переселенцах, а пока дикие необжитые места не могли элементарно прокормить планируемые к размещению в Приморье войска. Возникал своеобразный порочный круг: для того, чтобы защищать предполагаемые к заселению вновь присоединённые земли от аппетитов стремительно набиравших в то время силы Японии (и стоявшей за ней Британии и США), в крае следовало размещать войска. Но без этих поселенцев, которые, по сути, эти войска кормят и содержат, войска размещать на необустроенных землях было невозможно. Потому-то и военные, и чиновники в те годы сошлись во мнении, что каждая тысяча новых поселенцев в Крае равносильна батальону пехоты.

Нашлись, однако, лица, выступившие против планируемого переселения забайкальцев. Они говорили, что данный проект носит характер всего лишь передвижения за счёт казны населения из одной части Сибири в другую, в то время как интересам государства Российского отвечает, прежде всего, переселенческое движение Европейского населения, страдающего от перенаселения.

Сторонники переселения, и в первую очередь военные в лице Ванновского, настаивали. Говорили, что переселение из Забайкалья обойдётся гораздо дешевле для казны, чем соответствующие перевозки из Европы. Но главным аргументом выставлялось бедственное положение некоторых Забайкальских казачьих станиц по реке Аргуни: недостаточное земельное обеспечение оных вынуждало казаков арендовать покосы на китайской территории, где несчастных забайкальцев притесняло китайское население.

Забайкальские казаки

Военные всё же настояли, правительство разрешило увеличить сметы на 1895 год на соответствующие суммы.

Сюрпризы начались сразу. О том, что реальные перевозки переселенцев обошлись казне гораздо дороже, чем закладывалось в первоначальные сметы, мы и говорить не будем, - подобное превышение расходов для России всегда было нормой и является нормой и сейчас.

Чиновников удивило другое. Выяснилось, что военное ведомство не смогло набрать даже и 150 семей, желающих оставить бедные будто бы станицы Забайкалья.

Умные чиновники насторожились и решили прояснить ситуацию. Проведённая в 1897 году инспекция с удивлением обнаружила, что на самом деле казачье население войска арендует громаднейшие пространства пустопорожних земель, простирающихся в глубь Китая на … 200 верст (!). Арендовали, притом за самую дешёвую цену. На этих землях казаки круглый год держали свой скот и, в общем, признали высокие проверяющие чиновники, не только не терпели никакого притеснения от местных, но и сами властно распоряжались в пределах соседнего государства.

Но это ещё ерунда. В Иране русские мужички в приграничье вообще целых пять селений образовали. Русское правительство даже намеревалось после Первой мировой выкупать эти территории у Шаха. Посёлки располагались в приграничье, в котором жили кочевые туркмены-разбойники, и власть шаха на этих землях была чисто номинальной. Русские мужики, похоже, туркменских разбойников особо не боялись.

Мэр Читы на большой дороге

Мы уже писали на эту тему, но уж больно история хороша, не грех повториться.

Купец 1-й гильдии Алексеев был Читинским городским головой годах в 1884-1887. Почтеннейший купец, Почётный гражданин, попечитель всяких благотворительных обществ, уважаемый во всех отношениях человек. Ещё он промышлял грабежами на большой дороге - жил широко, любил собирать вокруг себя шумные компании, вот и поправлял бюджет на почтовом тракте. Грабил вместе с двумя сообщниками, - работали ребята жёстко, свидетелей не оставляли, обязательно добивая всех выживших.

Грабежи на большой дороге были для Сибири, в общем-то, делом обыденным, и кресты вдоль тракта с нехитрыми дощечками с эпитафиями тем, кто кончил здесь свой земной путь от пули, ножа, топора или дубины обитателей тайги, были обыденной частью дорожного пейзажа. Местные ямщики, проезжая, любили рассказывать пассажирам, кто под крестом похоронен и когда, при каких обстоятельствах окончил свой жизненный путь. Да что рассказывать: ещё в самом конце века XIX-го на некоторых пустынных, считавшихся опасными перегонах ямщики соглашались ехать по ночам только несколькими тройками и просили пассажиров иметь наготове заряженное оружие. Но всё же серия грабежей почтовых карет, примерно в одной местности, сопровождавшаяся хищением крупных сумм, взволновала высокое начальство. Особенно последнее ограбление, случившееся в ночь накануне рождественского сочельника, 5 января 1887 года в 23 верстах от Читы, когда была ограблена почта, шедшая из Яблоновой в Читу. Причём ямщик и почтальон оказались убитыми, а сопровождавший почту канонир забайкальской батареи тяжело раненным. Высокое начальство взволновалось и потребовало незамедлительно разыскать виновных.

Чита, общий вид, конца XIX - начачала XX вв.

На розыск бросили славящегося своим умением раскручивать самые запутанные преступления сыщика – читинского исправника Перфильева.

Перфильев не подвёл, дело было раскрыто. Можно представить, каково было изумление начальства, да и всего населения, когда выяснилось, что организатором и непосредственным исполнителем этого и других дерзких преступлений был почтеннейший купец и сам городской лорд-мэр Алексеев, совершавший налёты и грабежи в сообществе содержателя участка почтовой гоньбы по фамилии Пент и некого унтер-офицера Маньковского.

Улики были бесспорны: безжалостно убирая свидетелей, сообщники беспечно, на русский авось, бросали на заднем дворе Алексеевского дома порванные конверты и обложки от денежных упаковок. Ещё Перфильев выяснил, что следы лошадей, на которых преступники пребывали на месте преступления, оказались идентичны подковам и особому ходу рысака, на котором Алексеев выезжал в вечер происшествия из дому. Но главной уликой оказались показания выжившего канонира, сопровождавшего почту. При ограблении он был тяжело ранен, но, упав с саней, нашёл в себе силы и выдержку, чтобы незаметно для преступников вытянуть голову из папахи, когда те, с Алексеевым во главе, стали «для безопасности» простреливать головы всем лежащим жертвам. Канонира спасло то, что его папаха оказалась крепко зажата поднятым воротником шубы и что он свалился лицом вниз; в эту пустую папаху сообщник Алексеева всадил две пули, после чего преступники стали грабить почту и, полагая, что живых уже нет, не стеснялись в разговорах.

Обстоятельства ограбления просятся, конечно, в какой-нибудь приключенческий фильм. Собираясь на дело, Алексеев устроил у себя вечер, на который по обыкновению пригласил всю городскую знать. В разгар торжества, сославшись на хлопоты по устройству ужина, заботливый хозяин ненадолго отлучился и успел на любимом рысаке вылететь навстречу почты, обделать всё дело, потом вернулся и был радушным и хлебосольным хозяином, накормив гостей роскошным ужином. А на Крещение все приюты Читы получили от своего попечителя и городского головы конфеты для детей в ознаменование очередной «удачной коммерческой сделки» щедрого благотворителя.

Военный суд чадолюбие Читинского мэра не оценил и поступил с ним примерно так, как сегодня поступают с виноватыми партийными бонзами китайцы. Алексеев и Пент были приговорены к смертной казни и благополучно были повешены прямо перед … городской управой и главным читинским почтамтом соответственно (ну кто сказал, что царским опричникам был чужд юмор; чёрный, конечно, но всё же…). Унтер Маньковский отделался сравнительно легко – всего 20 лет каторги.

Грабежи и разбои на дороге после этого, конечно, не прекратились, и вскоре читинские обыватели стали уверенно говорить, что почтовый содержатель не был повешен как следует, спасся и продолжил разбойничать. Подобные измышления для наших людей – дело обычное, но в данном случае молва получила столь распространённый характер, что начальству пришлось назначить особую комиссию, и в присутствии специально выбранных депутатов от населения эта комиссия разрыла могилу Пента и констатировала, что его тело, всеми опознанное, находится там, где ему и положено быть после виселицы, и, следовательно, грабежи производятся кем-то другим.

Вот и не говорите после этого, что при царе власти не реагировали на общественное мнение. Реагировали. Даже могилы разрывали.

Первый русский президент

Нет, это не Ельцин. И даже не Горбачёв. И правил он, разумеется, не Россией.

В Сибирских летописях яркой страницей осталась история так называемой Желтугинской республики. Это квазигосударство образовалось весной 1883 года на берегах китайской речки Желтуги, впадающей в Амур напротив станицы Игнашинской (ныне село Игнатьево Амурской области), в 33 верстах от Благовещенска.

Угораздило кому-то открыть на берегах дотоле безвестной китайской речушки богатейшие желтоносные россыпи. Как следствие, толпы золотоискателей, любителей лёгкой наживы и просто авантюристов слетелись со всей Маньчжурии, с Приморья, с Забайкалья, и даже из коренной Сибири и Европейской России. Это была настоящая золотая лихорадка: чиновники крали казённые деньги и бежали на Желтугу, частные люди продавали дома и всё наличное имущество и спешили туда же, достоверно известно про несколько случаев продажи жен, только бы получить возможность добраться до заветных приисков. Никого не смутило, что дело происходило на китайском берегу. Немногочисленные правительственные китайские караулы были просто изгнаны. На берегах Желтуги образовалась оригинальнейшая в своём роде республика золотоискателей, с интернациональным населением, в основном русско-китайским. В республике был собственный выборный президент, свод законов, собственная полиция и даже собственная армия, роль которой выполняли наёмники хунхузы. Законы были, конечно, далеки от норм современного человеколюбивого права и больше напоминали суд Линча в Северной Америке, но иначе просто и не могло быть среди столь разношерстной публики, с нравами бесконечно далекими от нравов выпускниц института благородных девиц.

Добыча золота была бешеная, как гласит предание, небывалая в истории Амурского золота. Годы спустя ветераны золотодобычи с придыханием рассказывали, что на долю старателя, работавшего с простым ручным лотком, зачастую выпадало по несколько фунтов чистого золота в день. Насколько реально эти рассказы отображали действительность, нам сегодня судить трудно, но по современным оценкам суммарный объем добытого за три года золота составил около 500 пудов. Но это, конечно, сугубо оценочные суждения. Количество золота, уходившего контрабандой на сторону, никакому учёту не поддаётся, а старики в конце века ещё помнили, что такое хлеб-соль с изюмом. Существовал на приисках одно время обычай, чтобы при подношении приезжавшему большому начальству хлеба-соли, в хлебе было бы побольше «изюма», то есть крупных самородков золота. При приезде особо сердитого и жадного начальства «изюма» клали иной раз столько, что поднесённый хлеб-соль было трудно удержать в руках. Достоверно же известно, что золота было так много, что, как это часто бывало на подобных приисках во всём мире, оно теряло свою ценность, зато неизмеримо возрастали цены на простейшие необходимые вещи и продукты, везти которые в эти дикие места было дорого и трудно. Дошло до того, что за один пельмень платили по золотнику, несколько золотников стоил фунт хлеба, и, конечно, безумно дорого в этих диких краях ценилось спиртное – бутылка разбавленного спирта шла за десятки золотников.

Желтугинская республика. Кутёж старателей

Желтугинская республика просуществовала до начала 1886 года. Когда китайские власти озаботились существованием на её территории непонятной самоуправляемой территории, населённой весьма мутной и беспокойной публикой, то вначале обратились к русским властям на сопредельном берегу. Чиновники русского МИДа ответили в том духе, что раз дело происходит на китайском берегу, то касается оно только китайцев, им и наводить порядок.

Кончилось тем, что китайские власти двинули на зачистку территории регулярные войска. Далее источники расходятся. Согласно одним, преследование разбегавшихся желтугинцев закончилось страшным кровопролитием: очевидцы спустя многие годы рассказывали, что весь лёд Амура в районе Игнашиной был покрыт трупами приискателей, изрубленных китайскими всадниками. Обитатели русской стороны Амура ещё в начале нового века говорили, что желтугинцы никакого сопротивления не оказывали и с большим осуждением отзывались о бездействии русской администрации и правительства, допустивших это ужасное кровопролитие. Говорили, что, дескать, русская администрация была даже рада избавиться руками китайцев от забот и хлопот, доставляемых беспокойным приисковым элементом. По другим свидетельствам, если желтугинские наёмники-хунхузы разбежались сразу, то русские старатели были настроены решительно. Разбившись на девять сотен и в большинстве имея на руках хорошее современное оружие, они были намерены дать бой китайским войскам. Во всяком случае, современные источники сходятся в том, что истреблению подверглись, в основном, старатели-китайцы, которым бежать было некуда и которым по законам китайской империи за нарушение государственной монополии на недра полагалась смертная казнь. А вот русским старателям, после непродолжительной перестрелки, удалось более-менее благополучно переправиться на русский берег Амура, что скорее похоже на правду; иначе просто непонятно, зачем русским старателям погибать на китайской стороне, если русский берег был открыт и доступен для переправы.

В Благовещенске ещё в начале XX века жило немало бывших желтугинцев, которые, как говорили, по-тихому очень гордились, что некогда были «республиканцами», но распространяться о подробностях этой своей эпопеи не любили. Среди них выделялся некий Кузьмич, про него рассказывали, что он вернулся на русский берег богатым человеком, не перевернув при этом ни одной лопаты земли. Своё состояние он сделал, продавая золотоискателям пельмени и квас.

Конечно, бесконечно жаль, что, зачитываясь в детстве рассказами Джека Лондона о золотой лихорадке на Аляске, мы и понятия не имели, что на нашем берегу Тихого океана происходили деяния гораздо более интересные и увлекательные, по-своему прекрасные даже в своей трагичности и несуразности. Поистине, в нашей истории было всё. Не зная своей настоящей истории, мы разучились её ценить, а вместе с этим перестали любить свою страну. Расплатой стал 1991 год. Такова цена незнания собственной истории, ни много ни мало.

Каторжный юмор

На перегоне, где-то в районе Хингана, в самом глухом и медвежьем углу, допившийся до белой горячки смотритель маленькой почтовой станции не давал лошадей двум проезжим дамам. Это вам не маленький человек, затюканный всеми приезжавшими пушкинский станционный смотритель, тут Дикий Восток. Смотритель требовал, чтобы дамы вымыли полы на станции и в помещении ямщиков. Дамы к такому обращению приучены не были и гордо крепились два дня, потом сидение впроголодь в плохо топленной, наполненной ямщицкими запахами конуре, носившей гордое название почтовой станции, сломило их сопротивление: они выполнили нелепое требование, вымыли полы и получили вожделенных лошадей. Так и не протрезвевший почтовосодержатель остался так доволен выполненной работой, что при отъезде барынь выслал им по четвертаку «на чай».

Современники уверяют, что эта история не анекдот. Большинство почтовосодержателей и их писарей были бывшие ссыльнопоселенцы, а остальные ничем им не уступали. Как писал современник, «… прожжённые и всё испытавшие, ничему не удивлявшиеся, ничего не боявшиеся, ко всему притерпевшиеся и ничем уже не трогавшиеся; они блюли только личные свои интересы, а в этом отношении у них был прирождённый и ненавистный враг – ехавший на прогоны пассажир, экономивший всякую копейку, требовательный, придирчивый, раздражённый тягостями пути, задержками, холодом, голодом и трудностью получения почтовых лошадей».

Но это скорее трагикомедия. Гораздо больше было настоящих трагедий.

Барон Алексей Павлович фон Будберг - русский военный деятель, генерал-лейтенант

Объезжая в сопровождении горной полиции Зейский район, офицер для поручений при командующем войсками Амурской области барон Будберг наткнулся однажды на толпу приисковых рабочих, которые стояли у небольшого, строения сделанного из берёзовых белых брёвен. Рабочие о чем-то горячо галдели, а, увидев начальство и горную полицию, расступились. Путешественники узрели, что на перилах была привязана вполне ещё свежая, отрубленная по бедро человеческая нога, а рядом большой кусок березовой коры с нацарапанной на ней надписью: «Гаспажа палиция узнаете чия ета нага».

Даже чиновники и военные, будучи в сопровождении полиции, и те ездили по глухим местам с опаской, не выпуская из рук оружия; тайга всегда таила достаточное количество беглокаторжных и разбойников. И боялись эти люди только силы и ничего более.

Заброшенность и удалённость от начальства и цивилизации этих совсем недавно присоединённых к империи территорий делали своё дело.

На Зейской пристани в местной тюрьме сидел в ожидании своей участи фельдшер местной больницы, известный тем, что он собственноручно душил всех надоевших ему пациентов и спускал трупы в быструю Зею. Считалось, что таким образом он избавился от одиннадцати больных, а попался, когда волок к реке тело очередной жертвы. Любопытствующих проезжавших даже водили глазеть на него, как на диковинку.

Муж ушёл на заработки

Любители истории казачества знают, что где-то с последней трети XIX века в нашей печати установилась тенденция акцентировать внимание на ухудшение материального положения казаков. Об этом писали как казачьи местные историки, так и официальные и полуофициальные военные публицисты и теоретики. Общим трендом стало акцентировать внимание на возросшей стоимости снаряжения казака на службу, на уменьшении наделов на душу населения в казачьих войсках, на том, что общие доходы казачества падают, а дороговизна растёт. Вслед за общественниками эту тенденцию подхватили и официальные лица, вплоть до того, что в преддверии Первой мировой во властных кругах некоторые стали поговаривать не только о необходимости реформирования казачьей службы и уклада казачьей жизни, но и о полном упразднении казачества. После революции советским историкам данная тенденция оказалась весьма кстати: ухудшение положения казачества перед революцией как бы оправдывало революцию вообще, так и то, что казаки не поддержали монархию в феврале.

В общем, у нас, как всегда, во всём виноваты власти, а народ (в нашем случае казаки) безгрешен, страдает и, следовательно, всегда имеет право на бунт.

Действительность Российская как всегда оказывается куда как далека от подобных упрощённых схем. Если чудит наша власть, то и люди наши рождены той же страной и той же действительностью.

Тяжела была жизнь на вновь присоединённых к империи землях Дальнего Востока, особенно в первые десятилетия освоения таежных пустошей. Но время шло, территория обживалась. Несмотря на это, путешественники уже к концу века отмечали, что во всей обстановке казачьей жизни поражала запущенность быта: некая недомовитость жилья, вид неухоженных лошадей и несчастного скота, зимовавшего прямо на открытом воздухе. Причём происходило это не от бедности, так как в запущенных избах можно было встретить дорогие часы, фонографы, бархатные ротонды, городские дорогие ботинки и другие подобные предметы роскоши. Объяснялось это просто: посаженные при освоении края в намеченные по карте на линии границы места, дальневосточные казаки были одновременно обеспечены хорошими заработками от почтовой гоньбы и от поставки на пароходы дров и продуктов. Огромным плюсом были явные и тайные доходы от соседства с Китаем и близости приисковых районов, на которых казаки несли сторожевую службу, а осенью занимались охотой на возвращавшихся с приисков китайцев и корейцев.

В самом деле, зачем нашему человеку утруждаться, обустраивая свои щедро полученные в надел от государства гектары земли: много и проще сдать их аренду китайцам с того берега. А осенью можно устроить засаду на возвращающихся с приисков инородцев, которые, если повезет, за лето намыли золотишко и тащат сейчас его на себе среди нехитрых пожитков золотоискателя. Именно осенью, ибо весной охотиться на идущих в русскую тайгу золотоискателей из-за кордона неинтересно. Несколько десятков золотников желтого металла, снятые с такого контрабандиста, были гораздо интереснее казаку, чем перспектива ковыряться в земле или бродить с ружьем в тайге в поисках дикой козы или кабана, с перспективой заработать какую-нибудь рублёвку.

Такая охота тут считалась обыденностью, и осенью в станицах на вопрос «где хозяин» можно было услышать «ушёл на охоту на горбачей», так назывались возвращавшиеся с приисков инородцы вследствие носимого ими на спине тюка с пожитками.

Американцы из своей эпопеи освоения Дикого Запада усилиями Голливуда создали целый культ. Мы же совсем не знаем, что у нас был свой Дикий Восток, с потрясающей историей. Наблюдая в очередном вестерне классическую сцену, как два ковбоя, стоя друг против друга, готовятся потянуть из кобуры револьверы, поневоле думаешь - слабаки, наши люди, встречаясь на тропе, просто палили друг в друга кто вперёд и никаких мелодраматичных сцен не устраивали.

назад