Свидетельство о регистрации номер - ПИ ФС 77-57808

от 18 апреля 2014 года

Ура, мы не Европа - 5

Вадим Приголовкин 22.09.2015

Ура, мы не Европа - 5

Вадим Приголовкин 22.09.2015

Ура, мы не Европа - 5

Исторические мозаики

 

Как провожали на войну

 

  Весной 1904 года на Урале формировалась 71-я пехотная дивизия – готовилась к отправке в Маньчжурию, на Японскую войну. Формировалась из запасных, на которых после войны пресса, да и начальники всех степеней, обрушили много попреков. Но к 71-й это не относится: сформированная из, казалось бы, отвыкших от строя возрастных, вплоть до 38-летних мужиков, дивизия в ходе войны показала себя очень неплохо. Но это было потом, а пока с запасными на пункты сбора (Пенза, Самара, Златоуст) пришли их семьи – жены, дети, сестры – все в своих лучших нарядах. И весь месяц, пока шло формирование, на все стрельбы и занятия за полками шла вся эта родня, размещалась поблизости и следила за ходом учений.

Генерал-майор Эдуард Владимирович Экк
Генерал-майор Эдуард Владимирович Экк.

  Генерал-майор Эдуард Владимирович Экк, командующий дивизией, позже писал: «Эта мобилизация представила яркую бытовую картину, которая навсегда осталась в памяти. Запасные пришли в бодром, хорошем настроении, с сознанием того, что им предстоит, не было ни жалоб, ни сетований на судьбу»

  Но… – пили! В Пензе Экк даже был вынужден к одному полку обратиться на построении с речью, пеняя мужикам, теперь – солдатам:

  – Вы пришли в должном настроении… и первые две недели вели себя безупречно. Но затем Вы начали пить, и это не только преступно, но вы пропиваете все свои деньги. Я вам сказал, что буду вас беречь и выдавать всё положенное, и даже свыше, но есть вещи, которые на казенные деньги я не смогу вам выдать, и вот тогда каждая казенная копейка вам в рубль встанет.

  Люди, казалось, были смущены, а генералу из строя ответил один старый солдат:

  – Нельзя, Ваше превосходительство, неделями прощаться, всю душу вывернуло, надо было нас увести в другое место, много бы было легче для нас.

  «И я их понимал, – пишет Экк, – и только сказал в ответ:

  – Вы отчасти правы, но нам ещё предстоит пробыть тут, возьмите себя в руки и не заставляйте меня прибегать к мерам строгости.

  А вечером денщик доложил, что пришла одна баба, желает видеть генерала. Когда Экк её принял, поклонилась и сказала:

  – Меня к тебе прислали бабы поблагодарить тебя за то, что ты им сказал, особенно про копеечку уж очень ты хорошо сказал, спасибо тебе.

  Экк удивился:

  – Вот про копеечку-то благодарите, а сами небось мужей не удерживаете, мало того, сами часто их угощаете.

  – Нельзя иначе, родимый, уважение того требует, ведь мужья на смерть идут, может последний раз угощаем, а тебе все же большое спасибо.

  А вот в Самаре, где формировался 283-й Бугульминский полк, бабы на Экка обиделись. Полк представился в лучшем виде (и воевал потом так же), но на пивном заводе, который под расположение одного батальона бесплатно отвел его владелец, у ворот генерала встретила толпа женщин, раздались голоса:

  – Кормилец, родной, мы к тебе с жалобой на командира полка, заступись за нас.

  – Так что же вам командир сделал?

  – Помилуй, где это видано, не пускать жен в казарму с мужьями спать.

  Экк невольно засмеялся:

  – Командир не только не хотел вас обидеть, но я знаю, что он устроил вам отдельный дом, в котором вы можете видеться с мужьями и проводить с ними свободное время. Да полагаю, вам самим зазорно ложиться с мужьями в общей казарме среди чужих людей.

  – Так-то так, а всё же Бог велел женам спать с мужьями, уж разреши, родимый.

  – Нет, не сетуйте на меня, а спать в общей казарме и я разрешить вам не могу.

  Но не убедил, женщины отошли обиженные.

  Вообще же весь край провожал уходящих на войну, как своих. Пенза, например, за этот месяц 4 раза устраивала солдатам и офицерам обильное угощение (хлеб-соль), обыватели сдавали помещения офицерам и войскам, не задирая цен, а то и бесплатно – вышеупомянутый владелец фабрики был не одинок. Правда, не только родня, но и масса посторонних людей старалась передать солдатам как можно больше водки и буквально спаивала их. «Только тот может в полной мере оценить всё благодетельное влияние запрета продажи водки в период мобилизации 1914-го, – пишет Экк, – кто проделал посадку войск и отправление эшелонов во время войны с Японией».

 

К царю на «ты»

 

  Формируя дивизию, Экк на второй день после назначения взял список домов, в которых были расквартированы люди, и отправился осматривать кухни. У ближайшего дома встретил солдата, разговаривающего с местными жителями. Обратился к нему:

  – Есть ли в доме солдатская кухня?

  – Есть, Ваше благородие.

  – Ну, покажи.

  Показал.

  – А остальные на улице показать сможешь?

  – Могу, пожалуй за мной, – отвечал солдат генералу. И провел по всем помещениям, везде очень толково отвечал на вопросы, но продолжал титуловать Ваше благородие и обращался на «ты».

  Когда всё обошли, Экк поблагодарил солдата за толковые объяснения и спросил, по какому он сам мастерству?

  – Печник, Ваше благородие.

  – Вот ты такой смышлёный, а почему же мне говоришь Ваше благородие, разве не разобрал, что я генерал? Да и фельдфебель же, ты слышал, ответил мне «Ваше превосходительство».

  Солдат только, как бы виновато, улыбнулся и проговорил:

  – Виноват, Ваше благородие.

  На этом мы и расстались, – вспоминал Экк.

  И многие из старых запасных, правильно титуловавших, первое время говорили генералу «ты».

  А бывало и так: «Как часто бывало, вечером идёшь по улице и встречаешь бородача солдата, который становится тебе во фронт, приложив правую руку к околышу фуражки, а на левой сидит дитюшка. Никогда раньше не видел я так наглядно, как нежно мужики любят своих детей, как они ласковы с ними по-своему».

 В общем, особо генерал не обижался. Тем более, что в конце июня, по окончании формирования дивизии, провожать её на войну приехал император. В Пензе, Самаре, Златоусте состоялись царские смотры. «Всюду, проезжая по рядам, государь беседовал с людьми. Огромное большинство из них увидели государя впервые и не сводили с него глаз, и смело отвечали на все вопросы».

  И все обращались к царю на «ты»!

  Николай II нисколько этим не тяготился.

  Только в Черноярском полку один унтер-офицер разговаривал с государем на «Вы». Но он срочную служил в Сводном Его Императорского Величества полку и общаться с царём ему было не впервой.

  Если кто не знает, Сводный полк формировался из всех полков русской армии. В каждом лично командиром полка из числа солдат, отслуживших год, отбирались четверо и отправлялись в Петербург. Оттого и – Сводный.

 

 

Как на войну ехали

 

  Наконец-то тронулись. Эшелонам предстояло за 35 суток пересечь всю Россию, до далекой Маньчжурии. Но провожания, как оказалось, далеко не закончились.

  Началось со штабного писаря Зайцева, отпустить которого к семье лично начальника дивизии просили его родные, «совершенно приличного вида». Дело было уже на вокзале, при посадке в эшелон. Генерал взял с семьи слово, что спаивать его писаря не будут, и разрешил. Естественно, когда поезд под крики «ура!» и махание шапок тронулся, Зайцев обнаружился сидящим на краю теплушки, со свешенными наружу ногами, махающим руками и горланящим песню. Изумленный Экк не успел показать на него стоящему рядом начальнику штаба дивизии, как доблестный писарь выпал из вагона, прямо на голову, и растянулся на пути. Подали сигнал, остановили поезд. За это время протрезвевший Зайцев сам подбежал и оказался невредим. По приказу генерала к нему приставили наблюдавшего и сместили из старшего писарского разряда в младшие.

  К приходу Черноярского полка на станцию Обь Транссиба из города Челябинска и его окрестностей понаехали родные отъезжавших, которые привезли с собой на подводах целые бочки с водкой и всякие съедобные припасы. В итоге два эшелона черноярцев были к приезду Экка упоены «в хлам». Расстроенный генерал попрекнул командиров батальонов и велел срочно отправлять эшелоны. Надо отдать должное, люди беспрекословно выполнили команду, но утром, выйдя на перрон, Экк обнаружил на перроне до 50 черноярцев, из них 20 унтер-офицеров. Все говорили, что отлучались в город и, опоздав, отстали от поезда.

  Экк объявил, что по прибытии в полк все они будут примерно наказаны, а унтер-офицеры, как недостойные доверия, будут разжалованы в рядовые.

  Пройдя по перрону, за углом начальник дивизии обнаружил «сидящими на вагонетке фельдфебеля и молодую бабу редкой красоты, которая держала его за руки. При виде меня оба встали и потупились.

  – Как ты, фельдфебель, и отстал от эшелона? А ты, голубушка, как же так подвела мужа, ведь я его простить не могу и должен его сместить.

  Баба стояла, потупившись, только отпустив мужу руку, и не проронила ни слова. У меня не хватило духу его разжаловать, и я только сместил его в младшие унтер-офицеры.

  Распоряжением коменданта станции все отставшие были отправлены с первым проходившим поездом вдогонку своим эшелонам, а я, передав телеграммой командиру полка все происшедшее, приказал наложить на всех строжайшее взыскание. Этот случай произвел на всех неприятное впечатление. Начинать поход с такой расправы было тяжело, но колебаться не приходилось».

  Так вспоминал этот случай Экк.

  Вообще, на наш взгляд советского офицера, наивен был царский генерал и либерален, ох либерален! Не было на него Сталина.

  А конец этой истории таков.

Парадъ в лагере
Парад в лагере.

  Уже за Байкалом, на станции Нижнеудинская к Экку подошел начальник станции, подал телеграмму. У Государя родился наследник цесаревич. Эдуард Владимирович приказал построить эшелон, прочитал радостную весть и приказал при помощи буфетчика устроить всем угощение. Сам прошел на телеграф и передал вперед по пути командиру Черноярского полка: «Ввиду дарованной провидением великой радости и счастья всем на Руси рождением наследника цесаревича, всех виновных простить, восстановить всех в прежнем звании». Запомнившийся ему фельдфебель отличился уже в первых боях, получил три Георгиевских креста, IV, III и II степени, а за Мукденские бои был произведен в зауряд-прапорщики, то есть в офицеры. Жене его Экк даже написал письмо, поздравил и рассказал, как муж доблестно загладил свою вину (наверно и впрямь редкой красоты была деваха). Простили и Зайцева.

 

 

Ефрейтор Даша Киселёва

 

  Случаи, когда женщины надевали военную форму и отправлялись на войну, были нередки даже в те времена, когда отсталое нетолерантное человечество считало, что у войны не женское лицо. Кого-то из них вела любовь к Родине, кого просто любовь, кого манила тяга к приключениям. Но следующий случай, признаться, тронул именно своим мотивом.

  Во время Первой мировой как-то принесли в госпиталь тяжело раненого. Раздевавшие раненого медсестры обнаружили, что перед ними женщина. На расспросы она рассказала бесхитростно.

  – Мой муж запасной, хворый, хилый, у нас маленький ребёнок, когда его призвали, я сказала ему, куда тебе бедному воевать, останься с маленькой дома и береги её, а за тебя я пойду. Остригла волосы, одела его платье и пошла на призывной пункт. Когда позвали ефрейтора Василия Киселёва, я крикнула «я» и так и пошла. Если умру, напишите им, да уж и похороните меня как бабу.

  Похоронили её на братском воинском кладбище, что на дороге между селом Рыдомель и местечком Вишневец. Это Кременецкий уезд Волынской губернии, сейчас Украина. На кресте ближайшей к дороге могилы так и написали – ефрейтор Дарья Киселёва.

 

О подставах

 

Великая княжна Романова Анастасия Николаевна
Великая княжна Романова Анастасия Николаевна.

  Великая княжна Анастасия Николаевна,  младшая дочь Николая II отличалась бойким характером. Как-то в Ливадии один офицер, проходя коридором, столкнулся с великой княжной, было ей тогда лет 11-12. Девочка участливо спросила:

  – Вы что, отдохнуть хотите?

  Офицер, видимо, растерялся, ибо сообщил ребёнку:

  – Нет, я ищу где бы покурить.

  А ребёнок оказался отзывчивым:

  – Так войдите в эту комнату, там никого нет, только одна мама сидит, – и рывком распахнула дверь.

  Анастасия Николаевна Романова 17-ти лет будет убита в Ипатьевском подвале вместе со всей семьей. Раненая, добита штыками и прикладами.

 

 

О наказаниях и покаяниях

 

  Году в 1896 году Экк командовал Могилевским пехотным полком. Как-то, пропуская полк на ходу, заметил в строю солдата, шедшего в настолько дырявых сапогах, что видны были босые ноги. Подозвал ротного, спросил, как допустили, что солдат вышел в строй в дырявых сапогах, да еще и без портянок.

  Ротный смущённо ответил:

  – Это совершенно особый случай, господин полковник. Это разжалованный по суду Образцов.

  Дело заключалось в следующем: дежурный офицер застал в карауле двух солдат и начальника караула старшего унтер-офицера Образцова за игрой в карты. На вопрос офицера, откуда карты и как он мог допустить игру, Образцов ответил, что он не знает, кто и как принес карты, и что сам он не играл, только смотрел; рядовые же во всем чистосердечно повинились.

  По закону состоялся полковой суд, на котором выяснилось, что Образцов солгал офицеру, так как сам принес карты и предложил сыграть. Экк, утверждая приговор, смягчил наказание обоим рядовым на две степени, а Образцову, за то, что он «солгал начальнику», оставил наказание в силе. Такое определение его вины так подействовало на Образцова, что он наложил на себя епитимью: ограничил себя в приеме пищи, несмотря на мороз, ходил босиком, в строй же надевал старые дырявые сапоги без портянок.

  Тронутый раскаянием солдата, Экк, придя в роту на Пасху, простил Образцову штраф и перевел в разряд беспорочно-служащих, а в день полкового праздника восстановил его в звании унтер-офицера. 

 

Как восстановили Бородинское поле

 

Игуменья Мария (Тучкова), настоятельница Спасо-Бородинского монастыря
Игуменья Мария (Тучкова), настоятельница Спасо-Бородинского монастыря.

  В 1911 году, в рамках торжеств, посвященных 100-летию отражения нашествия Наполеона, в России была создана Комиссия по восстановлению полей важнейших сражений войны 1812 года. Замысел заключался в том, чтобы места важнейших сражений привести в тот вид, в котором они были сто лет назад во время боёв. Основное внимание, естественно, было уделено Бородинскому полю.

  Работы потребовали отчуждения некоторых земельных участков. Крестьяне по первому же заявлению комиссии объявили, что представляют все необходимые для работ участки безвозмездно в полное распоряжение. Местный помещик назначил за свои земли по 150 рублей за десятину. А вот игуменья Бородинского монастыря за участок немногим более полудесятины, на котором в 1812 году были сооружены Семеновские флеши, потребовала 48000 рублей, отговариваясь тем, что у неё на этом месте построен скотный двор и разбит огород клубники, и все это теперь придется переносить. Сумма была несуразная, игуменью долго уговаривали, но она оставалась непреклонной. Ситуация была тем более неловкой, что монастырь этот был в своё время построен вдовой генерала Тучкова на том самом месте, где погиб её муж. В итоге, московский губернатор Василий Федорович Джунковский уже решил было прибегнуть к принудительному отчуждению участка по цене за 12 рублей за квадратную сажень (была в законах того времени у властей такая возможность).

  Но наступил 1912 год, и то ли всеобщие торжества, проходившие в тот год по всей России сказались, то ли еще что, но настоятельница вдруг написала в Комиссию письмо, в котором она заявляла, что монастырь отдаст необходимый участок безвозмездно и просит начать работы когда угодно.

  Бородинское поле было восстановлено в том самом виде, в котором оно было в 1812 году. Восстановили Семеновские флеши, Центральный редут, батарею Раевского. Провели шоссе, проложенное для осмотра позиции.

  В том, что мы сегодня имеем Бородинское поле с его прекрасными памятниками, заслуга и той, столетней давности комиссии, солдат-саперов, которые по старинным подлинным чертежам восстанавливали старинные укрепления, и крестьян, которые безвозмездно отдавали свои собственные земли для работ.





 


назад