- Главная
- Разделы журнала
- Персоны
- Его называли «Шайтан-Боклю»
Его называли «Шайтан-Боклю»
Виктор Добров 20.12.2025
Виктор Добров 20.12.2025
Его называли «Шайтан-Боклю»
Этим прозвищем кавказские горцы наделили генерала Бакланова, о котором шла слава непобедимого и неуязвимого бойца. Автора того самого баклановского удара, воспетого Михаилом Шолоховым в романе «Тихий Дон». Тот, который долго не мог освоить главный герой произведения донской казак Григорий Мелехов и которым его наставник легко перерубал берёзу[1].
Будущий герой Кавказской войны, генерал Яков Петрович Бакланов, происходил из дворян Войска Донского. Его отец Пётр Дмитриевич был простым казаком, но смог дослужиться до полковника, получив вместе с офицерским чином потомственное дворянство[2]. Но военная служба отнимала много времени, и свою семью он практически не видел. Будучи практически неграмотным, Пётр Бакланов не слишком переживал в отношении образования сына. Якова и других станичных недорослей сперва учила грамоте старуха-соседка, которую в станице считали колдуньей, позже – приходские пономарь и дьячок, а затем и войсковые писари в полку отца.
Сам Яков рассказывал позже: «С 1823-го по 1825 год жил в доме, пахал землю, косил сено и пас домашних животных, а о грамоте моей не было речи. Отец, сам малограмотный, не счёл нужным проверить мои знания, а был убеждён, что сын, пройдя такие знаменитые заведения, под руководством вышесказанных знахарей, был дока читать и писать. На деле же выходило иначе: я не мог подписать своей фамилии, а книги читал с величайшим трудом, что вышло оттого, что мои наставники – писари мало занимались мною, а у меня не было охоты к ученью, и я по целым дням и ночам вертелся в казармах среди казаков, с жадностью слушал рассказы об отвагах предков наших по Азовскому и Чёрному морю, об Азовском сидении и под эту гамонию нередко засыпал сладким сном… Будучи произведенным в урядники, следовало мне писать рапортички и подписывать их, но я не мог ни того, ни другого».
Но при всём при этом Яков проявил немалые способности в освоении воинских наук. А его умение стрелять казалось чем-то невероятным. На спор он попадал в туза на предельных дистанциях, причём сажал пулю в пулю из любого оружия, стреляя одинаково метко из пистолета, штуцера (нарезного карабина) или охотничьей двустволки. Говорили, что такую же меткость демонстрировал его дед в стычках с черкесами…
С детства он прекрасно знал, что ему предстоит военная служба, и в мае 1824 года пятнадцатилетний Яков поступил урядником в 1-й Донской казачий полк, в котором командовал сотней его отец.
Он принял участие в русско-турецкой войне 1828-1829 годов, сумел отличиться, проявив чудеса храбрости, и в двадцать лет получил первый офицерский чин хорунжего, а также был награждён орденами Святой Анны 4-й и 3-й степени.
Правда, за эти «чудеса храбрости», граничившие порой с безрассудством, Яков несколько раз получил отцовское наставление нагайкой. Отец не стеснялся выбить лишнюю дурь из вразумить молодого офицера.
А потом был Кавказ.
В 1834 году сотник Бакланов с донским казачьим полком Жирова попал на Кавказскую войну, в войска левого фланга Кубанской линии, бывшие под начальством генерал-майора барона Григория Христофоровича Засса.
Через 2 года Яков Петрович вновь сумел отличиться. 4 июля 1836 года, преследуя на протяжении 10 вёрст вчетверо превосходящий отряд горцев, за час выдержал множество контратак неприятеля и израсходовал все патроны, в заключение, выбрав удобный момент, близ Вознесенского укрепления ударил в пики, опрокинул неприятеля и преследовал более 15 вёрст, истребив его почти полностью. За это сражение 9 ноября 1837 года он был награждён орденом Святого Владимира 4-й степени с бантом.
В октябре 1837 года есаул Бакланов был переведён в 41-й Донской казачий полк. Весной 1839 года назначен на службу в Донской учебный полк, а в 1841-м переведён в 36-й Донской казачий полк, с которым в Польше содержал кордоны на границе с Пруссией. На Кавказ он вернулся в октябре 1844 года в чине войскового старшины.
Весной 1845 года он получил назначение в 20-й Донской казачий полк, расположенный на левом фланге кавказской линии в Куринском укреплении, которое составляло передовой оплот русских Кумыкских владений.
Следует отметить, что донские казаки на Кавказе имели неважную боевую репутацию, поскольку были плохо подготовлены к ведению боевых действий в условиях горной местности. Тактика местных горцев заключалась в засадах, стремительных наскоках с не менее стремительным отступлением, изматыванием сил противника мелкими уколами – так называемая «тактика тысячи порезов».
Этому отлично умели противостоять терские казаки, жившие в этой местности чуть ли не с XVI века, а также линейцы – донские казаки, переселённые на Кубань в 90-х годах XVIII века. Со временем их перевели на Кавказскую укреплённую линию (отсюда и название – линейцы) и выделили особую удобную форму, более подходящую под местные условия жизни.
Участник Кавказской войны, генерал-лейтенант Фёдор Торнау писал: «Казаки и черкесы в длиннополых черкесках с патронами на груди, обутые в суконные ноговицы и красные сафьяновые чевяки, в лохматых бараньих шапках, с винтовкой в бурочном чехле, при шашке и широком кинжале, скакали на неказистых, но крепких, неутомимых лошадях кабардинской породы. Маленькое черкесское седло и лёгкая тонкоременная уздечка были приспособлены к дальнему походу, к жизни на коне. Не порывист их налёт, но стойко встречают они противника, метко бьют из винтовки и рубят шашкой на убой. Лошади приезжены к покойному ходу, к быстрым поворотам, но не к прыжкам и дыбкам, только мешающим упорной, хладнокровной драке… Казаки и черкесы, не имевшие обычая бросаться на неприятеля очертя голову, дрались упорно и, обратив его в бегство, гнались за ним далеко и рубили без пощады».
Наблюдатели на той войне подтверждали, что линейные казаки многое переняли от горцев: джигитовку, удальство и блестящую храбрость с театральным оттенком.
А вот донцы, которыми усиливали иррегулярную кавалерию, сильно уступали им во всём. Длинные пики, такие эффективные против наполеоновских кирасиров, здесь оказывались абсолютно бесполезными, поскольку в горах не так уж много свободных пространств и там чаще применялась шашка или кинжал.
К этому добавлялись непривычный климат, местные болезни, наконец, донские степные кони также были плохо приспособлены к действиям в горах.
Вот такую ситуацию был намерен изменить Яков Петрович.
Он пресёк практику, по которой казаки отдавались в денщики офицерам. «Казак воин, а не денщик! Казак должен держать в руках повод коня, шашку, пику, а не сапожную щетку и самоварную трубу».
Он самовольно изменил штатное расписание, и сумел создать особую пластунскую команду из лучших стрелков и наездников, а также учебную сотню для обучения новобранцев специфическим приёмам боевых действий в горах. Впервые были введены тактические занятия.
«В иррегулярной кавалерии командир полка во многом сам себе начальник, – писал историк Андрей Венков. – Бакланов пошёл на нарушение штатного расписания, сформировал особую, учебную 7-ю сотню, держал её при себе, постоянно муштровал и сделал лучшей в полку. Из неё брал он инструкторов для других сотен, а в бою 7-я либо возглавляла атаку, либо ждала в резерве для завершающего удара.
В каждой сотне один взвод, оснащённый шанцевым инструментом, натаскивался по сапёрному делу. Сам купил инструменты».
Ко всему прочему, Бакланов вооружил казаков метательными дротиками, оснастил полк ракетными станками конструкции генерала Александра Засядко, которые оказались очень эффективными против горцев, для обучения казаков рубке пригласил опытных инструкторов фехтования. Быть может именно в те годы и родился тот самый баклановский удар.
А ещё он твёрдой рукой пресёк в полку казнокрадство.
Обладая удивительной физической силой, железным здоровьем и неутомимой энергией, Яков Петрович постоянно находился в движении. Он лично водил разъезды, вёл наблюдение и разведку, изучал языки горцев и сумел привлечь на службу лазутчиков из местных жителей.
По сути, талантливый офицер создавал подразделение, которое можно смело назвать армейским спецназом. Подобное бывало и раньше. Это и временные «летучие отряды» (корволанты), состоявшие из кавалерии, пехоты, посаженной на лошадей и артиллерии, применявшиеся в ходе Северной войны для быстрых и эффективных действий против гарнизонов и отдельных частей противника. Это летучие партизанские отряды Давыдова, Фигнера, Сеславина и др., эффективно действовавшие в тылах французов в период Отечественной войны 1812 года. Наконец, это казачьи пластуны, способные вести боевые действия в самых различных условиях: от плавней Кубани и до покрытых лесом гор. Тактику действий пластунов современники называли лаконично и точно: «волчий рот и лисий хвост».
Бакланов, создав специальное подразделение, способное вести боевые действия против горцев, на этом не остановился, и вскоре 20-й Донской полк стал считаться лучшим на Кавказе. Даже на фоне терских и кубанских казачьих частей.
Когда летом 1850 года Бакланов был назначен командиром 17-го Донского казачьего полка, многие офицеры и казаки из 20-го полка перешли в новый полк вслед за своим командиром. И 17-й полк также очень быстро превратился в один из самых боеспособных казачьих полков.
«С 1845-го по 1853 год я с полком моим отбил у горцев до 12 тысяч рогатого скота и до 40 тысяч овец, – вспоминал Яков Петрович. – Ни одна партия, спускавшаяся с гор на Кумыкскую плоскость, не возвращалась безнаказанно, а всегда была уничтожаема и редкому из их среды удавалось возвращаться подобру-поздорову. Имея вернейших лазутчиков и платя им хорошие деньги, я всегда был вовремя предупреждаем о движении горцев; нападал с моим полком и уничтожал так, что горцы к исходу 1853 года прекратили свои налёты в наши пределы. Горцы называли меня даджалом, в переводе на русский язык дьявол, или отступник от Бога».
Говоря военным языком, казаки Бакланова совершали рейды в тыл противника, лишая его материальной и продовольственной базы и заставляя горцев самих обороняться от набегов лихих казачьих сотен. Впоследствии, уже в ХХ веке, подобная тактика была взята на вооружение подразделениями специального назначения.
Ну и вишенка на торте – стяг баклановского отряда – чёрное знамя с черепом и костями и надписью «Чаю воскресения мёртвых и жизни будущего века. Аминь».
Мемуарист XIX века Александр Струсевич нарисовал такой портрет: «Огромного роста, широкоплечий, с большой головой, длинными усами и бакенбардами, густыми, нависшими на глаза бровями, суровым выражением обезображенного оспой лица, в своём боевом костюме – огромной папахе на голове, в косматой бурке с тяжелой шашкой в руке – он производил сильное впечатление даже и не на врага. Когда этот атлет скакал впереди своих казаков в атаку – на детей гор нападал невольный страх, делалось как-то жутко, и они избегали иметь с ним дело, веря, что этот русский богатырь ведёт знакомство с нечистой силой, с самим сатаной».
Сослуживцы говорили так: «Рожа – не приведи Бог, с длиннейшими усами и бородой, вся рябая, тёмно-фиолетового колера».
Очень примечательную характеристику Бакланову дал майор 79-го Куринского пехотного полка Владимир Полторацкий: «В частной жизни Яков Петрович был отличный товарищ, неглупый собутыльник и страстный любитель перекинуться в азартную. От природы очень сметливый и тонкий, он не прочь был прикинуться простаком и иногда удивить своею необтесанностью, плебейской грубостью».
По легенде сам имам Шамиль говорил горцам: «Горцы! Если бы вы боялись Аллаха также как Бакланова, то давно были бы святыми. Но не будьте же трусами. Упорствуйте в борьбе и схватках с врагами более, чем вы делали это доселе».
В 1852 году полковник Бакланов сумел проявить себя как военачальник. Он получил приказ князя Барятинского, командовавшего левым флангом Кавказской линии, выдвинуться от Куринского укрепления к реке Мичик с отрядом из 3-х пехотных батальонов, 4 артиллерийских орудий и своего казачьего полка. Одновременно князь Барятинский вышел с войском из крепости Грозный и направился к Автурам в сторону Куринского укрепления. 17 февраля люди Бакланова обнаружили, что за рекой Мичик находится имам Шамиль с 25-тысячным войском.
Яков Бакланов, собрав 5 пехотных рот, 6 сотен казаков и 2 артиллерийских орудия, под покровом ночи смог пройти сквозь линию войск Шамиля окольными тропами и соединился с войсками князя Барятинского, приняв командование арьергардом. За это полковнику Бакланову был присвоен чин генерал-майора.
Спустя еще два года, в апреле 1854 года, Якова Бакланова назначили начальником кавалерии всего Кавказского корпуса русской императорской армии. За тридцать лет службы Бакланов своей кровью, постоянно рискуя жизнью, сделал прекрасную карьеру, пройдя путь от урядника до генерала.
Когда началась Крымская война, Бакланов был направлен на Кавказский фронт, где получил контузию при штурме крепости Карс. Ему дали орден Святой Анны 1-й степени, а в 1860 году Яков Бакланов получил чин генерал-лейтенанта.
Потом было возвращение на Дон, служба в Польше, где он был назначен командующим донскими казачьими полками в Виленском округе, собранными там для усмирения взбунтовавшихся поляков. И здесь неожиданно открылась ещё одна черта сурового воина.
Вопреки предписаниям, Яков Петрович не конфисковал без разбора имения повстанцев, но по возможности учреждал опеки над малолетними детьми сосланных и сохранял за ними имущество. Вызванный по этому поводу к генерал-губернатору М. Н. Муравьёву, Бакланов сказал: «Вы можете меня и под суд отдать, и без прошения уволить, но я скажу одно: отделом я управлял от вашего имени, которое всегда чтил и уважал; целью моей было так поступать, чтобы на имя это не легло никакого пятна, и совесть мне говорит, что я добился успеха… Я моему Государю, России и вам, моему прямому начальнику, был и буду верен, но в помыслах моих было ослабить слухи о русской свирепости».
В 1867 году Яков Петрович вышел в отставку и поселился в Санкт-Петербурге. После тяжёлой и продолжительной болезни умер в бедности (в 1864 году пожар в Новочеркасске лишил его большей части имущества) 18 октября 1873 года, похороны состоялись на Воскресенском кладбище петербургского девичьего монастыря за счёт Донского казачьего войска.
[1] Этот удар часто упоминается в различных источниках как пример невероятного мастерства, которым славились русские казаки. В преданиях и легендах говорилось, что опытный казак ударом шашки мог легко развалить пополам врага хоть вдоль, хоть поперёк, хоть по диагонали. И хотя современные исследования эту легенду опровергают, но бесспорным остаётся тот факт, что казаки были превосходными воинами.
[2] Утверждают, что первым казаком, получившим дворянство из рук Ивана Грозного, был Ермак Тимофеевич. Но официально, до конца XVIII века казачьи чины Войска Донского не входили в табель о рангах и, дворянства, как такового, на Дону не существовало.
22 сентября 1798 года был издан Высочайший указ Павла I на имя Военной коллегии:
«Взирая всегда с удовольствием на ревность и службу войска Донскаго в знак признательности и благоволения Нашего к оному для уравнения чиновников в войске оном служащих повелеваем признавать их чинами по следующей табели, сохраняя им по службе прежние их название в войске Донском: войсковых старшин майорами, есаулов ротмистрами, сотников поручиками, хорунжих корнетами».
Согласно официальным данным, к 1789 году насчитывалось около 200 штаб-офицеров и 700 обер-офицеров, хорунжие, сотники, есаулы, квартирмистры в Войске Донском. Однако до 30-х годов XIX века большинство казаков, имеющих права потомственного дворянства, дворянство не оформляли, так как привилегии были не такими уж большими, а донское казачество было в достаточной степени обособлено.