- Главная
- Разделы журнала
- Исторические факты
- Шах Аббас Великий и поп Никифор
Шах Аббас Великий и поп Никифор
Максим Моисеев (Музей Москвы, МПГУ) 20.12.2022
Максим Моисеев (Музей Москвы, МПГУ) 20.12.2022
Шах Аббас Великий и поп Никифор
Случай из русско-иранских отношений конца XVI века
Дипломатия в эпоху позднего Средневековья и раннего Нового времени отличалась высокой степенью риска. Послы и члены посольства, посольские караваны (которые обобщённо назывались посольством) нередко становились объектами нападений. В 1493 г., 1496 г., 1500 г., 1501 г. на русские посольства нападали так называемые азовские казаки и крымские татары, которые ограбили посольские караваны, захватили часть посольской свиты в плен, а в последнем случае убили и одного из послов. Нападения и грабежи послов случались и позднее и участвовали в них не только степняки, но принимали и русские люди. В 1551-52 гг. на Нижней Волге грабежами занимался отряд путивльца Пичуги Хромого и… князя Василя Мещерского. В течение всего XVI века в степи действовал криминальный интернационал, который охотно грабил и дипломатов, и купцов, а центральные правительства перед их лицом оказались беспомощны (подробнее об этом явлении можно прочитать в моей статье, опубликованной в журнале «Новое Прошлое/New Past» № 4 от 2019 года). Однако не только нападения, но погодные, климатические условия несли угрозу для движения посольства. Русский посол в Османскую империю Благово так вспоминал своё плаванье ноябрьским Азовским и Чёрным морями в Каффу:
«… и носило морем от Азова до Кафы четыре недели да три дни и карабля мало не розбило…».
Каспийская навигация была не менее опасна. Нам известны и морские нападения на посольские суда. Г. Б. Васильчиков, бывший послом в Сефевидском иранском государстве в 1588-89 гг., так сообщал об обстоятельствах возвращения из Ирана в Россию Каспийским морем:
«... шли есмя, государь, морем от Гилян до Асторахани восмь недель, а на море, государь, нас ждали турские люди меж Баки и Гилянские земли и туркменсково пристанища на острову, на Рудоносе, и отъезжая по морю на дву каторгах, да на дву стругех. Да приходили, государь, на нас на море туркменские люди и у бус наших сандал у нас отбили. А в другой ряд, государь, приходили на нас те же туркменские люди в осми сандалех, щиты поделав на судех, и к бусе приступали и с нами, государь, билися, и мы, государь, з бусы побили их в сандалех людей многих и отошли от них здорово».
Осенняя навигация на Каспии была весьма опасной. Посол в Бухарское ханство Иван Хохлов (1620-22 гг.) вспоминал, как их буса попала в шторм и её выбросило к мысу Тюб-Караган (в этих местах ныне находится город Форт-Шевченко). Корабль разбился, значительная часть припасов погибла, а что осталось - в значительной степени было испорчено морской водой (про обстоятельства этой миссии можно прочитать в моей статье, опубликованной в журнале «Вестник РУДН». Серия «История России», Т. 20, № 3 за 2021 год).
Однако миссия князя В. В. Тюфякина в Иран в 1597 г. выделяется даже на этом весьма неблагополучном фоне. 5-7 августа 1597 г. посольская буса вышла из Астрахани в Каспийское море. Посол В. В. Тюфякин в это время сильно болел ногой и лежал «в постеле». Плаванье он так и не пережил и умер в море. Прибыв в Гилян без посла, посольство возглавил секретарь посольства - дьяк Семён Емельянов. Однако уже в городе Лянгуре дьяк Семён Емельянов 19 сентября 1597 г. «разнемогся огненою немощью». Несмотря на болезнь, посольство продолжило своей путь, и в Лаажане 21-25 сентября 1597 г. всё посольство разболелось. Казалось бы, болезнь должна была остановить движение посольства, но оно продолжило свой путь. 26 сентября 1597 г. посольство покинуло Лаажан. Семёна Емельянова понесли на носилках «конечно больного». Подьячего Ивана Дубровского, переводчика Исен-Али, толмача Стефана Маслова, стрельцов и боярских людей повели – «которой не может на лошади сидети, и тех привязывали к лошади, чтобы он не свалился; а иной сваляся с лошади, тут и умрёт; а иново на стан мертвово привезут привязана к лошади; а иново мужик за бедры, сидя, в бремяни держит, чтоб с лошади не свалился и не убился. А се жарко непомерно, от солнца испекло, а укрытись негде, лесу отнюдь нет». В этот же день умер Семён Емельянов и его человек Ивашка Кузьмин. Похоронили их в деревне за 10 верст от Лаажана. Шах Аббас приказал построить над могилой Емельянова «великую гробницу каменную». Невероятная жара губила не только людей, но и охотничьих птиц, посланных в дар шаху Аббасу.
После смерти Емельянова члены русского посольства попробовали отказаться от продолжения путешествия, мотивируя это тем, что нет смысла в продолжении миссии без послов. Однако шахские сопровождающие прекратили эти споры, заметив, что «нам делати по своего государя шахову приказу, а не по вашему – вести нам вас со всем к шаху». В результате, путешествие в Казвин превратилось для русского посольства в дорогу смерти. 27 сентября 1597 г. по дороге в Дилеман умерли три стрельца, Емеля Плотник, Якимка и Тимоха, человек Ивана Дубровского. Уже в самом Дилемане (27 сентября – 1 октября 1597 г.) умерло 7 человек: подьячий Иван Дубровский, стрелец Василий Ус, два человека Семёна Емельянова (Иван Мамонов и Михаил), два человека кречатника Ивана Петрова (Илейка и Докучайка), человек кречатника Василия Чернцова (Беляйка). Умирая, Дубровский призвал к себе переводчика Исен-Али Дербышева, кречатников Петра Маркова с товарищи и чёрного попа Никифора, отдал им царские грамоты и напутствовал их следующими словами: «… в государеве казне в поминках волен Бог да шах и стояти вам против шаха не устояти, волен он и над вами, не токмо над казною, а за государевы грамоты и за наказы помрите, а не могите шаху отдати, хороните и берегите накрепко так, как вам бог по сердцу положит. А будет мера вас не возмёт и отстоятись будет не мочно, и вы вымите из мешка две грамоты к шаху да грамоту к Фергат хану, прилики для, малые выбрав, а не большие, чтоб шах дела не сведал, для чего послы приходили». После этого напутствия 1 октября Иван Дубровский умер. 2 октября 1597 г. посольство наконец-то достигло Казвина, потеряв по дороге ещё трёх человек: толмача Стефана Маслова, стрельца Якова Колыванца, Гришу, человека кречатника Петра Маркова. В итоге, в конечной точке путешествия от профессионального состава посольства остался только тяжело больной переводчик Исен-Али. Все остальные составляли, как бы мы сейчас сказали, обслуживающий персонал, которые не имели никаких дипломатических полномочий!
Однако шахские чиновники всё равно решили провести церемонию встречи русского посольства в Казвине. Для этого 6 октября 1597 г. русским привели лошадей из шахских конюшен. Больного переводчика Исен-Али посадили на обычную лошадь, за ним сел всадник и держал его, а два других сопровождающих шли по сторонам, держали переводчика и коня. Несчастный переводчик Исен-Али уже не мог держать голову, и она была опущена, глаза ничего не видели, и был в беспамятности. Эта поездка оказалась для него последней. Измождённые люди вступили на улицы Казвина, где их встретило буйство музыки и шум нарядно одетой толпы. Стремясь поразить царское посольство, шахские чиновники направили к ним «… три человеки на головах три теремки, кругло зделано да изцвечены все каменьем, да зеркалы большими булатными, да лоскутками бархатными и камчатыми, и дорогинными всякими цветы, и золотом, и красками выписаны, и видитца, кабы травные цветы; а на верху теремков по петуху зделано по великому, а мужик, вскакивая, пляшет, а теремок-от над ним кругом вертитца».
Затем остатки посольства разместили на специально отведенном для них дворе, где они жили, ожидая возвращения шаха Аббаса из похода на Курдистан. 25 октября 1597 г. приехали шахские ратные люди и привезли голову курдистанского царя на копье и ещё 100 голов, и поставили их на майдане для всеобщего обозрения. Сам же шах вернулся 3 ноября 1597 г. Уже на следующий день шах Аббас с сыном Сефи-мирзой, как это было принято в их государстве, прилюдно рассматривали царские подарки и остались ими довольны. А ночью 5 ноября 1597 г. пришёл Алыхан-бек, который сообщил, что шах хочет принять у себя кречатников и посольского попа Никифора. Кречатники согласились, а вот поп попробовал отказаться. Никифор напомнил, что он не посол и государевых дел к шаху у него нет. Алыхан ответил ему, что это и так известно, но все послы умерли, а кречатники больные лежат и не могут идти, так что честь представить русского царя лежит именно на нем, посольском священнике. После этих слов повели к шаху кречатника Василия Чернцова и попа Никифора. Кречатов же понесли стрельцы, которые из-за болезни едва стояли на ногах.
Шах Аббас встретил попа Никифора и Василия Чернцова во всём своём блеске. Переливаясь золотом, он подошёл к ним и возложил на них свои руки, а затем попросил кречатов. Тем временем ему подали специальную перчатку, и Аббас приступил к придирчивому осмотру охотничьих птиц. Снимал с них клобучки и, вновь надевая, поил птиц сахарною водой из своего рта, рассматривал их глаза и смотрел под крылья, подбрасывал птиц, давал птицам «побитися». Когда шах заканчивал рассматривать кречатов и ястребов, вошёл посол бухарского хана Абдуллы, и Аббас стал показывать птиц ему. В целом, он остался доволен и приказал напоить шарапом (вином) стрельцов, а попа Никифора и Чернцова пригласил на пир. Пиршественное место было сооружено на возвышенности и устлано коврами. Взобравшись «на кручу» (именно так охарактеризовал это место Никифор), они увидели там грузинского царевича и посла грузинского царя. Находившийся там Максут-бек усадил кречатника и попа выше грузинского царевича и посла, а вот бухарского посла посадили ниже грузин. Шах, усевшись на своё место, принялся есть фрукты, а перед ним были установлены сосуды, среди которых была фляга с русским вином. Насытившись, шах встал со своего места и пошёл к послам, а за ним понесли флягу с вином. Шах не давал никому перед собой встать, посол Никифор с явным неодобрением писал, что шах «тешится», ходит и стоит. Вот в такой манере Аббас и выступил перед собравшимися. «По грехам моим умерли послы русского царя, а те, что остались больны и при смерти, но вы не кручиньтесь: выпейте вина, а вина не хотите, - сказал он попу Никифору и кречатнику Василию, – пейте русское вино. Да будьте веселы!» После этой жизнеутверждающей речи Аббас потребовал принести ему лук и дал послам его натянуть, но ни русские, ни грузинские, ни бухарский послы его не натянули и отдали шаху. Шах его натянул, аж за ухо, а затем «да с луком трожды ложился возначь, а легши и ноги совьеть, да и вставал, ни за что не держася». После чего сел подле бухарского посла и заявил ему, что Бог даст, пойдёт на Бухару с этим самым луком, и Бог даст, вся его земля достанется шаху (ну а не даст, то вся шахова земля достанется бухарскому хану). «А из головы Абдуллы-хана, - продолжил шах Аббас, - сделаю себе чашу, окую золотом и буду пить из неё шарап. А Абдулла совсем не мужчина а жонка рабская, торговый мужик «тезик». Долго-долго Аббас говорил всякое бухарскому послу «ровно три часы нощи», а тем временем «… у шаховы лавки двои часы маленькие бьют», и в тот час шах со своими придворными начал молиться, призывая помощь Аллаха на бухарского хана. Посол бухарского хана сидел всё это время около шаха «почернев, ни жив, ни мёртв, ни одново слова не отвечал». Завершив же молитву, Аббас стал весел и начал «вино и шарап питии» и послов угощать. Попойка продолжалась долго. Никифора и Чернцова отпустил пешком с кречатами в девятом часу ночи.
8 ноября 1597 г. шахские представители потребовали отдать им царские грамоты, но кречатники, помнившие наказ умиравшего Дубровского, отказались давать грамоты, так как их послали к шаху с птицами и грамот у них нет. «А грамот мы не ведаем, где посол дел, не ведаем: отходя сего света, изодрал, не ведаем – жжег». Эта речь возмутила иранских чиновников. Кого вы хотите обмануть?! Изодрал царские грамоты! «У кого две головы на плечах? Зачем вы нас обманываете? У вас какие-то свои корыстные планы на эти грамоты», – возмущённо кричал на кречатников Имам Гулы-бек. Но кречатники Пётр Марков с товарищами остались непоколебимы, вновь повторив, что у них нет грамот. Такое упрямство поразило Имам Гулы-бека, что он «… кричал, вопил много и неподобными лаями лаял» и стал выгонять русских со двора. Но эта истерика не произвела нужного эффекта. Марков заявил, что еда и питьё у них и так есть, и готовы они уйти хоть сейчас. После того, как Гулы-бек уехал, к ним на двор приехали казвинцы, которые были «прикормлены» (этим старательно занимался, пока все болели, поп Никифор) и сообщили, что русских специально гонят со двора, чтобы по дороге напасть на них и найти у них грамоты, а также обыскать весь двор. После этого кречатники и стрельцы стали совещаться. Ситуация была критическая. Было понятно, что им всем не пережить обратного пути без шахского сопровождения и снабжения. Стрельцы выступили за то, чтобы отдать грамоты, так как царь с шахом в дружбе, и следовательно, в грамотах не должно быть повода к войне. После этого, как им и советовал умиравший Дубровский, взяли две грамоты поменьше к шаху и одну к Ферхат-хану и положили их к «поминкам» для Аббаса, а остальные спрятали.
9 ноября 1597 г. персы провели на посольском дворе обыск и нашли грамоты, которые Марков с товарищами положил к поминкам. Эта находка обрадовала иранцев, и конфликт был исчерпан. 14 апреля 1598 г. шах Аббас отпустил остатки русского посольства домой. 1 мая 1598 г. к ним на казвинский двор приехал представитель шаха и одарил подарками членов посольства. Поп Никифор получил заячью шубу «подрытою багровым бархатом» и азямский кафтан, чёрно-зелёного шёлка.
15 августа 1598 г. остатки посольства наконец-то ступили на русскую землю в Астрахани. Домой вернулись кречатники Пётр Марков, Иван Петров, Василий Чернцов, чёрный священник Никифор, пищик Ивашко Васильев, астраханские стрельцы приказа Ивана Чегодаева – пятидесятник Ивашка Устюженин с 23 стрельцами, человек подьячего Ивана Дубровского, человек переводчика Исен-Али. Остальные так и остались лежать в чужой земле.