- Главная
- Разделы журнала
- Литературная страница
- Забытые страницы русской поэзии. Николай Заболоцкий
Забытые страницы русской поэзии. Николай Заболоцкий
- 11.08.2025
- 11.08.2025
Забытые страницы русской поэзии
Николай Заболоцкий
Любая лирика в принципе философична: недаром излюбленное Сократом «Познай самого себя» было сказано первой пифией - Фемоной, дочерью Аполлона, изобретательницею гекзаметра. Любое лирическое произведение в сущности является актом самопознания, поскольку такое познание предполагает выражение этой самой самости. Однако некоторые поэты не довольствуются естественной философичностью поэзии, но стремятся целенаправленно осмыслить положение и назначение человека в мироздании. Таков Николай Заболоцкий (1903-1958).
Родившийся в 1903 году, Николай Заболоцкий принадлежит к поколению тех русских литераторов, чьё миросозерцание было сформировано идеями коммунистического преобразования мира. Жизнь в России до Февральской революции и Октябрьского переворота была ему известна лишь по детским семейным воспоминаниям; его знания об истории России, о мировой истории сформировались уже в советское время под воздействием того вида марксизма и соответствующей культурно-политической практики, которые господствовали в России в 20-е и начале 30-х годов. Одним из существенных признаков миросозерцания Н. Заболоцкого и людей его поколения был традиционный для русской «прогрессивной» интеллигенции атеизм, что - в сочетании с пролетарским коллективизмом - исключало формирование такого взгляда на мироустройство, в котором находилось бы место человеку, - человеку с его личными и неповторимыми жизнью и смертью, надеждой и любовью. Философия русского космизма, с которой Николай Заболоцкий познакомился, читая труды Циолковского, предлагала возможность сохранения материалистического взгляда на мир, с одной стороны, и человеческого бессмертия, - с другой: через воссоединение атомов и заселения космоса в будущем, в единстве природы и человека.
Отчётливо это миросозерцание выражено в произведениях Заболоцкого, написанных до конца 30-х годов: «Утренняя песня», «Прогулка», «Весна в лесу»... Однако в советской действительности сколько-нибудь долгое существование такого независимого от идеологии партии мировоззрения не могло оставаться безнаказанным: в 1938 году поэт был арестован и осуждён за «антисоветскую пропаганду». О том, насколько отвлечённым от реальности было его понимание происходящего в стране, свидетельствует его воспоминание о следствии: «В моей голове созревала странная уверенность в том, что мы находимся в руках фашистов, которые под носом у нашей власти нашли способ уничтожать советских людей, действуя в самом центре советской карательной системы... И действительно, чем иным могли мы объяснить все те ужасы, которые происходили с нами, - мы, советские люди, воспитанные в духе преданности делу социализма? Только теперь, восемнадцать лет спустя, жизнь, наконец, показала мне, в чем мы были правы и в чем заблуждались». (Заболоцкий Н. История моего заключения).
В стихах, написанных в 40-е и 50-е годы, после заключения и ссылки, уже не найдёшь прежней уверенности в непротиворечивой картине мира, где и человек, и животные, и растения могут жить в радостной гармонии; теперь мироощущение поэта исполнено трагизма: в мире господствует смерть, и нет такой силы, которая могла бы смерть преодолеть. Самое солнце становится источником гибели:
И в средине небесного свода
Лишь смертельного зноя пятно
Различит, замирая, природа.
(«Полдень», 1948)
В историю русской и советской поэзии Николай Заболоцкий вошёл не только как выдающийся лирик, но и как автор перевода на современный русский язык «Слова о полку Игореве» - памятника древнерусской литературы, и многих стихотворений зарубежных и советских авторов.
Михаил Озмитель
Над морем
Лишь запах чабреца, сухой и горьковатый,
Повеял на меня - и этот сонный Крым,
И этот кипарис, и этот дом, прижатый
К поверхности горы, слились навеки с ним.
Здесь море - дирижёр, а резонатор - дали,
Концерт высоких волн здесь ясен наперёд.
Здесь звук, задев скалу, скользит по вертикали,
И эхо средь камней танцует и поёт.
Акустика вверху настроила ловушек,
Приблизила к ушам далекий ропот струй.
И стал здесь грохот бурь подобен грому пушек,
И, как цветок, расцвёл девичий поцелуй.
Скопление синиц здесь свищет на рассвете,
Тяжёлый виноград прозрачен здесь и ал.
Здесь время не спешит, здесь собирают дети
Чабрец, траву степей, у неподвижных скал.
1956 год
Можжевеловый куст
Я увидел во сне можжевеловый куст,
Я услышал вдали металлический хруст,
Аметистовых ягод услышал я звон,
И во сне, в тишине, мне понравился он.
Я почуял сквозь сон лёгкий запах смолы.
Отогнув невысокие эти стволы,
Я заметил во мраке древесных ветвей
Чуть живое подобье улыбки твоей.
Можжевеловый куст, можжевеловый куст,
Остывающий лепет изменчивых уст,
Лёгкий лепет, едва отдающий смолой,
Проколовший меня смертоносной иглой!
В золотых небесах за окошком моим
Облака проплывают одно за другим,
Облетевший мой садик безжизнен и пуст...
Да простит тебя Бог, можжевеловый куст!
1957 год
Приближался апрель к середине
Приближался апрель к середине,
Бил ручей, упадая с откоса,
День и ночь грохотал на плотине
Деревянный лоток водосброса.
Здесь, под сенью дряхлеющих ветел,
Из которых любая - калека,
Я однажды, гуляя, заметил
Незнакомого мне человека.
Он стоял и держал пред собою
Непочатого хлеба ковригу
И свободной от груза рукою
Перелистывал старую книгу.
Лоб его бороздила забота,
И здоровьем не выдалось тело,
Но упорная мысли работа
Глубиной его сердца владела.
Пробежав за страницей страницу,
Он вздымал удивлённое око,
Наблюдая ручьев вереницу,
Устремлённую в пену потока.
В этот миг перед ним открывалось
То, что было незримо доселе,
И душа его в мир поднималась,
Как дитя из своей колыбели.
А грачи так безумно кричали,
И так яростно ветлы шумели,
Что, казалось, остаток печали
Отнимать у него не хотели.
1948 год
Прогулка
У животных нет названья.
Кто им зваться повелел?
Равномерное страданье -
Их невидимый удел.
Бык, беседуя с природой,
Удаляется в луга.
Над прекрасными глазами
Светят белые рога.
Речка девочкой невзрачной
Притаилась между трав,
То смеется, то рыдает,
Ноги в землю закопав.
Что же плачет? Что тоскует?
Отчего она больна?
Вся природа улыбнулась,
Как высокая тюрьма.
Каждый маленький цветочек
Машет маленькой рукой.
Бык седые слезы точит,
Ходит пышный, чуть живой.
А на воздухе пустынном
Птица лёгкая кружится,
Ради песенки старинной
Нежным горлышком трудится.
Перед ней сияют воды,
Лес качается, велик,
И смеется вся природа,
Умирая каждый миг.
1929 год
Утренняя песня
Могучий день пришёл. Деревья встали прямо,
Вздохнули листья. В деревянных жилах
Вода закапала. Квадратное окошко
Над светлою землею распахнулось,
И все, кто были в башенке, сошлись
Взглянуть на небо, полное сиянья.
И мы стояли тоже у окна.
Была жена в своём весеннем платье,
И мальчик па руках её сидел,
Весь розовый и голый, и смеялся,
И, полный безмятежной чистоты,
Смотрел на небо, где сияло солнце.
А там, внизу, деревья, звери, птицы,
Большие, сильные, мохнатые, живые,
Сошлись в кружок и на больших гитарах,
На дудочках, на скрипках, па волынках
Вдруг заиграли утреннюю песню,
Встречая нас. И всё кругом запело.
И все кругом запело так, что козлик
И тот пошёл скакать вокруг амбара.
И понял я в то золотое утро,
Что счастье человечества - бессмертно.
1932 год
Весна в лесу
Каждый день на косогоре я
Пропадаю, милый друг.
Вешних дней лаборатория
Расположена вокруг.
В каждом маленьком растеньице,
Словно в колбочке живой,
Влага солнечная пенится
И кипит сама собой.
Эти колбочки исследовав,
Словно химик или врач,
В длинных перьях фиолетовых
По дороге ходит грач.
Он штудирует внимательно
По тетрадке свой урок
И больших червей питательных
Собирает детям впрок.
А в глуши лесов таинственных,
Нелюдимый, как дикарь,
Песню прадедов воинственных
Начинает петь глухарь.
Словно идолище древнее,
Обезумев от греха,
Он рокочет за деревнею
И колышет потроха.
А на кочках под осинами,
Солнца празднуя восход,
С причитаньями старинными
Водят зайцы хоровод.
Лапки к лапкам прижимаючи,
Вроде маленьких ребят,
Про свои обиды заячьи
Монотонно говорят.
И над песнями, над плясками
В эту пору каждый миг,
Населяя землю сказками,
Пламенеет солнца лик.
И, наверно, наклоняется
В наши древние леса,
И невольно улыбается
На лесные чудеса.
1935 год
Поздняя весна
Осветив черепицу на крыше
И согрев древесину сосны,
Поднимается выше и выше
Запоздалое солнце весны.
В розовато-коричневом дыме
Не покрытых листами ветвей,
Весь пронизан лучами косыми,
Бьёт крылом и поёт соловей.
Как естественно здесь повторенье
Лаконически-медленных фраз,
Точно малое это творенье
Их поёт специально для нас!
О любимые сердцем обманы,
Заблужденья младенческих лет!
В день, когда зеленеют поляны,
Мне от вас избавления нет.
Я, как древний Коперник, разрушил
Пифагорово пенье светил
И в основе его обнаружил
Только лепет и музыку крыл.
1948 год
Полдень
Понемногу вступает в права
Ослепительно знойное лето.
Раскалённая солнцем трава
Испареньями влаги одета.
Пожелтевший от зноя лопух
Развернул розоватые латы
И стоит, задыхаясь от мух,
Под высокими окнами хаты.
Есть в расцвете природы моей
Кратковременный миг пресыщенья,
Час, когда перламутровый клей
Выделяют головки растенья.
Утомились орудья любви,
Страсть иссякла, но пламя былое
Дотлевает и бродит в крови,
Уж не тело, но ум беспокоя.
Но к полудню заснет и оно,
И в средине небесного свода
Лишь смертельного зноя пятно
Различит, замирая, природа.
1948 год
Старая сказка
В этом мире, где наша особа
Выполняет неясную роль,
Мы с тобою состаримся оба,
Как состарился в сказке король.
Догорает, светясь терпеливо,
Наша жизнь в заповедном краю,
И встречаем мы здесь молчаливо
Неизбежную участь свою.
Но когда серебристые пряди
Над твоим засверкают виском,
Разорву пополам я тетради
И с последним расстанусь стихом.
Пусть душа, словно озеро, плещет
У порога подземных ворот
И багровые листья трепещут,
Не касаясь поверхности вод.
1952 год