Свидетельство о регистрации номер - ПИ ФС 77-57808

от 18 апреля 2014 года

УРА, МЫ НЕ ЕВРОПА – 61 Исторические мозаики

Вадим Приголовкин 23.05.2020

УРА, МЫ НЕ ЕВРОПА – 61 Исторические мозаики

Вадим Приголовкин 23.05.2020

УРА, МЫ НЕ ЕВРОПА – 61

Исторические мозаики

 

Бесценная старуха Феня

 

1918 год. Страна уже не просто катилась в пропасть, она в неё падала, просто до дна было невообразимо далеко, и полёт этот всё длился и длился. И были люди, которые никак не могли поверить, что это конец, и продолжали заниматься своими обыденными делами, веря, что ещё немного, вот-вот и всё вернется к обыденной жизни, всё станет как раньше, а, значит, привычные занятия вновь обретут свою значимость. В замерзающем Петрограде редколлегия готовила очередной 175 том журнала «Русская старина». При помощи Б. Л. Модзалевского, которому не применил выразить благодарность сотрудник журнала, Г. В. Вернадский раскопал в залежах Императорской публичной библиотеки четыре томика маленького формата, дневник неприметного вологодского помещика Алексея Тихоновича Ярославова. С 1 июля 1790 года и до 13 июля 1792 неторопливым мелким старческим почерком житель Вологды заносил в дневник события своей скучной жизни. Жизни небогатой бурными событиями, потому значительная часть дневника превращается в гросбух, учёт денежных поступлений и расход на простенькое городское хозяйство, обязательно подбивая итог в конце каждого года.

Записи о повседневной жизни, прямо скажем, малоинтересные, скучные: кто и как у него обедал, какие рассказывались новости, что пишет из Саратова сын. Каждый день заканчивается обязательным примечанием: «В 12 часов, помолясь Богу, лег спать».

А вот сообщает о поездке в пригородное своё приданное село и использует такой оборот - «бесценная старуха Феня» (в старорежимном правописании через «з» - безценная, что, на наш взгляд, более точно передаёт смысл). Это он о жене! Этот скучный человек оказывается поэт!

28 июля 1791 года Ярославов записывает, что он венчан в селе Архангельском «в этот день в 1742 году», кстати, за два месяца до 16-летия! А далее отмечает: «Сей день 49 годов минуло, как девство Фе[досьи] Сте[пановны] законным браком разрешено, а до сего дни была она девицею честною и беспорочною».

Из дневника видно, что немолодая годами Федосья Степановна постоянно хлопочет по делам, бодра и энергична, ездит в Архангельское, ходит в церковь, отдаёт визиты. В противоположность супруге, автор дневника всегда дома – вероятно, делают вывод исследователи, по причине болезни, иной раз даже не обедает с Феней и гостями, а «ел манную кашу один». Даже во время единственного отмеченного в дневнике экстремального события – пожаре приворотной избы - он не выходит на улицу: «Я всю тревогу из горницы выйти не мог. А Феня ходила неоднократно на пожар, но от простуды Бог спас».

Жили с «безценной старухой» мирно. Только раз 29 сентября 1791 года покаялся дневнику: «Сего утра я и Феня друг против друга словами огорчились; сие произошло смущение от льва рыкающего, кого поглотили грех ради наших, без умысла. Спаси нас, Господи, от духа, вражду сеющего».

Журнал, а точнее ежемесячное историческое издание «Русская старина», выходил с 1870 года. Заметки о дневнике скучного вологодца Ярославова были напечатаны в 175 по счёту номере за октябрь-декабрь 1918 года. Этот номер оказался последним, хотя наивные люди подписку на 1919 год объявляли. Напрасно. В стране наступали новые, интересные времена. Журнал о русской старине новым властям был не нужен. По иронии судьбы журнал прекратил своё существование на 49 году своего издания (каждые 3 ежемесячных номера комплектовались в один том под единым номером. Отсюда кажущееся несоответствие между 49-ю годами ежемесячного издания и номером последнего выпуска, 175-ым). Мистика! Или просто совпадение.

Журнал «Русская старина» - ежемесячное историческое издание, основ- ной целью которого была разработка русской истории новейшего времени, начиная с Петра I.
Журнал «Русская старина» - ежемесячное историческое издание, основной целью которого была разработка русской истории новейшего времени, начиная с Петра I.

Подписная цена на 1919 год 38 рублей, за границу - 42 рубля. В 1918-ом подписка стоила 28 и 32 рубля соответственно, - инфляция, братцы! Осенью 1916 года, незадолго до отречения императора, подписная цена на год 1917-й объявлялась в 11 рублей. Это на третий год войны! А в редакции на Фонтанке - 12, ещё можно было купить старые годовые комплекты, к примеру, за 1877 год – год Русско-Турецкой войны – за 8 рублей; за годы с 1884 по 1914 - по 9 рублей, за 1915 и 1916 - по 10 рублей, ну понятно - это годы страшной Первой мировой войны, на минуточку, вот цены и скаканули, аж на рубль с девяти. Вестимо, после этого страдания народа стали непереносимы, экономика, говорят, порушилась, и в марте 1917 произошла Великая и бескровная, - именно так, через «с», - царь отрёкся, - тут-то за рубль стали бить морду.

По ценам годовой подписки на «Русскую старину» можно изучать настоящую историю Русской революции и состояние дел в экономике и финансах страны накануне революции, а не то, что нам рассказывают. Сегодня не понять, как люди жили, если цена на журнал не менялась совсем ровно 30 лет! Это как же так - они без инфляции?!

 

Провиантский чиновник Фёдоров и его крепостная Матрёна Иванова

 

Провиантский чиновник Фёдоров жил и служил в городе Балта, ныне это Одесская область Украины, а в 1805 году уездный центр Подольской губернии. Жил с женой, и была у них крепостная женщина Матрёна. Однажды Фёдоров жестоко избил крепостную плетьми, а потом свёл Матрёну в полицию, обвинив вместе с некой её знакомой жительницей Балты Настасьей Черноморцевой ни много ни мало в колдовстве. Но Россия - не Европа, жечь ведьм на кострах у нас исторически как-то не принято, поэтому 1-й департамент Подольского главного суда женщин оправдал. Но при этом по инстанции было доложено, что в ходе расследования, между прочим, было открыто, что Фёдоров крепостную свою женщину Иванову наказывал «безмилосердно» два дня плетьми, привязывая её к столбу, а на раны, по избитым местам, сыпал солью, причём для исполнения наказания привлекал подчинённого ему рядового Мамырина.

Постановив о Черноморцевой и Ивановой оправдательный приговор, суд вместе с тем вынес постановление о необходимости привлечения к ответственности по закону чиновника Фёдорова и рядового Мамырина, исполнявшего его приказание.

Так дело двух женщин «за намерение их к колдовским пустым действиям и некоторыми изречениями во вред Фёдорову, чего однако не произошло» превратилось в дело самого Фёдорова.

29 апреля 1805 года инспектор по инфантерии Днестровской дистанции генерал-лейтенант Эссен приговор утвердил и доложил о существе дела великому князю Константину Павловичу. Тот доложил военному министру. Министр военных сухопутных сил Вязмитинов об избиении крепостной Ивановой доложил императору Александру I.

Государь повелел: судить Фёдорова военным судом.

На суде давали показания все причастные. Бесстрастный протокол фиксировал.

Крепостная женщина Матрёна Иванова показала, что жилось ей у Фёдорова очень тяжело, так как постоянно приходилось терпеть от жены Фёдорова побои. Желая избавиться от побоев, она обратилась к проживающей в городе Балте знахарке, прозывавшейся Черноморкою, за помощью. Знахарка помогла – дала совет: сделать из пеньки веревочку и мочить эту веревочку по утрам, две зори, в непочатой (непочатая вода – это ещё от времён языческих: вода набранная до восхода солнца, раньше всех, с соблюдением определённых ритуалов, например, зачерпывать её надо было только по направлению с запада на восток и т.д.) воде, потом побрызгать этой водой во дворе, горнице и везде в доме её господина, а верёвочку же сберегать у себя. И если всё это как следует проделать, уверяла знахарка, то госпожа не только бить её, Иванову, больше не будет, но даже вовсе отпустит на волю.

Иванова поверила, сделала всё, как советовали, и верёвочку спрятала у себя.

И никто б и не узнал, но на беду (как оказалось, всеобщую) дня через четыре жена Фёдорова, роясь в её вещах, случайно ту верёвочку нашла и, увидев на веревочке узлы, стала допытываться, что это за верёвочка.

Иванова не сознавалась, жена сказала мужу.

Фёдоров призвал состоящего у него в услужении вольного человека Киселёва и рядового Мамырина, привязал Иванову к столбу и стал сечь плетьми.

Та созналась во всём.

На второй день экзекуция повторилась: Иванову вновь привязали к столбу, Мамырин и Киселёв секли, вдобавок Фёдоров сам стал сыпать по избитым местам солью.

После наказания Иванова вместе с Черноморкою были отосланы в полицию. Там её освидетельствовал штаб-лекарь и отправил в городской лазарет, где ей пришлось пробыть немалое время.

Этот балтский поветовый штаб-лекарь на суде подтвердил наличие побоев со «знаками кровавыми».

Допрошенный военно-судной комиссией в качестве подсудимого Фёдоров показал, что наказывал он Иванову за то, что найдена была у неё волшебная, сделанная ею, небольшая верёвочка, на которой было навязано 29 узлов и о которой Иванова объяснить ничего не хотела, почему он и вынужден был наказать её «не столь милосердно, а по умеренности».

При наказании, показывал Фёдоров, Иванова созналась, что верёвочка сделана «на разврат его с женою, на великие бедствия и несчастия, а более - на наглую смерть его жены и с намерением, чтоб была она, Иванова, отпущена на волю и что научила её тому женщина, прозываемая Черноморкою».

И на другой день наказывал он Иванову не жестоко, а умеренно. Если б наказание было жестокое, то не могла бы она столь скоро выздороветь – Иванова же от сделанных ей побоев болела не более трёх недель. Привязана она была к столбу потому, что никак не можно было удержать её во время наказания. Солью по избитым местам он не сыпал, а только стращал, имея в то же время в руке не соль, а песок, которым и посыпал возле нея, когда она лежала на земле.

Так оправдывался Фёдоров.

Участвовавшие в наказании Ивановой рядовой Мамырин и вольный человек Киселёв удостоверили, что Фёдоров бил Иванову жестоко и по избитым ранам сыпал белым порошком, подобным соли, а была ли то действительно соль или что другое, того с уверенностью удостоверить они не могли.

Мамырин своё участие в наказании Ивановой объяснил тем, что делал это по приказанию Фёдорова, не смея не исполнить распоряжение начальника, из боязни подвергнуться тому же наказанию.

Киселёв добавил, что за время его семилетней, с женою, у Фёдорова службы он не помнит ни одного случая, чтобы Фёдоров кого-нибудь из служителей своих наказывал немилосердно.

Комиссия военного суда, взвесив все обстоятельства дела, приговорила: Фёдорова и рядового Мамырина бить кнутом. Причём, наказаны были одним за разное: Фёдоров был приговорен за жестокое наказание крепостной женщины Ивановой, а рядовой Мамырин - за исполнение не относящихся до службы приказаний! Такие вот юридические тонкости.

Но всё по букве закона, на основании 10, 11 и 12 пунктов Уложения, главы 22 и 53 артикула, с толкованием воинского устава.

Интересно вчитаться в означенные законы. Глава 22 Уложения, пункты 10, 11, 12: «А будет кто не бояся Бога и не опасаясь Государския опалы и казни, учинит над кем мучительское надругательство… кого-нибудь зазвав, или силою завлекши к себе на двор, учнет бить скопом, или кнутом, или батоги и в суде сыщется до то пряма, и таковому поругателю за такое его дело учинить жестокое наказание, - велеть бить его кнутом… и вкинуть в тюрьму на месяц. Да на нём же доправити тому, над кем он такое дело учинит безчестье и увечье вдвое».

То есть, тот факт, что Фёдоров наказывал свою крепостную в своём же доме, ещё послужил и отягчающим, по сути, обстоятельством. А вообще простые времена были, и законы простые были в Империи – последнее предложение просто песня: нанёс кому побои али увечья, получи то же самое вдвое! Это кроме собственно наказания тюрьмой. Наверное, действенно!

53 артикул воинского устава:

«Ежели кто из офицеров солдатам, под командою его сущим, что-нибудь прикажет, которое к службе Его Величества не касается и службе солдатской не пристойно, тогда солдат не должен офицера в том слушать и имеет сие в военном суде объявить, за сие оный офицер по состоянию дела от воинского суда накажется».

Толкование сей статьи: «Команда офицерская более не распространяется над солдатами, токмо сколько Его Величества и его Государства польза требует; а что к Его Величества службе не касается, то и должность солдатская того не требует чинить».

Но это ещё не всё.

Как было заведено, начальники подсудимых и все лица, которым поступало дело, высказали своё мнение на возможное наказание. Все они приняли во внимание престарелый возраст подсудимого Фёдорова (53 года), продолжительную, с 1768 года службу, неоднократное участие его в походах и боях и наличие полученного в бою ранения в левую ногу. Учли и показания вольного человека Киселёва, что в продолжение семилетнего его, Киселёва с женой, нахождения в услужении у Фёдорова, Фёдоров со служителями своими бесчеловечно не обходился. Исходя из этого, предлагали:

Шеф 10-го егерского полка генерал-майор Марков 2-й – разжаловать Фёдорова в рядовые, впредь до выслуги; Мамырина же прогнать сквозь строй 500 человек три раза.

Генерал-майор Эссен – разжаловать Фёдорова одним чином; Мамырина оставить на свободе, зачтя ему нахождение под судом и под стражей в наказание.

Великий Князь Константин Павлович – разжаловать Фёдорова в рядовые на полгода, а потом, возратя ему чины, определить по-прежнему на службу. Мамырина, ввиду его невежества и в уважение к прежней его долгой службе наказать палками.

Особого внимания заслуживает мнение Генерал-Аудитора, ибо он был высшей инстанцией для дел, рассматривавшихся в военных судах. Генерал-Аудитор нашёл, что причины, побудившие Фёдорова к жестокому наказанию крепостной его женщины Ивановой, неосновательны, и таковы «кои нимало не могли служить ему в оправдание, но явно означали, при всей его старости, ещё и невежество и суеверие, ибо действие от такого колдовства, какое та женщина сделала, по здравому понятию, не могло нанести ему вреда».

Ну здраво рассуждал Генерал-Аудитор, не поспорить!

Ещё он отметил, что «… боевые знаки, по свидетельству штаб-лекаря, на теле той женщины означали его, Фёдорова, жестокость, к чему употребил он подчиненного своего, который, боясь сам наказания за ослушание, исполнял его волю».

За всё это Генерал-Аудитор полагал справедливым «разжаловать Фёдорова в рядовые на полгода, а потом, дабы не оставался он на старости без пропитания, воротя чины, определить на инвалидное нижняго класса содержание, обязав при том подпискою, чтобы он впредь и за проступки не только сию женщину, но буде и другие у него есть или будут у него в услугах, сам собою не наказывал, а соответственно вине, представлял бы куда следует в Правительство».

Вот по поводу подписки, запрещающей чиновнику впредь самому наказывать находящихся у него в услужении женщин, уважаемый читатель, я просто отказываюсь комментировать. Всё же интересная была у нас страна Россия до революции. Ни в какие рамки не укладывающаяся! Непонятная!

Вообще-то на Руси телесным наказаниям подвергались не только кре- постные. «Наказание кнутом Н. Ф. Лопухиной» (из книги Н. Евреинова «История те- лесных наказаний в России», 1913 год).
Вообще-то на Руси телесным наказаниям подвергались не только крепостные.
«Наказание кнутом Н. Ф. Лопухиной» (из книги Н. Евреинова «История телесных наказаний в России», 1913 год).

Ладно, идём дальше.

На всеподданнейшем докладе по этому делу Генерал-Аудитора император Александр I собственноручно написал: «Разжаловать в рядовые». Произошло это 10 января 1807 года. Между весной 1805 года, когда Фёдоров привязал к столбу Матрену и утверждением приговора императором, уместились: Аустерлиц – жестокое и трагичное поражение русской армии от Наполеона, военные реформы Александра, преобразовавшие армию после этого поражения, полный и моментальный разгром Пруссии Наполеоном осенью 1806 года, а зимой начались ожесточённые бои с французами в Восточной Пруссии, 26 января, через две недели после императорской резолюции, состоялось кровопролитнейшее сражение при Прёйсиш-Эйлау, угроза вторжения неприятеля в Россию стала реальной. Пришлось даже собирать народное ополчение. Вот на таком политическом фоне происходило дело крепостной женщины Матрёны Ивановой.

Какое наказание понёс в итоге рядовой Мамырин, нам, увы, неизвестно.

Сама Матрёна, ещё в Балте по выздоровлению, была отправлена в Балтское духовное управление, на духовное покаяние, сроком на один год. Оно и правильно: нечего христианке верить во всякие веревочки с узелками. Хотя мы ни в коем случае не будем над ней смеяться: в конце концов, в нашем XXI-м просвещённом веке огромное количество людей даже с высшим светским образованием бегает по экстрасенсам и гадалкам! Нам ли её упрекать. Да и лучше ей при каком-нибудь монастыре будет, чем при Фёдорове.

 

Методы воспитания молодых офицеров могут быть разными

 

Подполковник Ушаков из Преображенцев в своё время не попал в Военную академию – отнесся к экзаменам легкомысленно. Впрочем, сам он утверждал, что ему испортила всё дело случайность: география, которую он, конечно, знал, как всякий порядочный человек. Хотя, если показывать на карте течение реки Волги всеми пятью пальцами – неудивительно завалить экзамен. В общем, из гвардии подполковник перешёл на Кавказ и оказался хорошим боевым офицером. Это были 40-е годы XIX века, пик войны с Шамилем, кажущейся бесконечной Кавказской войны, шедшей уже лет 30, а то и 50 – смотря как считать. Беззаботный, забавный, подчас просто балагур, Ушаков сразу стал своим в ряду воюющих офицеров-кавказцев. Его любили. Однажды отряд Ушакова стоял в поле, офицеры и солдаты размещались в возведенных на скорую руку временных ветхих землянках. Чеченцы развлекались тем, что ночами, подтаскивая пушки, обстреливали импровизированный лагерь. А русские офицеры ночами от скуки что делали? Правильно – играли в карты. В том числе и Ушаков с молодыми офицерами в своей землянке. Прилетело ядро, задело крышу, на игроков посыпалась земля. Невольно молодые люди пригнулись под стол. Ушаков хладнокровно воспользовался моментом и стёр записи на столе.

Офицеры, придя в себя, с удивлением заметили, что целый столбец цифр исчез. Ушаков, смеясь, отвергал исчезновение, и сам настойчиво выспрашивал молодёжь, где же они были в это время, смущая их за безотчётное движение испуга. Конечно, это была только шутка, но так Ушаков учил молодёжь не кланяться ядрам. И вообще – не теряться, уметь пользоваться моментом.

 

Домострой, век XIX

 

Каждый житель нашей страны, хоть немного учившейся в школе, знает, что такое «Домострой», и, следовательно, знает, как тяжело жилось русской женщине: и били её, и в рабстве держали, и вообще за человека не считали. Именно это выносит наш человек из школы, и это остается с ним на всю жизнь. Естественно, сам труд Сильвестора никто не читает, включая учителей, но речь собственно не о нём. Вот ещё документ о русской жизни. И неважно, что Домострой из XVI века (если не раньше), а этот из начала XIX.

Автор тоже священник. Лавр Соколов, сын сельского священника Тульской губернии; получил образование в Тульской духовной семинарии, потом в Петербургской духовной академии, которую закончил в 1827 году; затем некоторое время был профессором Могилёвской семинарии. Здесь он вступил в брак с дочерью священника города Могилёва Анной Ивановной и был посвящён в сан священника, служил протоиереем Могилевского кафедрального собора, а с 1841 года - в Москве, настоятелем прихода Николая Чудотворца, что на Песках, более 20-ти лет до самой смерти.

Вступая в брак со своей Анной, Лавр Прохорович составил Брачный договор. Вот его статьи.

Статья 1.

Мы любим друг друга искренно; чувствуем, что один без другого не может быть счастлив, и потому соединяемся навеки, чтобы жить верными супругами.

Статья 2.

Лавр посвящает всё бытие своё Анне, чтобы неутомимым прилежанием доставить ей спокойную и беспечную жизнь.

Статья 3.

Анна, напротив, будет стараться разумным хозяйством содержать себя и мужа на золотой дороге посредственности, равно удалённой от излишеств и недостатка.

Статья 4.

Так как в супружестве часто малейшие безделицы бывают источником больших несогласий, то обязываемся в маловажных вещах уступать друг другу без малейшего прекословия.

Статья 5.

В одежде каждый соображается со вкусом другого. Лавр будет остерегаться небрежности, чтобы Анне ничто не могло казаться в нём неопрятным; Анна будет избегать излишества в нарядах, дабы свет не мог подумать, что она ищет нравиться другим мужчинам. Главнейшим наружным нашим украшением будет опрятность, потому что противное тому в людях, живущих между собою в коротком обращении, неминуемо влечет за собою отвращение.

Статья 6.

Слова хочу, требую, приказываю – навсегда исключаются из нашего домашнего словаря.

Статья 7.

В обществах Анна никогда не допустит себя ни до малейшего знака неуважения к своему супругу. Ничто не ободряет столько молодых вертопрахов, как презрение к мужу, которое может дозволить себе легкомысленность жены.

Статья 8.

Лавр будет почитать Анну, чтобы и другие почитали её. Никогда ласкательствами, выходящими за пределы обыкновенной учтивости, не доставит он посторенней женщине торжества, оскорбительного для его супруги.

Статья 9.

В выборе знакомых мы будем поступать со всевозможной осмотрительностью и никогда не станем терпеть ложных и коварных друзей, которые подобно змее, согретой у груди, могли бы нарушить мирные удовольствия нашего союза.

Статья 10.

Между моим и твоим не будет у нас никакого различия. Главную нераздельную нашу собственность составляет взаимная любовь, и это сокровище, которое в других сердцах быстротекущее время часто уносит с собою, должно, под его покровом, возрастать и укрепляться в нас более и более до нашей кончины.

-----------

Сей добровольный договор наш обязуемся исполнить свято и без всякого опущения, в чём клянемся пред Серцеведом нашим Богом – Лавр Соколов и Анна Соколова.

Книга, называемая «Домострой», содержащая в себе полезные сведения, поучения и наставления всякому христианину — мужу, и жене, и детям, и слугам, и служанкам — памятник русской литературы XVI века, являющий- ся сборником правил, советов и наставлений по всем направлениям жиз- ни человека и семьи, включая общественные, семейные, хозяйственные и религиозные вопросы. Он выдержал множество переизданий и ещё три столетия спустя регламентировал жизнь старообрядцев, городских куп- цов и зажиточных крестьян. Наиболее известен в редакции середины XVI века, приписываемой протопопу Сильвестру. Разворот с текстом из книги Сильвестра «Домострой».
Книга, называемая «Домострой», содержащая в себе полезные сведения, поучения и наставления всякому христианину — мужу, и жене, и детям, и слугам, и служанкам — памятник русской литературы XVI века, являющийся сборником правил, советов и наставлений по всем направлениям жизни человека и семьи, включая общественные, семейные, хозяйственные и религиозные вопросы. Он выдержал множество переизданий и ещё три столетия спустя регламентировал жизнь старообрядцев, городских купцов и зажиточных крестьян. Наиболее известен в редакции середины XVI века, приписываемой протопопу Сильвестру.
Разворот с текстом из книги Сильвестра «Домострой».

 

 

 


назад