Человек, который так и не пришёл в наш мир

Павел Круглов 12.11.2024

Человек, который так и не пришёл в наш мир

Ближе к ночи о войне. Нет, не той, что на Украине. И не о той, которая ещё только разгорается на Ближнем Востоке, грозя охватить собой весь регион. О большой, охватывающей вселенную, заставляющую звёзды появляться и гаснуть, о битве которую один человек ведёт внутри себя.

В одном маленьком городке в Тверской области жил был мальчик Ваня со своей младшей сестрёнкой. Ему было 6 лет, ей 4 годика. Родители, вернее мать, пила, много и беспробудно, отца не было. В доме, кроме пьющей матери и детей, постоянно жили клопы и тараканы, а временами алкоголики и наркоманы. В общем, почти безоблачное детство.

Потом случилась закономерная трагедия, дети остались одни, и попали в детский дом. Дом был кирпичный, с красивыми занавесками на окнах, детскими рисунками на стенах, добрыми и злыми воспитательницами, мальчишками и девчонками, и со своими порядками, само собой. Старшие руководили, требовали, иногда отнимали, младшие приспосабливались. На праздники и Новый Год, дети готовили праздничные концерты, для воспитателей и гостей.

Ваня ожил в детском доме. Несмотря на минусы, плюсов, по сравнению с его прошлой жизнью оказалось больше. Он играл в футбол, часто сам вызывался участвовать в утренниках.

Сестра его жила там же, была тихой белокурой девочкой. Она приглянулась завучу, и та её удочерила, забрав домой, а потом перешла на другую работу. Ваня потосковал, но принял и даже немножко порадовался за сестру, давя в себе небольшую зависть.

В общем, хорошо жил. Был открыт, к чему-то стремился, от чего-то отлынивал, обычный мальчишка. Но больше всего ему нравился футбол. В него он мог играть сутками, забивая мяч в импровизированные ворота на пустыре за детским домом.

Но вот в один прекрасный и праздничный день, их повели в городской ДК, на спектакль о деде Морозе, потерявшейся Снегурочке и злой, но исправившейся к концу, Бабы Яги. И там, в зрительном зале, Ваня увидел сестру с бывшей завучем. Он понёсся к ним, предвкушая радость встречи. Но сестра была холодна, а бывшая завуч выставила руку вперед и сказала: «Ваня, не надо. У нас теперь другая жизнь». Правда разрешила перекинуться парой слов, которые дежурными бельевыми верёвками повисли между родственниками.

С той минуты Ваня стал всё меньше общаться с другими ребятами, ушёл в себя, как говорится. Учился на 2 и 3, чаще прогуливая сложные уроки, но так все детдомовские поступают. И только футбол его спасал. Он, к 15 годам, даже стал играть за область. А в 16 получил травму колена, и о профессиональном футболе пришлось забыть, что расстроило его невообразимо. Но, в тайне он в этот диагноз не верил, надеялся, что всё пройдёт.

Ещё к ним в детский дом приезжала волонтёр, тетя Ира. Она учила детей готовить, и привязалась к Ване. Часто разговаривала с ним. Даже иногда давала тысячу на конфеты, вместо которых конечно покупали энергетики и сигареты.

А в 18 лет Ваня выпустился из детского дома, и переселился в общежитие при училище, где числился, имитируя учёбу. И растерялся... К самостоятельной жизни их не готовили, он потерялся в её хитросплетениях не зная как готовить, как пойти в какой-то «Госуслуги» и каким-то волшебным, совершенно не ясным для него способом получить паспорт. Он занервничал и запаниковал. Среди сверстников он бравировал, а в одиночестве мучился и боялся неизвестности.

Однажды на кухне общежития, один парень постарше предложил ему «соль». Это безвредно, почти, как сигарету выкурить, прикольно, и так далее в том же духе. Он взял, и неумело забив в сигарету, выкурил. Стало легко, проблемы отступили, пришло спокойствие, которого он не ощущал на протяжении всей своей жизни, а мир раскрасился цветами. Если абстрогироваться от внутреннего состояния Вани, и описать научно, то после употребления «соли» уровень гормонов серотонина и норадреналина в его организме поднялся в тысячу раз! Эйфория, кайф! Только одного не сказал тот парень, что после, мир навсегда останется чёрно-белым и только очередной приём наркотика сможет раскрасить его вновь.

В общем, Ваня подсел. Пока деньги были, покупал сам, потом подзанял. Месяц это тянулось. Многие стали подозревать, но Ване нравилось. Он поговорил с умными людьми и понял, что ему срочно надо в Амстердам. Там бесплатно можно жить и наркотики бесплатные. Он поехал в Москву, чтобы оттуда стартануть.., ну вы поняли. В Москве наркотик отпустил, Ваня растерялся. Один на шумном вокзале, ни денег ни перспектив. Он позвонил тёте Ире волонтёру. Вот так и так, спаси меня! Ты же говорила, что друг! Тетя Ира была занята. Сказала заберёт завтра, сегодня поздно. Ваня стал тусить на вокзале. Какая-то компания, выпивающая и закусывающая, предложила присоединиться. Он хотел есть, и присел на лавку. Рабочие, вахтовики, - поедешь с нами? Две недели - пятьдесят тысяч! Конечно! Ну, поехали. На какой то хате Ваню ещё подпоили, потом в полубессознательном состоянии изнасиловали. А утром отправили восвояси.

Тетю Иру он всё-таки нашёл. Та поселила его на складе с гуманитарнкой. И потом нашла меня: «Вот... надо что-то делать. Я не могу совсем, дела, семья...»

Я забрал Ваньку к себе. Недели две он жил в моём доме и мы думали, что делать. В итоге обоюдно решили везти в Крым на лечение, в реабилитационный центр.

Первое время содержание в этих центрах жесткое - связь с родными раз в неделю, да и то под контролем, проживание достаточно обособленное. Но через пол года правила меняются, можно спорт, работы, гулять, правда, всегда с кем-то, чтобы мысли о старом в голову не полезли. С Ваней мы так и созванивались, одну неделю звонил ему я, другую он звонил тете Ире.

Месяца через четыре я по делам оказался в Крыму. Заодно заехал узнать, как там мой подопечный. В виде исключения, так как не прошло ещё полгода, мне разрешили его забрать на полдня.

Ванька был совсем другим, ожил как будто, посветлел изнутри. Мы с ним оживлённо беседовали о самом разном, о его детстве, о том, что происходит в мире, об их жизни в центре. Потом я привез его в музей Михайловская батарея в Севасотополе. Он всем интересовался, спрашивал, глаза блестели. Я рассказывал, показывал. Слушал его. Потом он, в кафе, сбивчиво, но как о важном и решенном рассказал мне, как видит своё будущее - это футбол. Он наверстает, он будет играть наравне. Всё плохое в прошлом, впереди хорошая, обычная жизнь!

Конечно, я понимал, что не наверстает. Невозможно. Но кивал и соглашался. Легонечко постарался показать ему параллельный путь, любительские игры и тренерская работа. Да, получится, да, собрать волю в кулак. Ваня задумался, но согласился, что разумно. Мы планировали его новую жизнь. Он был счастлив, а я просто летал в облаках от радости за него.

- Слышь, Ванька! Знай, что я всегда рядом. Мой дом открыт для тебя! Мы все шаги сделаем вместе.

Он кивал, доверяя и соглашаясь.

Вечером я завёз его на центр. Чудесный был день, который я помню до сих пор. А утром мне позвонил куратор из этого центра:

- В общем ситуация такая... Вчера, придя домой, Ванька был в отличнейшем настроении, ему хотелось со всеми поделиться новостями о том, как у него все будет потом. Мы даже разрешили позвонить этой Ире. Но она, выслушав его, сказала, что это всё бред, что он как был ребёнком, так им и остался, и ничего из этого не получится, надо взрослеть и думать лучше. По-доброму так говорила, не ругала. Но он сразу после этого разговора потух.

Я запретил дальнейшие разговоры с этой тётей Ирой, но она и сама больше не звонила, так как до этого ей звонил сам Ваня. А Ванька с тех пор погас навсегда. Что только мы не делали, как только не пытались его растолкать, толку не было. В итоге, пролечившись месяцев восемь, он сбежал. Объявился где-то через неделю, голодный и без тёплой одежды. Я перевёл денег, ребята из центра купили ему билет в Тверь к сестре. Ваня считал, что она его ждёт и поможет. Она не ждала и не помогла. Месяца два он скитался, где то подрабатывал, нюхал и курил «соль». А потом его друзья из детского дома привезли худющего и почти невменяемого в Шереметьево, откуда мы доставили его обратно в реабилитационный центр.

От наркотиков у Ваньки стала развиваться шизофрения. Пришлось привлечь психиатра. Но сколько бы он не лечился, прогресса больше не было. То через восемь месяцев он заявлял, что достаточно, он всё придумал и поедет работать, то через год, но всегда возвращался, звоня и упрашивая положить его в центр вновь. И так года четыре.

Однажды, между периодами нахождения в центре, он мне позвонил. Вначале я думал, что он хочет занять денег (он всегда у всех занимал, но никогда не отдавал, и конечно вскоре давать перестали), но он хотел просто поговорить. Косноязычно, отрывисто, он рассказал, что где-то работает, вот уже почти три дня. А сестра его видеть не хочет. Тогда я сказал ему то, что знал про него всегда.

- Ванька, а ведь ты хороший человек!

Он насторожился, ожидая подвоха. Он же никогда себя таким не считал.

- Правда! Наркотик, это твоя болезнь, твоя беда. Но ты же никому ничего плохого не сделал! Никого не убил, не ограбил. Ну, занял несколько раз пятьсот рублей или даже тысячу, переживём. Так, что ты хороший человек, я так считаю.

И он заплакал в трубку, навзрыд. Потом мы молчали, пока он сдавленным голосом не сказал: «Спасибо», и не отключился.

С тех пор он уже дважды проходил лечение, и дважды прерывал его. Сейчас находится в центре третий раз. Я посчитал, мне это обошлось уже миллиона в три с половиной. Но, я знаю, что пока он там, он живёт. Зачем и для чего, не знаю. И я помню тот день в Севастополе и тот его плач в телефоне, и мне кажется, что именно в эти часы и мгновения я видел того человека, который должен был прийти в наш мир, открытого, доброго и искреннего. Но мы взрослые - его родители, собутыльники родителей, бездушная опека, завуч удочерившая его сестру, тётя Ира и я, не придумавший ничего лучше этого реабилитационного центра, виноваты в том, что этого человека никто не увидел. А вместо него мир увидел тощего, косноязычного и нелюдимого наркомана.

Человек, который так и не пришёл в наш мир

Задать вопрос

Спасибо!