- Главная
- Разделы журнала
- Литературная страница
- «История класса» (продолжение)
«История класса» (продолжение)
Дмитрий Галковский 28.01.2024
Дмитрий Галковский 28.01.2024
«История класса»
(продолжение)
Действие второе. Хмурое утро.
(1927-1938)
Первый расстрел Кацнельсон провёл образцово, но запомнился он плохо. Расстреливали на улице, точнее, - в алле парка, в центре Петрограда. Кацнельсон начал торжественно-протяжно:
- За смерть Марата революции товарища Моисея Урицкого... - и коротко, как удар хлыста...
- По сволочам пли!
Раздался сухой треск выстрелов. Люди со связанными руками снопами стали валиться на землю.
Кацнельсон даже не ожидал, что так просто и торжественно выйдет. Главное, он боялся, что не получится, сорвётся голос. Но всё прошло, как на выпускном экзамене. Звонко, напряжённо-собранно, почти весело.
Но этот расстрел Кацнельсон за расстрел не считал. Первым НАСТОЯЩИМ расстрелом был второй - осенью 18-го. Кацнельсон расстреливал сам. В сырой тёплый подвал, находившийся рядом с котельной, он повёл полковника-гвардейца. Полковник шёл впереди, совершенно голый. На его плече виднелся шрам от давнего сабельного удара. Кацнельсон посмотрел на округлый и мощный полковничий зад. Зад был молочно-белый, до него хотелось дотронуться. Член Кацнельсона напрягся. Кацнельсон поднял наган и выстрелил полковнику в крестец. Он упал плашмя на спину и стал биться сильным туловищем о цементный пол, как рыба об лёд. Надо было выстрелить ещё, но Кацнельсон больше не мог. Сладкая истома охватила его тело, и Кацнельсон вдруг почувствовал, что вот сейчас вот, сейчас... Ах, хорошо... Ласковая, пьянящая муть ударила в мозг. Через минуту от ума отошло, он выстрелил полковнику в живот, потом в голову, грудь, снова в живот.
Кацнельсон полюбил ходить на расстрелы. Расстреливал всегда один, потом долго мылся в душе. Когда он закрывал глаза под тёплыми струями воды, ему вспоминалось далёкое лето, большой вишнёвый сад, грозовое небо... и Тина Таубе, сестра одноклассника, которую он любил. Он признался в любви, тогда в саду, а она ничего не ответила, а только вытащила из кармашка зеркало, молча поднесла к его глазам и убежала. А он сидел на мокрой траве, вспоминал её губы, пунцово-красные от вишни, и плакал.
Больше всего он любил расстреливать высоких сильных мужчин 35-45 лет. В отделе это знали и подбирали «контингент для товарища Кацнельсона» специально. Кацнельсон, единственный из следователей, регулярно участвовал в расстрелах. А из палачей он один не употреблял кокаин, да и спирт пил редко. В 1921 году отдел расформировали, палачи-кокаинисты куда-то исчезли, а Кацнельсону предложили на выбор должность в берлинском торгпредстве или учёбу в комакадемии.
Он выбрал торгпредство, выехал в Германию и через три с половиной года, перед окончанием зарубежной командировки, попросил политическое убежище. Бежал он громко, с серией разоблачительных интервью. Интервью были объединены эмигрантом-меньшевиком в книгу «Конвейер красных гильотин. Записки чекиста-невозвращенца». Книга разошлась несколькими тиражами, но на языки переведена не была. Кроме того, большую часть доходов присвоил меньшевик. Кацнельсон стал выходить в тираж сам - беспорядочно встречаться с кем попало, пытаясь заработать хоть что-то. Это его и погубило. В конце февраля 1927 года он познакомился с журналистом-итальянцем. Итальянец заплатил небольшой аванс, назначил следующую встречу через два дня в берлинском парке, почему-то рано утром. Кацнельсон пришёл, сел на мокрую скамейку. Шёл мелкий дождь, итальянец опаздывал. Скамейка была повёрнута к набрежной Шпрее, асфальтированная дорожка проходила сзади. Итальянец выстрелил в спину, проезжая на велосипеде. Пуля попала в крестец. Кацнельсон, лёжа у скамейки, хрипел, захлёбываясь кровавой пеной. Потом, ломая ногти о набережную, долго полз до края и, наконец, облегчённо нырнул в мутную, маслянистую, как рыбий жир, Шпрее.
*****
Кузнецов-первый в 1915 году ослеп от удара шрапнелью в голову. Долго лежал в госпитале; после революции, скрыв офицерство, побирался на вокзале родного города как «жертва империалистической войны», сильно пил и, кажется, замёрз в одну из зим 27-28-го года.
*****
Хитрый Швыдченко на фронт не попал, как врач-ветеринар всю войну провёл в тыловом комитете по конской мобилизации, гражданскую умело переждал спецом в конномобилизационном подотделе Чусоснабарма, потом работал статистиком в Тоогубнадзоре. В 1929 году Швыдченко поехал в командировку на Алтай и там умер от брюшного тифа. Жена и трое детей переехали жить к родственникам под Харьков, где все погибли в 1934 от «голодомора».
*****
Учась в седьмом классе энской гимназии Дездемонов (естественно, «Дездемона») впервые увидел декадентский журнал. Журнал его поразил. Он выпросил у отца денег и подписался на год, потом ещё. Переломным моментом была публикация в последнем номере за 1908 г. списка подписчиков, где между «Де Артуа» и «Дункель-Пржеходским» стояла его фамилия.
После «появления в печати» Дездемонова завело и повело в угон. С трудом дождавшись выпускных экзаменов, почти без денег, проклятый отцом, почтенным лавочником, Дездемонов бросился в Петербург. Для столицы у него были задумки: читать стихи (любые) в костюме арлекина, напечатать книгу (любую) с круглыми страницами. Но общительному провинциалу объяснили, что всё это уже было года три назад, и то у французов украли. Дездемонов было заикнулся про книгу на обоях, но его подняли на смех: и это было, и калом стихи на стенах писали. Деньги тем временем кончились совсем. Постепенно у перманентно голодающего Дездемонова стало подниматься из глубин сознания нехорошее чувство.
Однажды его, издёрганного и злого, взял с собой для «контрастной прокладки» Маяковский, так в глаза и сказавший. Про «контраст» два дня не евший Дездемонов понял, и с голоду решил дать Маяковскому публичную пощёчину. Пощёчина не получилась, но вышло ещё лучше. Ополоумевший от голода и злобы Дездемонов вместо блокоподобной бледной немочи стал вдруг отбивать на сцене чечётку. Стихи (которые и вошли потом во все учебники как классика русского модерна наряду с «Поэзой конца» и «заумью») родились прямо на сцене:
Тра-та-та, тра-та-та,
Крутоверты ма-на-на.
Гоп-ля, ой-на-на,
Крутота, крутота.
Дездемонов отбивал чечётку на подмостках долго, упорно, с нечеловеческим упрямством повторяя вырвавшееся четверостишие, каждый раз слегка его модифицируя. В зале повисла звенящая тишина, прекратился стук ножей и вилок. Толстый купец с огромной рыжей бородой, в цилиндре, в истоме откинулся на спинку стула: «А-т-т-т-лична-а».
После Дездемонова выступать было уже нельзя. Надо было дальше, но дальше было некуда. Обозлённый Маяковский, красный как рак, сваренный в жёлтой кастрюле, взял Дездемонова за лацкан, выпятив губу с папироской в углу рта, процедил: «Ну ты, брат, подлец». Толкнул его об стену, идя к выходу, смачно плюнул папиросу мимо урны: «Настроение испортил, гад».
На следующий день Дездемонов проснулся знаменитым.
Однако Маяковский отличался редкой злопамятностью, и здесь была угроза страшная. Но по какому-то наитию, вполпьяна, Дездемонов сделал ход конём, обеспечивший ему известность вечную. Некрасивая сцена с пихающимся Маяковским у Дездемонова, вспомнившего неожиданно родную гимназию, приобрела очертания изящного бон мо. Маяковский его не толкал, а шутливо взял за горло и, страшно вращая белками, прохрипел: «Молился ли ты на ночь, Дездемонов?» САМОМУ выдумка Дездемонова понравилась, и через две недели он уже в неё верил, рассказывал лично. Друзьями не стали, а руки друг другу пожимали. Эпизод же перепечатали в 86 газетах.
Вторая кульминация судьбы Дездемонова пришлась на начало революции. Он пропадал неделями на кораблях Балфлота, пил беспробудно, страшно. И лихорадочно отбивал, отбивал чечётку на звонкой палубе очередного крейсера или броненосца:
Оп-топ, таратам,
Парамтим пампарам,
Господам по мордам
Коммунар сапогам.
А ледям по грудям...
Модернизм растуды
С кому над потреблям.
«Дездемона» был в законе, в пьяном кураже этим бахвалился. Его стали бояться. Однако общие показания были не совсем благоприятные. Однажды на улице Дездемонов встретил Маяковского. Тот взял его за пуговицу бушлата, нагнулся, пьяно прошептал в ухо: «Не с теми пьёшь, чудик» Оттолкнул и, шатаясь, растворился в петроградской пурге. Дездемонов оценил эти слова гораздо позднее.
Рассеяла война по Расеюшке-матушке азиатушек-братушек, поразвесила их тушки по сукам-ветвям, заживо в землю зарыла, да надпись нехорошую написала. Ушли кто к Махно, кто в Кронштадский мятеж под лёд. Но Дездемона выжил, оглядевшись с удивлением, понял, что уцелел случайно, по недосмотру, и прижукнулся, устроился в какую-то контору мелким служащим. Стихи свои он уже не танцевал.
Иногда по ночам с порывистым гнилым ветром Дездемонов внезапно вспоминал. Братья Железняки, оба сиплые от сифилиса, водили по палубе на верёвке богатого армянина. Потом человек-собака надоел, ему сняли скальп и стали поливать сизый шипящий череп одеколоном. Дездемонов впервые увидел, как могут у человека брызгать слёзы. Действительно двумя тоненькими струйками, на полметра. Он вспоминал тесный трюм, где по гниющим матрацам ползали проститутки, загнанные на корабль прикладами. Запах самогона, дешёвой пудры, семени и мочи - он слышал его. Деревенская дура причитала: «Матросики, родненькие, выпустите меня ради Бога отсюдова». Она ползала на коленях в оборванном платье, а Дездемона под одобрительный хохот братвы тыкал её горящей папироской между лопаток, за ушами.
Казалось, что этого ничего не было.
Глубоким обморочно-синим мартовским утром 1931 года Дездемонов сошёл с ума. Он искусственным деревянным шагом промаршировал к постовому милиционеру и методично наплевал ему в рожу. Молодой парень сначала растерялся и подумал, что так и надо, но, постояв с полминуты руки по швам и разглядев Дездемонова, увидел, что тот плюётся не по чину и стал свистеть в свисток. Дездемонову надавали пинков, скрутили. В отделении, во время составления протокола, он, закинув ногу на ногу, спокойно, с расстановкой заявил, что Сталин убил Маяковского. После этого били его уже в другом месте, страшно. В камере у Дездемонова внезапно начались стихи. Макая в окровавленный рот щепку, отковыренную от деревянного бока параши, он писал на клочке бумаги:
Прожил жизнь я нечестно – «начерно».
Всё не начато. Делать нечего.
Жизнь сломала меня начисто,
Нет ни чести, ни Родины...
Здесь бумага кончилась. Он её перевернул, поплакав, написал ещё:
Веки вечности сомкнуты для меня, увечного...
Ты прости меня, Господи,
Хоть нельзя простить,
Да забудь, будто не был я.
Время тогда было либеральное, и Дездемонову в тот же день удалось повеситься. Бумажку со стихами, лежащую на полу, надзиратель и смотреть не стал - скомкал и бросил в парашу.
О Дездемонове, в связи с Отелло-Маяковским, упоминали часто, эпизод кочевал из одного мемуара в другой. Цитировали, конечно, как классику и «крутоверты ма-на-на». Однако в подстрочных примечаниях отписывались: «Поэт нач. века. Год р. и см. не уст.» Лишь в 1967 году в ФРГ вышла монография «Чёрное солнце. История русского авангарда», где на 185-й странице дотошные немцы напечатали большой портрет Дездемонова, «основателя поэтической школы русского перипатетизма». Однако, увы, - на самом деле это был портрет артиста гомосексуального кабаре-театра «Эолова флейта» Менелая Саца, одетого в костюм Дездемоны (строгая тройка, галстук-бабочка, цилиндр).
*****
Заславский стал идейным украинцем, два раза ненадолго садился как сочувствующий эсеровским боевикам. По слухам, был завербован немцами в лагере для военнопленных, куда попал во время отступления 1915-го года. После 1917-го работал в аппарате Петлюры, с ним эмигрировал. Опять же по слухам стал сотрудничать с ГПУ. Постоянно проживал в Яссах, откуда бесследно исчез в апреле 1932 года. Его жену и детей увезли из Ясс на следующий день после вступления советских войск.
*****
Степанич воевал в русском корпусе во Франции, в гражданской войне участия не принимал, но потом, может быть из-за ностальгии, стал активным членом Русского Обще-Воинского союза, записался в отряд боевиков-смертников.
Генерал Туркул, молодой и красивый, сидел за столом, в щеголеватой чёрной форме с черепом на рукаве, и убедительно объяснял задачу:
- В Большевизии думают, что после трагической гибели Кутепова мы не поднимемся никогда. Надо конкретными действиями разъяснить ошибочность этого утверждения. Необходимо совершить несколько акций. Главная - устранение Сталина. В настоящий момент кадр внутренней линии РОВСа ведёт работу и в этом направлении. Но есть громадные трудности. Камень преткновения даже не столько охрана, сколько удалённость сталинской резиденции от румынского, польского и финского коридоров. Поэтому первые удары мы решили нанести в Петербурге. То есть Киров. Сейчас, в 1933 году, наша главная мишень - Киров. Это ясно?
- Так точно.
- Вот и отлично, - вертел масонский перстень на пальце Туркул. - Пойдёте первой двойкой с штабс-капитаном Войцеховским. Через выборгское окно на электричке до Финского вокзала, молниеносный удар и тут же обратно. Всё займёт часа четыре, не более. Оружие - две сумки с гранатами, три револьвера, финские ножи. Рекогносцировка.
От Сестрорецка Войцеховский и Степанич выехали в 8 часов 11 минут. В это же время из своей квартиры в Ленинграде вышел лектор комакадемии Дмитрий Хаимович Швартц. Настроение у Швартца было превосходное.
Швартц в гимназии Энска носил кличку «Истинно русский человек». Во время 1905 года подчёркнуто сторонился «революционеров», обсуждавших запрещённую литературу в гимназической курилке-уборной; говоря «евреи», всегда уточнял: «они», «у них». Сам Швартц был крещёным и единственный из всех старшеклассников регулярно ходил в церковь. После гимназии поступил на юридический факультет Петербургского университета, проучившись курс, бросил, учился в Базеле, базельский университет тоже бросил и, в конце концов, в 1914 году за взятку оформил экстернат всё того же Петербургского университета. В 1915 году в составе комиссии экспертов поехал в США, следить за поставками вооружения в Россию. После февральской революции решил вернуться, ехал долго, через Владивосток, и в Петрограде оказался только в январе 1918 года. На месте быстро сориентировался, диплом об экстернате порвал, тут же оформив справку о сотрудничестве в пробольшевистской прессе Нью-Йорка. В 1920 г. вступил в РКП (б), затем закончил комакадемию. Однако серьёзных связей наработать не удалось. Пытался пробраться в секретариат Троцкого, но там всё было забито насмерть, вплоть до дальних родственников знакомых. Сунулся к Бухарину, но сильно не показался товарищу Стецкому и еле унёс ноги (разгромную фразу в номере «Воинствующего безбожника» удалось завернуть в самый последний момент, уже на стадии набора). Приходилось к сорока годам довольствоваться полубесплатными лекциями на мелких предприятиях Ленинграда, да изредка - публикациями во второстепенной прессе. Положение отчасти спасала умница-жена, работавшая в одном из подотделов Смольного, но в общем Швартц, оглядываясь вокруг, считал себя неудачником. Однако недавно Швартцу «пошла карта».
В начале мая он полуслучайно попал на дачу уже опального, но всё ещё могущественного «философа-марксиста» Деборина. Слово за слово зашёл разговор - «что вы можете». Решив себя показать, волнуясь и запинаясь, как только что представленный «знакомый двоюродной сестры», Швартц стал рассказывать «пример»:
- Абрам Моисеевич, значит, так. Фашистские интервенты вторглись на территорию Советского Союза. Энской части приказано минировать подступы к пограничному городу П. Установлены противопехотные мины. Фашистские солдаты взрываются, отступают назад. Мины подпрыгивают лягушками и осыпают противника осколками. (Здесь рассказчик расчётливо подпрыгнул, изображая мину. Прыжок у Деборина вызвал одобрительную усмешку, и ободрённый Швартц начал входить в раж). Фашистские солдаты разрываются на части, получают множественные ранения, в панике бросают оружие и спасаются бегством. Однако танки проходят минные заграждения и продолжают наступление. Второе решение: устанавливаются противотанковые мины. В этом случае минное поле наносит сокрушительный урон машинам противника - у танков перебивает гусеницы, прошибает днище, их переворачивает ударной волной. Но пехотные части просачиваются через противотанковые мины, взрывающиеся от усилия не менее 200 кг, и наносят ощутимый урон Красной Армии. Как должен поступить командир-сталинец? Он должен диалектически сочетать в минировании и противопехотные, и противотанковые мины. Что мы здесь наблюдаем? Во-первых, закон единства и борьбы противоположностей...
Взволнованный Деборин прервал Швартца движением руки: «Коллега, запамятовал Ваше имя-отчество... - Дмитрий Хаимович. - Да, Дмитрий Хаимович, это что-то особенное, это, знаете... Это ПОЙДЁТ. Вам рано выступать от себя, надо набраться опыта, мы это пока закрепим за Ромуальдом Эльяшевичем. Он в четверг будет на совещании политработников РККА у товарища Ворошилова. Нужны яркие иллюстрации. Это пойдёт. Гм-гм, мина-лягушка, диалектический скачок... Я Вам позвоню лично».
И вскоре позвонил:
- Ну, товарищ Швартц, держитесь. Был разговор в наркомате. Товарищ Ворошилов ЛИЧНО обратил внимание на вашу иллюстрацию. Сказал: «Изюминка».
- К-как? - каркнул от радости Швартц.
- «И-зю-мин-ка». Славно. На совещании низовых партработников это надо будет провести как пример связки установки партии на развитие танковой техники и политзанятия в армии. Вы и выступите. За лето вам следует провести 40 политзанятий. Оплата по спецкатегории, треть сразу, в виде аванса. Осенью станет возможно выделение служебного автомобиля.
Через месяц Швартц выходил на очередное политзанятие уже из новой и почти отдельной квартиры. Занятие проходило во втором корпусе ДК им. Куйбышева. Туда же направилась двойка Степанича, привлечённая красочным плакатом на Финском вокзале: «Новый устав РККА в свете сталинской диалектики. Вход свободный».
В зал ДК вошёл докладчик. С первого взгляда на сцену сидевшего в третьем ряду Степанича как током ударило: «Ис-стин-но русский человек». Перешепнувшись с Войцеховским, быстро пошли к выходу, на улице обогнули левое крыло здания. В низком окне виднелась спина докладчика. Швартц заливался соловьём:
«С одной стороны, противопехотные и противотанковые мины представляют собой противоположность, так как расчитаны на поражение разных видов войск и военной техники. С другой стороны, эта противоположность снимается нахождением правильного соотношения типов мин. Противопехотное минирование является тезисом, противотанковое - антитезисом, а смешанное минирование - синтезом, ликвидирующим возникшее противоречие на качественно новом этапе развития обороны укрепрайона. То, что до начала попадания на минное поле представляло собой угрозу для рабоче-крестьянской власти, после снятия противоречия является лишь грудой искорёженного металла и поражённой живой силы противника. Направив подбитую технику на переплавку, собрав трофейное оружие, красноармейцы совершают тем самым переход количества фашистской матчасти в качество, укрепляющее обороноспособность СССР, и таким образом, товарищи, происходит отрицание отрицания».
Войцеховский разбил сапогом стекло, Степанич швырнул в спину Швартца сумку с гранатами. Раздался страшный взрыв. Швартца разорвало пополам, сотни гранатных осколков брызнули в зал.
Степанич и Войцеховский нырнули в проходной двор, быстро выбежали на Ульяновскую, на ходу втиснулись в трамвай. Через 40 минут электричка несла их в сторону Сестрорецка. Не доезжая до станции, спрыгнули с поезда, нервно перекурив в леске, побежали к границе.
Через день, вымытые и гладко выбритые, в хельсинской гостинице принимали поздравление начальника финляндского отдела внутренней линии:
- По сообщениям финского консула, в Петрограде убит известный советский агитатор, функционер среднего звена Шварцман. Кроме того, ранено около 80 человек, все - члены ВКП(б) и РКСМ. Для первого раза неплохо, господа. Очень неплохо. Большой резонанс во Франции. Генерал Туркул лично выразил одобрение. Господа, есть ли личные пожелания, просьбы?
- Просим в самое ближайшее время снова отправить нас в Россию.
- Отменно. Это ответ русских офицеров.
Вечером, сидя в ресторане, Степанич, отхлёбывая из бокала шампанское, вдруг прыснул: «Господа, а дурак ошибся уже в тезисе. Танки делают проходы в противопехотных минах, а пехота бежит гуськом за танками. Никаких потерь, господа!»
Шампанское облило скатерть, весь стол грохнул от хохота.
Во второй раз пошли через месяц. Группу усилили подпрапорщиком Котовым и капитаном Елионским-Мусатовым. Через границу прошли хорошо, дальше начались непредвиденные трудности. Идя к станции, несколько раз чуть не нарвались на конные разъезды НКВД; на станции билетная касса была закрыта. Поехали зайцами. На следующей остановке в поезд сели энкеведисты с собаками, пришлось прыгать на ходу. Спрыгнули незаметно, однако до следующей станции добрели только глубокой ночью. Вконец измотанные, решили переночевать на лавке перрона...
Степанич проснулся от яркого солнечного луча, пробившегося поверх сосен. Трое его друзей ещё спали. Перрон был совершенно пуст, только вокруг их лавки молча стояли пять человек. Босоногая девчонка лет пятнадцати, такого же возраста паренёк в лаптях, помятого вида дачник в парусиновых штиблетах и два путевых обходчика в деревянных чоботах, выкрашенных облупившейся масляной краской. Они все смотрели на ботинки боевиков - американские армейские ботинки с толстой рифлёной подошвой, двойной вязью новых шнурков с медными носиками, металлической окантовкой вентиляционных дырочек...
Уходили через лес, где вскоре нарвались на вызванную по тревоге спецгруппу. Отбежав на довольно большое расстояние и выйдя на край болота, устроили засаду. Сначала удачно перестреляли трёх овчарок из пистолетов, потом забросали гранатами не догадавшихся остановиться преследователей, всего человек десять. Взяли четыре автоматических карабина с дополнительными магазинами, документы. Болото решили не обходить, а идти вброд. Брода, однако, не оказалось, и через полчаса все четверо утонули. Тонули медленно. Трясина по-слоновьи чавкала, безусый Котов плакал как девчонка.
В 1937 сын Швартца, курсант-лётчик, был разоблачён и признался, что взрыв в ДК Куйбышева организовал он по приказу родителей, намеревавшихся таким образом отвлечь органы НКВД от подготавливающегося покушения на Сергея Мироновича Кирова. После этого был мгновенно расстрелян вместе с матерью. На всякий случай расстреляли двух двоюродных тёток и 14-летнюю сестру Цилю.
А Степанич погиб холостым.
*****
Погония («Погон») потерял руку и в чине поручика демобилизовался перед самой революцией. В Белой Армии не служил, однако эмигрировал в Германию, жил в Берлине и Гамбурге. Стал сильно пить, опустился, в 1934 году был направлен на перевоспитание в спецучреждение. Перевоспитывался, однако, плохо и ещё через год был посажен в лагерь, где ещё через 6 месяцев его зарезал немецкий уголовник.
*****
Елютина («Тютю») арестовали в 1934 году по доносу как «белогвардейца», хотя таковым он никогда не был. Осенью 1936 года на лесоповале в Карелии раздели и, привязав к дереву, оставили на ночь в лесу. Елютин долго кричал и бился, под утро затих в телогрейке из живого месива. Через два дня, не приходя в сознание, умер в лагерной медсанчасти.
*****
Степанянц ещё в 1907 году стал членом РСДРП, сначала поддерживал меньшевиков, потом, после февральской революции, перешёл к большевикам, занимал важные посты сначала в Северной коммуне, потом в наркомате пищевой промышленности. В 1934 году вычищен из партии как межрайонец, в качестве коего через три года и был расстрелян. Единственный брат, жена и дети погибли в 1937-1944 как «чээсы».
*****
Инженер-железнодорожник Караулов отступил с Колчаком, оказался в Харбине. Работал на КВЖД, получил советское гражданство. Погиб в лагере в 1937 г.
*****
Самохвалов («Самовар»), чтобы избежать мобилизации в 1914-ом, устроился рабочим на оборонный завод. В 1924 году сдуру вступил в ВКП(б). Вычищен в 1933 году как чуждый элемент, а в 1937-ом - расстрелян как враг народа.
*****
Каракарманов занимался мелкой торговлей, выгодно женился на дочке местного чрезвычайщика и стал процветающим нэпманом. Расстрелян по доносу жены в 1938 году.