• Главная
• Разделы журнала
• Общество
• Песня о Щелкане Дудентьевиче и Дюдькозляте

Песня о Щелкане Дудентьевиче и Дюдькозляте

Александра Шапиро 30.11.2024

Александра Шапиро 30.11.2024

Песня о Щелкане Дудентьевиче и Дюдькозляте

Для русского фольклора характерны так называемые исторические песни, повествующие о реальных или вымышленных лицах и событиях. Например, песня «То не сильная туча затучилась», посвященная походу на Русь эпохи Ивана Грозного крымского хана Девлет-Гирея, или песни с сюжетами грозненского времени, которые использовал, Алексей Константинович Толстой, создавая роман «Князь Серебряный». Сегодня же я расскажу о песне, восходящей к историческому событию в Твери в 1327 году, а записанной в XVIII-XX веках... на Урале, на Кенозере и на Карельском берегу.

Антиордынское восстание в Твери, 1327 год

Осенью 1326 года тверской князь Александр Михайлович получил от ордынского хана Узбека ярлык на великое княжение Владимирское. Примерно через год в Тверь приехал родственник Узбека – Чол-хан. На Руси ордынского царевича назвали Шевханом, Шевкалом или Щелканом. Скорее всего, он приехал за данью. Щелкан, поселился в княжеском дворце, предварительно выгнав из него Александра Михайловича, начал «сотворять» над тверичанами «великое поругание» – насилие, грабёж. Однако князь призывал жителей «потерпеть». Терпение же лопнуло 15 августа 1327 года, на большой праздник Успения. Даю цитату из летописного сборника сразу в переводе. «Случилось так, что 15 августа, ранним утром, когда собирается торг, некий диакон-тверянин, – прозвище ему Дудко, – повёл кобылицу, молодую и очень тучную, напоить водой в Волге. Татары же, увидев её, отняли. Диакон же очень огорчился и стал вопить: «Люди тверские, не выдавайте! И началась между ними драка. Татары же, надеясь на свою власть, пустили в ход мечи, и тотчас сбежались люди, и началось возмущение. И ударили во все колокола, стали вечем, и восстал город, и сразу же собрался весь народ. И возник мятеж, и кликнули тверичи и стали избивать татар, где кого поймают, пока не убили самого Шевкала. Убивали же всех подряд, не оставили и вестника, кроме пастухов, пасших на поле стада коней. Те взяли лучших жеребцов и быстро бежали в Москву, а оттуда в Орду, и там возвестили о кончине Шевкала».

Увы, Золотая Орда в союзе с Москвой и Суздалем жестоко за это Тверь покарала. «И, услышав об этом, беззаконный царь зимой послал рать на Русскую землю... и убили они множество людей, а иных взяли в плен; а Тверь и все тверские города предали огню. Великий же князь Александр, чтобы не терпеть безбожных преследований, оставив русский великокняжеский престол и все свои наследственные владения, ушёл во Псков с княгиней и детьми своими и остался в Пскове». Чуть позже завершится многолетнее соперничество Москвы и Твери за верховенство в Северо-Восточной Руси: теперь главенствовать будет Москва в лице Ивана I Даниловича Калиты.

Восстание получило название Щелкановщины, а «Повесть о Шевкале-Щелкане» вошла в летописные сборники.

XVIII век: Щелкан Дюдентьевич

В 1780-х–1780-х годах, в уральских владениях горнозаводчиков Демидовых была записана «Песня о Щелкане Дюдентьевиче»; опубликовали же её в 1804 году. Отчество Щелкана на русский манер образовали от имени предполагаемого отца царевича – Тудан, которое превратилось в Дюдень, Дедень и Дудень. Привожу песню; для экономии места – без разметки по строфам, но с разбивкой по абзацам.

«А и деялося в орде, передеялось в Большой: на стуле золоте, на рытом бархоте, на чер(в)чатой камке сидит тут царь Азвяк, Азвяк Таврулович (Азвяком/ Озвягом/Возвягом/ Везвяком называли на Руси хана Узбека; отчество же хану дали произвольно, видимо, по имени ордынского богатыря Таврула/ Хостовруда, известного из «Повести о разорении Рязани Бататыем» и «Песни о Коловрате»), суды рассуживает и ряды (ряда, ряд – договор, условие, сделка) разряживает, костылём размахивает, по бритым тем усам, по тотарским тем головам, по синим плешам.

Шурьев царь дарил, Азвяк Таврулович, городами стольными: Василья на Плесу, Гордея к Вологде, Ахрамея к Костроме, одново не пожаловал – любимова шурина Щелкана Дюдентевича. За что не пожаловал? И за то он не пожаловал, ево дома не случилося, уезжал то млад Щелкан в дальную землю Литовскую за моря синея. Брал он, млад Щелкан, дани-невыходы, царски невыплаты, с князей брал по сту рублев, с бояр по пятидесяти, с крестьян по пяти рублёв, у которова денег нет, у тово дитя возьмёт; у которова дитя нет, у того жену возьмёт; у котораго жены-та нет, тово самово головой возьмёт.

Вывез млад Щелкан дани-выходы, царския невыплаты; вывел млад Щелкан коня во сто рублёв, седло во тысячу, узде цены ей нет: не тем узда дорога, что вся узда золота, она тем, узда, дорога – царская жалованье, государево величество. А нельзя, дескать, тое узды не продать, не променять и друга дарить, Щелкана Дюдентевича (то есть, Щелкан отобрал у некоего князя царский подарок – узду, которую нельзя было продавать-менять; «друга дарить» – вероятно, производное от «даруга дарить», где «даруга» – сборщик дани).

Говорит млад Щелкан, млад Дюдентевич: «Гой еси, царь Азвяк, Азвяк Таврулович! Пожаловал ты молодцов, любимых шуринов, Василья на Плесу, Гордея к Вологде, Ахрамея к Костроме, пожалуй ты, царь Азвяк, пожалуй ты меня Тверью старою, Тверью богатою, двомя братцами родимыми, дву удалыми Борисовичи (то есть Тверью, где во власти были некие «Борисовичи», возможно, тверской тысяцкий с братом).

Проговорит царь Азвяк, Азвяк Таврулович: «Гой еси, шурин мой Щелкан Дюдентевич, заколи-тка ты сына своего, сына любимова, крови ты чашу нацади, выпей ты крови тоя, крови горячия, и тогда я тебе пожалою Тверью старою, Тверью богатою, двомя братцами родимыми, дву удалыми Борисовичи!».

Втапоры млад Щелкан сына своего заколол, чашу крови нацадил, крови горячия, выпил чашу тоя крови горячия. А втапоры царь Азвяк за то ево пожаловал Тверью старою, Тверью богатою, двомя братцы родимыми, два удалыми Борисовичи.

И втепоры млад Щелкан он судьею насел в Тверь-ту старую, в Тверь-ту богатую. А немного он судьею сидел: и вдовы-та бесчестити, красны девицы позорити, надо всеми наругатися, над домами насмехатися. Мужики-то старыя, мужики-та богатыя, мужики посадския оне жалобу приносили двум братцам родимыем, двум удалым Борисовичем. От народа они с поклонами пошли, с честными подарками, и понесли оне честныя подарки злата-серебра и скатнова земчуга. Изошли ево в доме у себя (в данном случае слово «изойти» дается в значении «найти, застать»), Щелкана Дюдентевича, подарки принял от них, чести не воздал им. Втапоры млад Щелкан Зачванелся он, загорденелся, и оне с ним раздорили, один ухватил за волосы, а другой за ноги, и тут ево разорвали, тут смерть ему случилася, ни на ком не сыскалося» (в данном случае – никто не был наказан за содеянное).

Как видим, несколько веков, прошедшие со времени восстания, и фольклорные традиции сказались на содержании песни. Так, неведомым царским шуринам (часто в песнях и былинах шурин – образ близкого к правителю человека) даны русские имена; «Литовская земля» помещена «за море»; в список отданных «шуринам» городов включены Кострома, Плес и Вологда (возможно, потому что они были известны сочинителю песни; в реальном же XIV веке ордынские посланники приезжали лишь в Кострому); включен душераздирающий сюжет с убиением Щелканом сына, смерть же самого Щелкана описана в эпическом духе – схожий эпизод есть в былине «Калин-царь».

XIX век: Дудентьевич на Кенозере

В 1871 году славяновед, фольклорист, член-корреспондент Санкт-Петербургской Академии наук Александр Федорович Гильфердинг (1831-1872) записал песню о Щелкане Дудентьевиче, что пропела ему жительница Суетин-острова (сейчас относится к Архангельской области). В этом тексте «Возвяг Таврольевич» – просто некий царь, без всякого упоминания об Орде; шурины с пожалованными им городами превратились в бояр, а Щелкан Дудентьевич – в «любимого зятюшку». После убиения сына за пожалование Тверью Щелкан заезжает попрощаться к сестре Марье Дудентьевне, которая ему и говорит: «А чтобы тебе, брателку, да туда-то уехати, да назад не приехати. Да остыть бы тебе, брателко, да на востром копье, на булатнем на ножичке». На этом песня и заканчивается. Еще несколько вариантов Гильфердинг услышал в других деревнях.

В 1926-1928 годах этнографы и фольклористы братья-близнецы Борис Матвеевич (1889-1930) и Юрий Матвеевич Соколовы (1889-1941) предприняли экспедицию на Русский Север. И на Суетин-острове восьмидесятилетний старик, сын той самой женщины, что впервые спела про Щелкана Дудентьевича Гильфердингу, снова изложил эту древнюю историю. В фольклорных экспедициях МГУ 1958-1962 годов песню не записали: скорее всего, в живых уже не оставалось никого, кто её помнил.

XIX ВЕК: Шшелкан Задудентьевич и Дюдькозлять на Карельском берегу

В 1909 году этнограф, фольклорист и диалектолог Алексей Владимирович Марков (1877-1917) записал в старинной поморской деревне Гридино (сейчас относится к Кемскому району Карелии) ещё одну историю про Щелкана. Здесь Щелкан (Шшелкан в авторской записи) Задудентьевич – шурин Возвяга-царя; он снова убивает сына; но смерть ему предсказывает-заклинает сестра не родная, а Возвяка (старуха без имени; и если Щелкан шурин Возвяка, то старуха приходится Щелкану женой и матерью убитого сына); вместо Твери говорится о каком-то Твердограде, а смерть Щелкан принимает в некоем «Красном селе». «Из Красного села выскочил Дюдькозлять, и хватил Шшелкана поперек живота, и бросил Шшелкана о сыру землю, и тут Шшелкану славы поют, и тут Шшелкану старины скажут». Все, конец истории и песни.

Интересен здесь Дюдькозлять: возможно, сквозь века и расстояния так дошло имя «диакона-тверитянина» Дудко, из-за лошади которого и началась в 1327 году «драка» между ордынцами и жителями Твери. Дудко-дьякон вполне мог превратиться у сказителей в Дюдькозлятя. Кстати, имя Дуда я встречала в одной из новгородских берестяных грамот XIV века.

В 1956 году исследователи фольклора снова записали в Гридине песню о Щелкане Задудентьевиче. В это версии некий безымянные царь отправляет любимого шурина собирать некие налоги «за тридевять земель», навстречу гордому назначением Щелкану (сына при этом он не убивает) «стрецается ему, стрету попадается, старая старушка седатая» и «говорит ему да таковы слова: дай те Бог туда не дойти и назад не прийти». Умирает же Щелкан не от руки Дюдькозлятя, а выпив стакан вина: «оказалось не зелено вино, а яд». В последний раз вариант с небольшими отклонениями записали в 1964 году.

Послесловие

Таким образом, песня о Щелкане была записана в трёх местах в десяти вариантах, шесть из которых пришлись на Кенозеро. Какими путями, с кем добиралась с XIV века история об ордынском царевиче до Урала до весьма далеких от Твери – загадка.

Песни цитируются по изданию: Ю. И. Смирнов, «Щелкан Дудентьевич: эпическая песня», Архангельск, Кенозерский национальный парк, 2011 год

назад