- Главная
- Разделы журнала
- Общество
- Звёздная россыпь романса
Звёздная россыпь романса
Наталья Кириллова 27.02.2020
Наталья Кириллова 27.02.2020
Звёздная россыпь романса
Вы когда-нибудь видели южную звёздную ночь? Бездонное чёрное небо, усыпанное мириадами звезд, сияющих словно драгоценные камни. Это похоже на музыку, простую и ясную, этим и прекрасную. Не нужно быть музыкальным критиком, чтобы почувствовать искренность песни. Искренность слов и мелодии всегда рождается из любви. Так на рубеже 19 и 20 веков появился и один из самых нежных романсов. «Звёзды на небе, звезды на море» - этот романс часто звучит в концертах, доставляя неизменное наслаждение слушателям. Автор музыки хорошо известен. Это популярный в 20-х годах артист Борис Борисов. А автором слов стала его возлюбленная Елизавета Дитерихс. Однако даже в самых скрупулезных литературных справочниках нет упоминаний о такой поэтессе. Дело запутывает и то обстоятельство, что сегодня этот романс исполняют мужчины и звучит он с небольшой переделкой восьмой строки.
По счастливому случаю, достоверность авторства подтвердила профессор-историк Нина Михайловна Пашаева, которая сама происходит из рода Дитерихс и хранит сведения о нём.
Встреча молодых людей произошла ещё на заре юридической карьеры Бориса Борисова, когда тот делал свои первые шаги на этом поприще под руководством отца Елизаветы Александровны, мирового судьи Одессы.
Пробудившееся в молодых людях романтическое чувство принесло свои плоды. Елизавета написала признание в нежных стихах, Борис ответил взаимностью и… музыкой на эти стихи. Совсем скоро Елизавета Александровна, словно «сад в подвенечном уборе» из её стихотворения, сама стояла в подвенечном уборе. Но... с другим. Увы, жизнь куда более прозаична. В семейном архиве не сохранилась фамилия её первого мужа (известно, что она была замужем дважды). И коль скоро она стала замужней дамой, то, очевидно, что, если писала и публиковала стихи, вряд ли под своей девичьей фамилией Дитерихс. Видимо, поэтому почти невозможно обнаружить её стихов в печатных изданиях того времени. В 1917 году Елизавета Александровна покинула Россию. Куда она уехала и в какой стране жила - неизвестно. А эта драматическая история первой любви оставила глубокий след в судьбе Бориса Борисова. Он покинул открывшееся ему юридическое поприще и стал артистом. Сценическую деятельность артист Борисов (настоящая фамилия Гурович) начал в украинской труппе М. Л. Крапивницкого в 1895 году, позднее стал артистом театров Харькова (1897 -1899) и Киева (1899-1903).
С 1903 по 1913 год Борисов служил в московском театре Корша. С 1913 года - в Свободном театре, затем в Московском драматическом театре, с 1908 выступал и в Театре малых форм «Летучая мышь», где был одним из самых популярных актёров. С решением смены профессии приходят успех и известность, но душевная боль, вероятно, долго не покидала его. В репертуаре Борисова был ещё один известный романс «Я помню день», текст которого, как можно предположить, принадлежал ему самому. Это повествование о встрече, разлуке, новой встрече через много лет, но не оживившей былой любви. Выходивший в 20-х годах журнал «Новый зритель» писал об успешных полугодовых гастролях Борисова в Америке в 1924 году. На его концерты приходило много выходцев из России. Возможно, там и произошла эта новая встреча с Елизаветой Александровной, урождённой Дитерихс? И хотя Борисовым было создано достаточно много удачных вокальных произведений, которые он, подобно А. Вертинскому, сам же и исполнял, ни одно из них по красоте и восторженному состоянию души не сравнялось с их совместным творением в далекой юности, в Одессе.
Борис Самойлович был исполнителем песен Беранже, куплетистом, великолепным рассказчиком, автором и исполнителем романсов, музыкально-вокальных пародий, эстрадных импровизаций и экспромтов. Так как артист сам пел свои романсы, аккомпанируя себе на гитаре, то легко предположить, что и романс «Снился мне сад» сразу же прозвучал в мужском варианте. Здесь надо оговориться, что в XIX веке и в начале XX было принято не делить строго репертуар песен и романсов на мужской и женский, одно и то же произведение исполняли и певцы, и певицы - даже без изменения слов. Только в последние десятилетия такое разделение стало более или менее строгим, и строчку «Милый, о милый, люблю!» певцы заменяют на «Милая, я Вас люблю!»
И если не заглянуть в первоначальный текст романса, можно и не догадаться, что стихи написаны как откровение женской души:
Листьев ли шёпот иль ветра порывы
Чуткой душою я жадно ловлю.
Взоры глубоки, уста молчаливы:
Милый, о милый, люблю.
Что же касается Елизаветы Дитерихс, хочется думать, что след этой поэтессы потерян не навсегда. Но точно, что строки и музыка этой нежной песни навсегда останутся в сердцах людей. Ведь каждый из нас переживал первую любовь и хранит, как зеницу ока где-то в глубине души, не просто как память, как тайну – трепетные мгновения первых признаний, где:
Тени ночные плывут на просторе,
Счастье и радость разлиты кругом.
Звёзды на небе, звёзды на море,
Звёзды и в сердце моём.
Среди миров
В середине XX века был очень популярен романс на стихи Иннокентия Анненского, изданные в его посмертном сборнике «Кипарисовый ларец», поэта, жившего на смене века 19 и сильно опередившего своих современников поэтическими образами и мыслями, заложенными в них. Вокальный цикл «Элегии», куда вошёл и романс под названием «Среди миров», известный советский композитор Юрий Шапорин создавал в годы войны. Первой исполнительницей «Элегий» стала в 1945 году солистка Большого театра Татьяна Талахадзе. Вскоре после этого романс Шапорина «Среди миров» записал и Георгий Виноградов, один из самых популярных певцов того времени:
Среди миров, в мерцании светил
Одной звезды я повторяю имя…
Не потому, чтоб я её любил,
А потому, что я томлюсь с другими.
И если мне сомненье тяжело,
Я у неё одной ищу ответа…
Не потому, что от неё светло,
А потому, что с ней не надо света.
Иннокентий Фёдорович Анненский был удивительным поэтом. Подобно Тютчеву, он долгое время словно бы стеснялся своего поэтического дара, профессиональным поэтом себя не считал и писал стихи для себя, для друзей, для знакомых:
«Я твёрдо держался глубоко запавших мне в душу слов моего брата Николая Фёдоровича: «До тридцати лет не печататься», и довольствовался тем, что знакомые девицы переписывали мои стихи и даже (ну как тут было не сделаться феминистом!) учили эту чепуху наизусть…» (И. Анненский).
Первый и единственный прижизненный его сборник увидел свет, когда его автору было уже под пятьдесят. Но даже здесь он предпочёл укрыться под многозначительным псевдонимом «Ник. Т-о». Только в самый последний год своей жизни Анненский начал предпринимать некоторые шаги, чтобы получить по праву принадлежавшее ему место на тогдашнем поэтическом Олимпе, но… не успел. Сергей Маковецкий, главный редактор литературного журнала, с которым Анненский предполагал сотрудничать, потом уже, много лет спустя, написал о нём такие слова:
«Поэт глубоких внутренних разладов, мыслитель, осуждённый на глухоту современников, - он трагичен, как жертва исторической судьбы. Принадлежа к двум поколениям, к старшему - возрастом и бытовыми навыками, к младшему - духовной изощрённостью, Анненский как бы совмещал в себе итоги русской культуры, пропитавшейся в начале XX века тревогой противоречивых терзаний и неутолимой мечтательности».
Именно так: уже слегка чужой веку XIX-му, он так и не успел стать своим веку XX-му. Он не был модным, не был при жизни признанным - быть может, потому ещё, что был предельно искренен и всегда и во всём оставался верен самому себе. Иннокентий Анненский жил в эпоху, когда ломались прежние каноны - в литературе, в живописи, в музыке, в политике, во всём - и делались попытки создать взамен них что-то новое. Он ничего не делал напоказ, он не делал себе славы в духе нового времени и потому держался как бы особняком среди своих современников-поэтов. Одиночество - вот главная тема его поэзии.
Это уже потом, после смерти, его стали называть «последним из царскосельских лебедей», блестящим представителем Серебряного века русской поэзии. Это уже потом обнаружилось вдруг, что Анненский намного опередил своих современников, оказав огромное влияние на творчество самых известных поэтов-новаторов начала века. Это уже потом Ахматова скажет о нём: «А тот, кого учителем считаю, // Как тень прошёл и тени не оставил…»
В октябре 1909 года, всего за полтора месяца до своей безвременной кончины, Анненский выступил с докладом на тему: «Поэтические формы современной чувствительности», в котором он сказал, в частности, следующее:
«Стихотворения в прозе с их розами из табачной лавочки и воздухом, который напоминает парное молоко. Ах, господа! Я пережил всё это… я так глубоко пережил… Красота Тургенева не в том, где, может быть, видел он её сам. И как она нам теперь нужна, о, как нужна! Красота Тургенева в том, что он отрицание цинизма…
Если не умеете писать так, чтобы было видно, что вы не всё сказали, то лучше не писать совсем. Оставляйте в мысли…»
Стихотворение Иннокентия Анненского «Среди миров», музыкальное по самой своей сути, словно бы создано для того, чтобы стать романсом. Композитор Юрий Шапорин был далеко не единственным и даже не первым, кто положил эти стихи Анненского на музыку. Гораздо раньше его это сделал Александр Вертинский: романс, названный им «Моя звезда», был широко известен (сначала в среде русской эмиграции, а потом и в России) и с неизменным успехом исполнялся самим же Вертинским.
Строку Анненского «… потому, что я томлюсь с другими» Александр Вертинский заменил на «… потому, что мне темно с другими», при этом оставив последнюю строку без изменения: «… потому, что с ней не надо света», отчего романс его сразу стал звучать несколько парадоксально и загадочно: дескать, хотя мне с другими и темно, но мне это как раз нравится.
Популярность этого романса была такова, что даже один из почитателей и коллег Вертинского, известный в 60-е годы эстрадный конферансье, куплетист и завсегдатай телепередачи «Голубой огонёк» Бен Бенцианов, однажды воспользовался популярностью романса «Моя звезда» для создания на его основе своих сатирических куплетов.
Этот романс заслужил любовь многих артистов разных эпох: Алла Баянова, Владимир Высоцкий, Валерий Ободзинский, Борис Гребенщиков, Олег Погудин, Зара Долуханова, Георгий Виноградов, Александр Вертинский - каждый из этих исполнителей привносил в стихи Анненского новые краски, находил в этих стихах что-то своё, что-то сокровенное, глубоко личное.
Во все времена идея возвеличивания «свободного» проявления личности, а точнее излишнего, возведенная в культ, при этом не сдерживаемая никакими ограничителями, таит в себе большую опасность и всегда рискует превратиться в банальность.
Дело не только в морали, а в раздумьях над моралью. Над ее ориентирами и ценой этой морали. Простые, казалось бы на первый взгляд, восемь строк Анненского заключают в себе некую тайну, ведомую только тому, кто их читает в этот момент или слышит. Звезда, от которой не светло, сияет внутри нас подчас ярче самого жгучего солнца. Только человек умный, тонкий и с безупречным вкусом мог выразить идеи подобного рода в эфемерной прозрачности стиха.
Наверное, мы устроены таким образом, что за прошедшей историей, изменившей нас, всегда приходит новая. Раненое сердце, подчас не успев оправиться от пережитого, снова оказывается во власти новых чувств. И то воспоминание о минувшем становится путеводной звездой, что словно ориентир ведет нас сквозь новые переживания. Можно прожить тысячи жизней и все же остаться самим собой при тусклом мерцании одинокой звезды.
Моя звезда
Найти человека, который хоть раз в своей жизни не слышал романс «Гори, гори, моя звезда», задача не из лёгких. И оттого, что этому произведению уже без малого 200 лет, и оттого, что это один из самых исполняемых старинных романсов по всему миру.
История создания романса обросла множеством неправдоподобных легенд.
Благодаря частым комментариям «музыка и слова народные», история создания романса насчитывает несколько версий. В частности, слова приписывают Н. Гумилёву и И. Бунину. Но когда «добрались» до настоящих авторов, то вспомнили и о звёздах.
Этот романс - один из музыкальных долгожителей. Его написанию предшествовали два события. Первым было открытие планеты Нептун в сентябре 1846 года. Событие, безусловно, обсуждалось в российском обществе, тем более, что Нептун открыли благодаря математическим расчетам. Во-вторых, в преддверии 700-летия Москвы власти объявили всевозможные творческие конкурсы, а дело шло к Рождеству, и упоминаемая не раз в песне звезда вполне могла ассоциироваться с рождественской звездой.
Сейчас не узнать, повлияло ли какое-либо из описанных событий на главный образ в романсе, написанном в то же время. Кстати, ни в каком конкурсе романс ничего не выиграл. Но авторы ныне установлены точно: композитор Пётр Булахов и студент-юрист Владимир Чуевский. Этот творческий союз известен многими своими сочинениями. Но почему же именно романс «Гори, гори, моя звезда» оброс домыслами и долго был запретным?
Гори, гори, моя звезда,
Звезда любви приветная!
Ты у меня одна заветная,
Другой не будет никогда.
Авторство романса долгое время приписывалось совершенно разным людям. Но в силу того, что все эти люди были долгое время крайне нежелательны в идеологическом плане, то романс тоже побывал «в подполье».
Пётр Петрович Булахов родился предположительно в 1822 году, умер 2 декабря 1885 года. Имя его, может, многим знакомо по таким широко исполняемым романсам, как «Тройка мчится, тройка скачет», «Колокольчики мои», «Нет, не люблю я вас», «Не пробуждай воспоминаний», «Вот на пути село большое», «В минуту жизни трудную», «Выхожу один я на дорогу». Всего романсов около ста, но общее количество неизвестно, так как существовала путаница – родной брат композитора тоже писал романсы, а инициалы у обоих были одинаковыми.
Талант Булахова расцвел в музыкальной семье (чуть ли не все родственники были известными оперными певцами). Но судьба Петра Булахова – это цепь непрерывных тяжелейших лишений и испытаний. Нужда, невозможность зарегистрировать брак с любимой женщиной, родившей ему детей, поскольку ее законный муж не давал ей развода. Пожар, в котором сгорело все имущество, а также рукописи, которые все же горят. Болезнь, впоследствии приведшая к параличу.
Последние годы Булахов провёл в подмосковном имении графов Шереметевых Кусково. Там Шереметевы, поклонники творчества композитора, выделили ему небольшой дом. Его чтили при жизни, его помнили после смерти: романсы исполняли не только на сцене, но и буквально в каждом доме. На смерть П. Булахова откликнулись все крупные газеты, а организацию похорон взяла на себя Московская Консерватория, хотя к ней композитор не имел никакого отношения и с раннего детства из-за болезни обучался дома.
Несмотря на то, что на долю автора музыки выпали тяжкие невзгоды, мелодии всех его романсов удивительно светлые. Даже в «Гори, гори, моя звезда» нет надрыва, нет открытой трагедии.
Об авторе слов В. Чуевском известно совсем мало. Да и высказываются еще сомнения насчет точного авторства – слишком долго в СССР романс был под запретом. В первых послевоенных изданиях нот и исполнениях романса могло даже значиться: слова и музыка народные или неизвестных авторов.
Но есть ещё один человек, чьё творчество оказалось созвучным двум авторам – это аранжировщик музыки и один из самых известных исполнителей этого романса Владимир Сабинин (1885–1930 годы), принесший романсу вторую волну известности. Именно благодаря его записям периода Первой мировой войны, романс «Гори, гори, моя звезда» стал особенно популярен. И восприниматься уже стал однозначно, не о любви мирской. На фоне военного времени, противопоставления жизни и смерти образ звёзды получил более глубокое толкование. А в Гражданскую войну и напрямую образ звезды стали связывать с образом России.
Понятно, что речь шла об «утраченной России», понятно, что этот романс, в отличие от «Белой акации» («Смело мы в бой пойдём»), пелся исключительно теми, кто был на проигравшей стороне. И еще более понятно, почему авторство этого романса приписывалось поочередно И. Бунину, Н. Гумилёву и А. Колчаку.
Относительно Колчака существовали сразу две версии. Первая – о том, что адмирал сам написал этот романс. Вторая – о том, что он пел этот романс перед расстрелом.
Твоих лучей небесной силою
Вся жизнь моя озарена.
Умру ли я – ты над могилою
Гори, гори, моя звезда!
Что касается авторства, то вопрос уже считается выясненным. А вот пел ли его адмирал Колчак перед своим расстрелом, узнать, видимо, уже не придется. Но именно из-за этих предполагаемых фактов, связанных с жизнью и смертью адмирала, романс стал очередным «врагом народа», считался белогвардейским и был запрещён на долгие годы.
чем может навредить в идеологическом плане один романс? Отчего запреты и опала? Но искусство имеет такую непреодолимую силу воздействия, способную не просто воскресить былые чувства, но и самосознание целого народа.
Помните выражение: «Сегодня ты танцуешь джаз»? Вот и получается: «А завтра ты поешь романс», всё одно «ты Родину предашь», поскольку петь полагалось положенное. Вечная подозрительность и недоверие к собственным гражданам, свойственные тому времени.
В СССР «вызволили» романс из небытия певец Георгий Виноградов в 1944 году и… американский фильм «Война и мир» 1956 года. «Shine, Shine, My Star» – так он звучит по-английски.
С тех пор началась новая жизнь этого произведения. Позже одной из исполнительниц романса стала знаменитая в СССР польская певица Анна Герман. В своей аранжировке она попросила в начало добавить барабанную дробь в память о своём отце Ойгене Германе.
Большинство зрителей ассоциировало этот романс с судьбой Анны Герман, людям казалось, что она поёт про свою судьбу. Это было посвящение от лица дочери расстрелянному отцу. Отец и был для Анны той самой «заветной звездой».
Булаховский романс поют и сегодня, на сцене, и в застольях, и даже в караоке. А как не петь, когда душа просит?! И долгое время фатальное стремление за «роковой звездой» было присуще только русской душе, но вот парадокс: в наше время всемирного стирания национальных отличительных черт, желание раскрыть свою душу, поделиться «наболевшим» стало, как мне кажется, интернациональным. Оттого, быть может, и звучит сегодня этот романс и на китайском языке, и на польском. А ведь поют-то все об одном. Вот и получается, что при всей нашей глобальной замкнутости на своем эго, мы не на столько уж и одиноки… И думается мне, стоит надеяться, что в пику всем невзгодам ещё засияет «звезда любви, звезда приветная».