Сто двадцать девятый номер

Артём Артёмов 1.07.2025

Сто двадцать девятый номер

Профессиональной деформации подвержены все профессии, в том числе и та, которая «Родину защищать». Воюющих с февраля 2022 года осталось, исходя из сведений от знакомых командиров, процентов десять. Тогда, весной двадцать второго, многие уволились, им разрешали. Хлебнув первых «успехов», они подумали, что теперь без них, ведь они же шли в армию, а не воевать. Другие комиссовались после ранений. Третьи погибли.

От той концовки зимы и весны я помню неразбериху и холод – до начала мая было очень холодно. Кто, где, почему и зачем становилось ясно потом, а в настоящем мгновении был туман из бравурных сообщений Конашенкова, бессвязных кусков из докладов на местах и отсутствие понятных перспектив. Ещё было понимание, что никто и никогда не будет наказан за преступное и непрофессиональное планирование.

Уже плохо помню те дни и месяцы. Очень далеко, как из сурового сорок первого в тёплый сорок пятый доносятся воспоминания о них, с той лишь разницей, что фронт, застыв осенью двадцать второго, так и стоит, с небольшими изменениями на донецком направлении.

Холодным мартом в заснеженной Волновахе, огрызающейся огнём, мы с Женькой искали дом, в котором, как нам сказали, были гражданские и маленькие дети. Очень просили их увезти. Стреляли в другой половине городка, а здесь догорала техника, валялись трупы, иногда прилетало и бахало. Мы искали час, подставляясь под раздваивающееся желание отомстить попрятавшимся и не сумевшим отступить вэсэушникам, и остаться незамеченными. Нашли в подвале лишь одного старика, остальные ушли ночью, когда стало потише. Огромные усилия и отсутствие коэффициента полезного действия, как многое на этой войне.

Аналогичный случай через неделю или две. СМС от родственника: «Там, в Кирилловке, семья, старики, женщины и дети. Мы им пишем, они читают, но не отвечают. Можете посмотреть, что с ними?». Кирилловка- это между Волновахой и Угледаром. Тогда фронт шёл по этому селу, может чуть к окраине сместился. Написал, объяснил. В ответ повтор просьбы, потом ещё – дети, старики… Ехать никто не хочет, остыть можно на раз-два. По обстановке узнавал – все единогласно сказали: «Не вздумай». Но в четвёртый раз смска: «Дети, старики, очень переживаем…» Поехали с Сашкой- полковником. Воронки, развороченная гусеницами дорога, подбитая, выгоревшая техника, взрывы. Блокпостов нет, так как они все в тылу; где противник, догадываешься по интенсивной стрелкотне. Чуть впереди и правее от неё нас закрывает ряд разрушенных домов. Первый дом после развилки, кажется, наш. Похож на тот, который присылали фоткой по телефону, только разрушен наполовину. Там точно никого. Рядом в проломленном заборе виднеется сарай, туда ведут несколько следов в грязи и пятнах снега.

– Саня, если что, рожок по окнам, и двигай отсюда!

– Я без тебя не поеду!..

– Поедешь, иначе оба ляжем.

Хорошо, что меня тогда слушались, идиотам нельзя возражать. Автомат в руки и пошёл, сквозь грязь, по следам неизвестно кого в неизвестно куда, инстинктивно пригибаясь от нечастого, но сильно громкого свиста пролетающих снарядов, взрывающихся то впереди, то позади.

В тёмном сарае, когда привыкли глаза, увидел закутанных в старые пальто и тряпки старика и старуху. Те самые. А родственники с детьми давно, ещё до боёв, уехали в Каменец-Подольский. На телефон не отвечают? Так им же москали пишут. Нет, они не против, боятся, наверное.

– Поехали в Донецк, – не то спрашиваю, не то говорю – ответ-то очевиден.

– Не, у нас квартира в Угледаре, мы останемся, подождём, когда освободят.

– Так вернётесь, если освободим и уцелеет, а если разрушат?

– Не, мы здесь подождем.

Мы уехали. В сумерках, на полуспущенном, пробитом осколком колесе. В Донецке, когда нашёл вай-фай, отписался, подробно, с приложением фотографий стариков, которых успел щёлкнуть в сарайном сумраке. Сообщение прочитали, видимо, между делом, не найдя минутки ответить что-либо. Я не про «спасибо», и даже не про то, как съездили, целы ли, живы… Могли бы про стариков что-то уточнить. Ничего. Именно это «ничего» стало для меня ответом и иллюстрацией на то, как «большая земля» смотрит на наше СВО и оценивает происходящее. И это ощущение ненужности и неважности поселилось во мне и живо до сих пор. Ну, воюет там кто-то, погибает, награды получает… Лучше скажите, когда это всё кончится? Но мы, к сожалению, не знаем. Мы просто воюем и стараемся победить. Жаль, что кроме нас это никому не нужно. Нужно только, чтобы закончилось побыстрее.

Сто двадцать девятый номер

Задать вопрос

Спасибо!