• Главная
• Разделы журнала
• Персоны
• «Лев Кавказа»

«Лев Кавказа»

Виктор Добров 27.06.2025

Виктор Добров 27.06.2025

«Лев Кавказа»

Так называли Алексея Петровича Ермолова. Прозвище было далеко не единственным, но подходило ему больше других. Во-первых, оно прямо указывало на его статус, а во-вторых, Алексей Ермолов внешне очень сильно напоминал царя зверей. Такой же могучий и свирепый, с тяжёлым взглядом на массивном лице и… грива волос, так походившая на львиную.

Его прославляли и проклинали, поэты посвящали ему стихи, а высшие сановники империи, признавая заслуги, откровенно побаивались. Он стал легендой при жизни, но отправленный в отставку в расцвете сил, казалось, был обречён на медленное угасание и забвение. Однако, История рассудила иначе…

*****

Алексей Ермолов родился 4 июня 1777 года в Москве, в роду, основателем которого, по преданию, являлся мурза Араслан-Мурза-Ермола, возглавлявший в 1506 году посольство Золотой Орды к великому князю Василию Ивановичу. Принял подданство русского государя и православную веру, был крещён Иваном^[1]. В 1611 году его правнук Тимофей Иванович Ермолов был записан в Боярской книге. В дальнейшем представители рода Ермоловых за свою службу были жалованы поместьями и населёнными имениями, но богатеями не стали. Что, впрочем, типично для служилых дворян.

Отец Алексея, Пётр Алексеевич, владел в Орловской губернии селом Лукьянчиково с сотней душ крепостных, так что после отставки с военной службы сразу же пошёл служить по гражданской части. Был избран дворянским предводителем в Мценске, в 1785 году определён председателем гражданского суда Орловского наместничества, в следующем году произведен в коллежские советники, а затем и в советники статские, что соответствовало по Петровской табели о рангах полковничьему чину. После 1792 года и до конца царствования Екатерины II Пётр Алексеевич исполнял обязанности правителя канцелярии генерал-прокурора А. Н. Самойлова, дальнего родственника его супруги, урождённой Давыдовой. Так что по линии матери Алексей Ермолов находился в родстве с Давыдовыми, Потёмкиными, Раевскими, Орловыми и Каховскими. Знаменитый поэт-партизан Денис Давыдов доводился ему двоюродным братом.

Как тогда было принято, ещё в младенчестве Алексей был зачислен в лейб-гвардии Преображенский полк, каптенармусом, а позже сержантом. Образование он получил в Московском университетском пансионе, который готовил к военной, статской, придворной и дипломатической службе и куда принимались мальчики дворянского происхождения 9-14 лет. В учёбе проявлял прилежание и достиг немалых успехов, за что не единожды получал поощрения от директора Московского университета П. И. Фонвизина, проявлявшего живой интерес к судьбе молодого Ермолова.

А в пятнадцатилетнем возрасте капитан гвардии Ермолов переехал в Петербург и был зачислен в 44-й Нижегородский драгунский полк, стоявший на Кавказе. Впрочем, тогда на Кавказ он не попал, а остался в Петербурге адъютантом при генерал-прокуроре графе Самойлове, у которого отец Ермолова был тогда правителем канцелярии. Вскоре Ермолов поступил в шляхетский артиллерийский корпус, в августе 1793 года выдержал экзамен с особым отличием и был переведен в капитаны артиллерии с причислением младшим преподавателем (репетитором) к Артиллерийскому инженерному шляхетскому корпусу.

Восстание в Польше подвигло Ермолова отпроситься в действующую армию и вскоре, в составе корпуса Дерфельдена, новоиспечённый капитан артиллерии выступил в поход. Во время польской кампании смог отличиться, командуя батареей, при штурме предместья Варшавы.

«Артиллерии капитану Ермолову.

Усердная ваша служба и отличное мужество, оказанное вами 24 октября при взятии приступом сильно укреплённого варшавского предместий, именуемого Прага, где вы, действуя вверенными вам орудиями с особливой исправностью, нанесли неприятелю жестокое поражение и тем способствовали одержанной победе, учиняют вас достойным военнаго Нашего ордена Святого Великомученика и Победоносца Георгия, на основании установления его. Мы вас кавалером ордена сего четвёртаго класса всемилостивейше пожаловали и, знаки оного при сем доставляя, повелеваем вам возложить на себя и носить по указанию. Удостоверены Мы, впротчем, что вы, получа сие со стороны Нашей одобрение, потщитеся продолжением службы вашей вящше удостоиться Монаршаго Нашего благоволения.

Екатерина

В Санкт-Петербурге, Генваря, 1 дня, 1795 года».

Такая высокая награда и в столь юном возрасте, да ещё и из рук самого Суворова! Молодого офицера ждала блестящая карьера, и всё складывалось очень удачно. Ермолов участвовал в Итальянских походах при штабе Австрийской армии, принимал участие в Персидском походе, за отличие при осаде крепости Дербент был удостоен ордена Святого Владимира 4-й степени с бантом. В 19 лет он стал подполковником и получил назначение на должность командира роты 2-го артиллерийского батальона генерала Эйлера… А через 2 года был арестован, уволен со службы и отправлен в ссылку в своё поместье по делу о создании Смоленского офицерского политического кружка и по подозрению в участии в заговоре против императора Павла I. Члены кружка обменивались вольнодумными взглядами, предвещавшими декабристов, и в переписке отзывались о государе «крайне непочтительно». Сам Ермолов знал о деятельности и планах руководителей «организации» немного, но к нему были приняты особенные меры предосторожности. В «Ордере по секрету» подпоручику Ограновичу наказывалось быть готовым «к строжайшему присмотру Ермолова… потому что оный арест по именному повелению его императорского величества и по весьма важным обстоятельствам». В тот же день Огранович получил от генерала Эйлера ордер с приказом содержать арестованного «под крепким караулом как важного и секретного арестанта… и с соблюдением всей строгости».

Ермолов был заперт в своей квартире, причём все окна, обращённые на улицу, были наглухо забиты, а к дверям приставлен караул. Оставалось лишь одно окно, к стороне двора, и под ним был поставлен часовой.

После военного суда Ермолов был сослан на жительство в Кострому, где подружился с таким же ссыльным товарищем по несчастью, казачьим генералом Матвеем Платовым.

Указом Александра I от 15 марта 1801 года Алексей Ермолов был помилован и с большим трудом смог вернуться на военную службу, получив назначение в Вильно.

«С трудом получил в 1802 году роту конной артиллерии, - писал он позже. - Мне 25 лет, недостаёт войны».

Арест и ссылка оказали сильное воздействие на Ермолова, и в его характере появились новые черты: подозрительность, мнительность и даже лукавство. Но при этом он отдавал себе отчёт в том, что эти события стали для него хорошим предупреждением и жизненным уроком. Много лет спустя, находясь в отставке, Алексей Петрович сказал навещавшему его А. С. Фигнеру, племяннику знаменитого партизана Отечественной войны 1812 года: «Если бы Павел не засадил меня в крепость, то я, может быть, давно уже не существовал бы и в настоящую минуту не беседовал с тобою. С моею бурною, кипучею натурой вряд ли мне удалось бы совладать с собой, если бы в ранней молодости мне не был дан жестокий урок. Во время моего заключения, когда я слышал над своей головою плескавшиеся невские волны, я научился размышлять».

Неизвестно, думал ли Ермолов всерьёз об участии в заговоре против императора. Следует принять во внимание то, что молодости свойственно увлекаться вольнодумными идеями, а некоторое фрондёрство в дворянской среде было даже модным. К тому же Павла I, «закрутившего гайки». В любом случае, молодой офицер сделал соответствующие выводы и вновь вернулся в строй, посвятив себя тому, чему он учился с детства – службе Отечеству.

В 1805 году рота Ермолова была назначена в состав армии Кутузова, двинутой в помощь Австрии против Франции. Догоняя армию, Ермолов шёл всё время «ускоренными маршами», но, несмотря на 2-месячный поход, представил по дороге свою роту Кутузову в таком образцовом порядке, что последний сказал, что будет иметь его в виду, и оставил роту в своём распоряжении как резерв артиллерии.

Участвовал в сражениях при Аустерлице, Амштеттене, Грейльсберге. Под Аустерлицем Ермолов, командовавший тогда конноартиллерийской батареей, не поддался общей панике и под огнём и ударами кавалерии развернул орудия, до последней возможности сдерживал натиск французов. Весь личный состав погиб, под Ермоловым убило лошадь, он попал в плен, но его смогли отбить елисаветградские гусары. За эту кампанию Ермолов получил орден Святой Анны 2-й степени и чин полковника.

В ходе русско-прусско-французской войны 1806-1807 годов Ермолов отличился в битве при Прейсиш-Эйлау в феврале 1807 года. Бомбардировкой из орудий своей конноартиллерийской роты Ермолов остановил наступление французов, чем спас армию, открыв огонь без всякого приказания, по собственной инициативе. Уже при атаке французов при Гейльсберге на замечание офицеров о том, что не пора ли уже открывать огонь, полковник Ермолов ответил: «Я буду стрелять тогда, когда различу белокурых от черноволосых».

В 1807 году 29-летний Алексей Ермолов вернулся в Россию с репутацией одного из первых артиллеристов русской армии, которого уважали молодые офицеры и которому прислушивались старшие командиры.

В 1808 году Ермолов был произведен в генерал-майоры с назначением на должность инспектора конноартиллерийских рот. По службе инспектировал артиллерию в Молдавской армии, служил начальником отряда резервных войск в Волынской и Подольской губерниях. С мая 1811 года служил в Петербурге начальником гвардейской артиллерийской бригады, затем начальником гвардейской пехотной бригады. Весной 1812 года стал начальником гвардейской пехотной дивизии, а после начала Отечественной войны, 13 июля 1812 года, был назначен начальником Главного штаба 1-й Западной армии, которой командовал военный министр М. Б. Барклай де Толли.

Михаил Богданович и Алексей Петрович друг друга, мягко говоря, недолюбливали. К тому же Ермолов дружил с командующим 2-й Западной армией Багратионом, а отношения обоих командующих между собою были крайне натянуты, даже явно враждебны.

Причин было несколько.

После нападения Наполеона в русской армии, да и в России в целом, отношение к немцам (так в России называли всех иноземцев-европейцев), которых было довольно много среди высших сановников и военачальников, было весьма негативным. А Ермолов частенько любил выставить напоказ свою «русскость»^[2], о чём превосходно был осведомлён Барклай де Толли, шотландец по происхождение. К тому же командующий знал, что император поручил Ермолову с полной откровенностью осведомлять себя письмами обо всех событиях в армии^[3], что вовсе не добавляло приязни к начальнику штаба. Позже эти письма с подачи императора прочитал перед отправкой в армию М. И. Кутузов, и с того момента относился к Ермолову весьма настороженно. Вследствие всего этого положение Ермолова в конце кампании 1812 года было таково, что он писал одному из своих друзей: «Служить не хочу и заставить меня нет власти».

Во время отхода за Смоленск генерал Ермолов, по уполномочию от Барклая, совершенно самостоятельно и блестяще руководил боем у села Заболотье, занимался организацией обороны Смоленской крепости.

В ходе Бородинского сражения Ермолов буквально спас положение всем известной батареи Раевского. Алексей Петрович лично возглавил контратаку русской пехоты, собрал отступающие полки, отбил батарею и возобновил стрельбу по французам. В этом бою Ермолов получил ранение картечью в шею.

Представление Барклая-де-Толли о награждении Ермолова за Бородино орденом Святого Георгия 2-й степени было проигнорировано Кутузовым, он подал представление к награждению его орденом святой Анны 1-й степени. В целом награда высокая, но по статусу всё же уступающая ордену Святого Георгия даже более низкой степени.

Ермолов принимал участие в сражениях под Малоярославцем, Тарутином, перед заграничным походом был назначен начальником артиллерии всех действующих армий.

После боя под Бауценом появилось донесение П. Х. Витгенштейна русскому императору: «Я оставил на поле сражения на полтора часа Ермолова, но он, удерживаясь на нём со свойственным ему упрямством гораздо долее, сохранил тем Вашему Величеству около 50 орудий».

В сражении под Кульмом Алексей Петровиче возглавлял 1-ю гвардейскую дивизию, а после ранения генерала Остерман-Толстого принял его сводный отряд. Когда после сражения флигель-адъютант императора Александра I привёз раненому Остерман-Толстому орден Святого Георгия 2-й степени, последний сказал ему, что «этот орден должен бы принадлежать не мне, а Ермолову, который принимал важное участие в битве и окончил её с такой славой».

Тем не менее, Остерман-Толстому тот орден был вручён, а Ермолов прямо на месте битвы был награждён орденом Святого Александра Невского, а от прусского короля за то сражение получил крест Красного орла 1-й степени.

А в марте 1814 года Ермолов сделал вошедший в военную историю и историю живописи «последний выстрел по Парижу». Стрельба была предупредительной, после чего император Александр I выдвинул властям и жителям Парижа ультиматум: «Если вы немедленно не сдадитесь, то не узнаете места, на котором стояла ваша столица».

За отличие при взятии Парижа Ермолов был награждён орденом Святого Георгия 2-й степени.

После подписания в мае 1814 года Парижского мира Алексей Ермолов служил в Польше, прикрывая австрийскую границу, командовал обсервационной армией, дислоцированной в Герцогстве Варшавском. Уже в Царстве Польском командовал гренадерским корпусом, а в конце 1815 года испросил отпуск и отправился на родину в Орловскую губернию.

Пока Ермолов находился в отпуске, в Санкт-Петербурге решалась его дальнейшая судьба. Граф А. А. Аракчеев, недолюбливавший Ермолова, тем не менее, рекомендовал его Александру I на пост военного министра России:

«Армия наша, изнурённая продолжительными войнами, нуждается в хорошем министре… Назначение Ермолова было бы для многих весьма неприятно, потому, что он начнёт с того, что перегрызётся со всеми; но его деятельность, ум, твёрдость характера, бескорыстие и бережливость вполне бы его оправдали».

Но Александр I, преследуя далеко идущие военно-политические цели на Кавказе, рескриптом от 6 апреля 1816 года назначил Ермолова командующим Отдельным Грузинским корпусом (с августа 1820 - Отдельный Кавказский корпус). Император очень своевременно вспомнил, что Ермолов сам желал этого назначения^[4].

Вызвав Ермолова в Санкт-Петербург, Александр I официально объявил ему об этом назначении, а от себя прибавил: «Я никак не думал, что ты можешь желать сего назначения, но таким свидетелям, как граф Алексей Андреевич и князь Пётр Михайлович я должен поверить».

На Кавказе Ермолов становится наместником императора с исключительными полномочиями. Он обладал всей полнотой власти и даже вёл внешнеполитические переговоры. Тогда же он получил прозвища: «Проконсул Кавказа», «Лев Кавказа», «грозный Ярмул».

Понимая важность Кавказа для России, Ермолов предпринял меры по усилению русского присутствия в регионе.

Он построил на Северном Кавказе множество крепостей, модернизировал Военную грузинскую дорогу и иные пути сообщения. В 1819 году в состав кавказского корпуса включили Черноморское казачье войско, и Ермолов предоставил казакам землю по берегам Кубани, дав двухлетнюю отсрочку платы за неё.

В армии его стараниями были увеличены мясная и винная порции, дано разрешение носить вместо киверов папахи, вместо ранцев холщовые мешки, вместо шинелей зимой полушубки. В Тифлисе был построен военный госпиталь, открыты лечебные заведения при минеральных водах.

И, главное, количество любителей пограбить, взять в набегах рабов и заложников резко пошло на убыль.

Ермолова часто обвиняют в жестокости. Но эти обвинения раздаются от тех, кто плохо понимает специфику Кавказа. Сам же наместник быстро осознал, что европейские методы ведения войны на Кавказе не действуют. И он начал действовать против горцев их же методами. В итоге любые набеги карались сурово и неотвратимо, появилась практика брать заложников-аманатов и многое другое, абсолютно недопустимое в Европе, но естественное и привычное для Кавказа. «Я многих по необходимости придерживался азиатских обычаев и вижу, что проконсул Кавказа жестокость здешних нравов не может укротить мягкосердечием», - писал сам Ермолов.

Если до Ермолова военные действия с горцами шли с переменным успехом, неочевидным для России, то с ним и после него российские войска практически всегда побеждали.

Дальнейшие события показали эффективность методов наместника, который мыслил по-государственному и много сделал для развития этого края.

Он открыл широкую и взаимовыгодную торговлю с мирными черкесами и абазинами, улучшил дороги, связывающие Северный Кавказ с Россией и Грузией, перестроил Тифлис, занимался ирригацией болот, учреждал газеты, школы, провел огромную работу по вовлечению региона в общероссийские хозяйственные и административные процессы и т.д. Развитие края и обязательное вовлечение в этот процесс мирных горцев, Алексей Ермолов считал неотъемлемой частью процесса покорения Кавказа.

В целом, Ермолова можно назвать самым эффективным российским администратором Кавказа.

«Хочу, чтобы имя моё стерегло страхом наши границы крепче цепей и укреплений, чтобы слово мое было для азиатов законом, вернее неизбежной смерти. Снисхождение в глазах азиатов - знак слабости, и я прямо из человеколюбия бываю строг неумолимо. Одна казнь сохранит сотни русских от гибели и тысячи мусульман от измены», - так вспоминал о своей деятельности на Кавказе сам Ермолов.

Летом 1826 года иранская армия без объявления войны вторглась в пределы Закавказья на территорию Карабахского и Талышского ханств. Персы заняли Ленкорань и Карабах, после чего двинулись к Тифлису.

Новостью для Ермолова это не стало, он неоднократно предупреждал императора Николая I о возможном вторжении Персии.

На Кавказ был отправлен генерал И. Ф. Паскевич, получивший должность главнокомандующего Отдельным Кавказским корпусом. Формально он подчинялся Ермолову, но сам Паскевич отправил императору рапорт, в котором сообщал, что Ермолов морально разложил армию, завёл себе гарем из туземных наложниц и сам морально разлагается, позволяет себе излишние жестокости в отношении коренного населения Кавказа, чем не привлекает их к русской власти, а ещё больше восстановляет против России.

Конфликт был неизбежен.

Всё осложнялось тем, что сам император не благоволил Ермолову[5]. Для разрешения конфликта Николай отправил на Кавказ генерал-адъютанта И. И. Дибича, которому прямо сообщил: «Я Ермолову менее всех верю».

Все эти события начались за две недели до коронации Николая, которого сильно нервировало наличие на Кавказе неподконтрольных ему войск, закалённых в многочисленных сражениях. И эти войска подчинялись человеку, который был хорошо знаком и даже водил дружбу со многими участниками декабрьских событий 1825 года. В общем, нужна была проверка наместника, которого к этому моменту следовало мягко оттереть от командования.

Паскевич был отличным полководцем и, как показали дальнейшие события, хорошим управленцем. Однако в столкновении с Ермоловым бесполезно было давить авторитетом, соперники были примерно равны, но… Паскевич был любимцем императора, а Ермолов вызывал если не страх, то нешуточное опасение.

16 марта 1827 года Дибич написал Николаю I: «Генерал Ермолов не дал мне ещё до сего времени никакого объяснения на записки мои по гражданской части, но поныне не могу переменить прежнего мнения, что упущения есть довольно значительные, но что доносы о злодействах и преступлениях… никакой веры не заслуживают».

Иван Иванович Дибич был человеком, абсолютно преданным императору, но не чуждым объективности и справедливости. Однако его отчёт уже никак не мог повлиять на судьбу Ермолова, так как 12 марта император направил ему письмо следующего содержания:

«Когда Вы и Паскевич уедете, этот человек, предоставленный самому себе, поставит нас в то же положение относительно знания дела и уверенности, что он будет действовать в нашем духе, как было до отъезда Паскевича из Москвы, – такую ответственность я не могу принять на себя. Поэтому… я не усматриваю иного выхода, как поручить Вам воспользоваться полномочием, предоставленным Вам для смещения Ермолова. Его преемником я предназначаю Паскевича… Он человек чести и мой прежний начальник, он сумеет, я отвечаю за него, выполнить мои желания!!!»

29 марта 1827 года Алексей Петрович был отозван в Россию. Четыре года был не удел, проживал в своём имении под Орлом, позже в собственном доме в Подмонастырной слободке Орла (ныне музей А. П. Ермолова).

В 1831 году стал членом Государственного совета Российской империи, получил почётное членство Императорской академии наук, Российской академии, Московского университета.

Но все эти посты были откровенной синекурой – клеткой для дряхлеющего «льва». За границу его тоже не выпускали.

С началом Крымской войны в конце 1853 года 76-летний Ермолов был избран начальником государственного ополчения в семи губерниях, но принял эту должность только по Москве (избран 15 февраля 1855 года при большом противодействии со стороны генерал-губернатора А. А. Закревского). В мае того же года из-за старости покинул этот пост. С 1857 года и до конца жизни являлся среди всех полных генералов Российской империи старейшим по времени пожалования в этот чин.

Скончался Алексей Петрович Ермолов 23 апреля 1861 года в Москве, выдав перед кончиной следующие распоряжения:

«Прошу сделать гроб простой, деревянный, по образцу солдатского, выкрашенный жёлтою краскою. Панихиду обо мне отслужить одному священнику. Не хотел бы я ни военных почестей, ни несения за мною орденов, но как это не зависит от меня, то предоставляю на этот счёт распорядиться, кому следует. Желаю, чтобы меня похоронили в Орле, возле моей матери и сестры; свезти меня туда на простых дрогах без балдахина, на паре лошадей; за мною поедут дети, да Николай мой, а через Москву, вероятно, не откажутся стащить меня старые товарищи артиллеристы».

Москва прощалась с генералом двое суток, а жители Орла по прибытии тела на Родину устроили ему грандиозную панихиду. Площадь перед Троицкой церковью, где шло отпевание Ермолова, и все прилегающие улицы были заполонены людьми. В Санкт-Петербурге, на Невском проспекте, во всех магазинах были выставлены его портреты.

[1] Когда дальний родственник А. П. Ермолова подал в 1785 году челобитную «об учинении о дворянстве предков», в правительствующий сенат пришёл ответ, что «по делам Коллегии иностранных дел Московского архива о выезде помянутого Мурзы-Ермолы никакого сведения не имеется».

[2] Такие случаи дали повод к действительной или мнимой фразе, сказанной как-то Ермоловым царю в ответ на пожелание указать, какой бы награды хотел для себя Ермолов:

- Ваше императорское величество, произведите меня в немцы!

Ермолов, зная об этой молве, никогда не отрицал своего авторства этой фразы.

[3] К чести Ермолова, он ни о ком (кроме генерала Эртеля) не отозвался дурно, хотя записки его и полны резкими характеристиками многих.

[4] Ермолов в беседе с графом А. А. Аракчеевым и князем П. М. Волконским как-то обмолвился, что он «был бы очень доволен, если бы ему поручили главное начальство на Кавказе». 

[5] «Николай не любил Ермолова еще с юности. Ермолов, единственный из высшего генералитета, позволял себе перечить императору Александру. Было у него столкновение в Париже и с великим князем Николаем Павловичем». (Павел Христофорович Граббе, адъютант генерала Ермолова).

назад