- Главная
- Разделы журнала
- Свободная тема
- Когда закончится война
Когда закончится война
Артём Артёмов 5.10.2019
Артём Артёмов 5.10.2019
Когда закончится война
Эта фраза звучала всегда и во все времена. Она единственная мотивирует выжить и победить. Её произносили женщины, склонившиеся над кроватками детей, она срывалась шёпотом с сухих обветренных губ умирающих бойцов, её в отчаянии выкрикивали седые старики, об этом говорил я и мои товарищи. Всегда она звучала по-разному – просьбой, мольбой, проклятием, мечтой о будущем. Она была вопросом и утверждением. Чем тяжелее испытание, тем светлее кажется время после – эх, заживём..!
Мечты на то и мечты, что от них до реальности - пропасть. О чём мечтали наши деды и прадеды в Великую Отечественную? Чего хотели солдаты, воевавшие в Афганистане и Чечне? Чего хотели чеченцы, абхазы, осетины, жители Карабаха и Приднестровья? О чём думалось в 2014 году в Донецке и Луганске? Каждый - спасающийся от бомбёжек, прячущийся в подвалах, перевязывающий раненых и разглядывающий друг друга сквозь прицел - планировал своё. Миллионы противоречивых помыслов претворились в жизнь, в ту самую, о которой мечталось, которая после войны. Но стала ли мечта реальностью?
Странно и необычно мне было лететь в 2009 году в Грозный, на борту пассажирского самолета. Небольшое здание аэропорта с портретами на фасаде. Такси и маршрутки, народ туда-сюда. По дороге в город, слева, кирпичные постройки в месте дислокации бригады - штаб, казармы, госпиталь и даже клуб - целый посёлок. Раньше тут были палатки, грязные худые бойцы и техника в беспорядке, сейчас - красивый кирпичный забор и остановка общественного транспорта.
Вдоль дороги рекламные плакаты, половина из которых портреты и изречения Владимира Путина и Ахмата Кадырова – оказывается, всё нуждается в рекламном продвижении. На въезде в Грозный ещё были блокпосты, но уже опрятные, не то, что раньше - кое-как поставленные друг на друга бетонные блоки и неподалёку блиндаж, с крышей из прутьев и соломы. Вежливо спросили: куда, зачем? Всё ли в порядке? В машине я один русский. Опрятные, настороженные бойцы, но всё же мирные. Тогда были нервные, в разгрузке одетой на тельник или зелёную футболку, с грязным от пыли загаром, они вначале высаживали пассажиров, а потом спрашивали.
Всё такое же, как я помню, но одновременно при этом уже другое, незнакомое. Старые окраинные пятиэтажки, все облицованы сайдингом, чтобы не бросались в глаза выбоины от пуль и залатанные дырки от снарядов. Там, где восстанавливать было нечего - или пустырь, окружённый забором, или новое строительство.
Машина ныряет в туннель, тот самый, где взорвали генерала Романова, и почти сразу пустынная площадь Минутка. В Советском Союзе много было однотипных кафетериев с незамысловатым названием, но только одно из них вошло в историю – грозненское кафе «Минутка». Вокруг стояли горелые остовы техники и скелеты домов с пустыми глазницами, в 2009 по их развалинам ползала строительная техника, сгребая оставшийся мусор в грузовики и очищая площадку под будущие турецкие многоэтажки.
Центр города - проспекты В. В. Путина и Ахмата Кадырова, знаменитая, только что отстроенная центральная мечеть. Сюда привозят туристов, а панораму используют фоном для телевизионных репортажей. Всё новое: и дома, и чахлые пятилетние деревца вдоль тротуаров. Там, где речка Сунжа изгибалась раньше петлёй, внутри которой размещался парк имени Кирова, теперь остров. Петлю соединили в узком месте и строят дворец президента Республики – айсберг, с огромной видимой частью, и ещё большей подземной.
Город изменился, стал иным. Нетронутыми ещё оставались заводские районы и территория за железнодорожным вокзалом. Там стояли наполовину разрушенные дома с внушительными проёмами в стенах и обвалившейся кровлей.
Но если столица Чечни к этому времени изменилась порядочно, то окраины ещё не затронули перемены. Ветхие дома, кирпичный или металлический забор, в окаймленных ржавчиной следах пуль и осколков. Новые строения на месте разрушенных войной отличаются ярким цветом кирпича по сравнению со старыми, выцветшими. Огороды почему-то редкость, все дворы или выложены плиткой, или заросли травой, по которой бегают куры. Поля, почти все, вспаханы и засеяны. На лугах коровы и бараны вяло жуют жёсткую, пожелтевшую на солнце траву. Время тянется медленно, лениво очерчивает полукруг белое солнце.
Равнина заканчивается, впереди густо поросшие лесом горы. Вьётся белая линия посередине, иногда превращаясь в пунктир, серая лента ведёт в глубину ущелья, слева и справа от которого крутые склоны, образующие мистические Волчьи ворота. Их верх, примыкающий к дороге, чист от деревьев, это работала артиллерия, подавляя огневые точки заблокировавшего путь неприятеля. Дорога вдоль Аргунского ущелья красивая: слева - горы, справа - обрыв и долина реки, за которой опять горы. Если смотреть вверх, то на некоторых высотах можно увидеть российские флаги и торчащие стволы пулемётов – контроль стратегических высот. Под колесами новый асфальт, спрятавший от мирной суеты темные пятна от сожженных танков и БМП и кровь, пропитавшую дорогу и обочину. Здесь в девяносто шестом погибала попавшая в засаду колонна 245-го гвардейского мотострелкового полка.
Узкий, извилистый Шатой, с небольшим рынком в центре. Едем дальше, дорога пересекает реку и теперь бежит по её левой стороне. В Итум-Кале среди приземистых домиков в глаза бросается новая школа, их, кстати, построили почти во всех населенных пунктах, на фасаде каждой - Ахмат Кадыров и цитата. Сейчас вешают плакаты с Рамзаном Кадыровым и его изречениями: «Учиться, учиться и ещё раз учиться!»
Высоко в горах тишина, только порывы ветра иногда доносят шум маленькой речки в ущелье. Здесь прохладно, с сумерками приходит вязкий туман, пропитывающий камни почти насквозь, делая их скользкими и холодными. Невысокие деревья со спутанными ветками замерли, как будто в предчувствии. Эта земля очень хорошо помнит тяжесть подошв солдатских берц и мягкий шаг кроссовок боевиков. И местные звери, наверное, до сих пор хорошо помнят запах и вкус их крови. Звери вообще толерантны, они обгладывали человеческие кости, не задумываясь об их расовой и иной принадлежности.
В тот мой визит я ходил по улицам Грозного, меня приглашали в разные дома – два завтрака, три обеда и четыре ужина, всё это в обязательном порядке входило в мой ежедневный рацион. Я видел и разговаривал со многими людьми, и казалось мне, что все они притворяются, играют в мирную жизнь, но не верят в неё. Не видел я в них затаённой злобы, а только настороженность и недоверчивость к тихим звездным ночам.
В одну из таких ночей я, тайно от их сопровождающих, вывез московских артистов из штаба группировки войск в Ханкале, куда они приехали с концертами, и завёз их в большое чеченское село Урус-Мартановского района. За столом сидели чеченцы и мы, всех поровну. Никто не говорил о войне и о политике, мы пели. Подающая на стол женщина, привалившись плечом к дверному косяку, слушала, опустив голову. Кто-то начинал, а потом подхватывали все вместе. В раскрытые окна, по всей округе, разлетались старые русские народные песни, и слышно их было во многих домах.
Кто бы мог подумать, что вот так это будет, когда закончится война…