- Главная
- Разделы журнала
- Свободная тема
- Уэллсовские чтения. Лекция 6. Мутная Мура (начало)
Уэллсовские чтения. Лекция 6. Мутная Мура (начало)
Дмитрий Галковский 22.03.2025
Дмитрий Галковский 22.03.2025
Уэллсовские чтения
Лекция 6. Мутная Мура
(начало)
Поговорим о Марии Игнатьевне Бенкендорф, секретаре и любовнице Максима Горького, а затем фактической жене Герберта Уэллса. На западе её именуют «баронессой Мурой Будберг». Иногда говорят, что это «Мария Закревская». На самом деле она не Закревская, не Бенкендорф и не Будберг.
Сама она утверждала, что принадлежит к роду графов Закревских. Потом Мария Игнатьевна вышла замуж за графа Бенкендорфа, а после того, как Бенкендорф был убит, стала женой барона Будберга, также принадлежавшего к остзейской знати.
На самом деле отец Муры был однофамильцем графов Закревских. Это украинский помещик, род которого получил дворянство в конце XVIII века. Помещиком он, тем не менее, был довольно крупным, ему принадлежало большое имение.
Как только Мура появилась на горизонте фамилии Горького, его сын дал ей семейную кличку «Титка» и сказал, что она украинка. Все её украинкой и дразнили. На самом деле в ней ничего специфически украинского не было. Хотя формально её отец, Игнатий Платонович Закревский, был из украинского рода, мать, урождённая Борейша, тоже была украинкой, и она сама была похожа на украинку, украинского в ней было мало. Разве что полутюркская внешность и неудержимая тяга к предательству.

В молодости Мура действительно вышла замуж за Бенкендорфа, но он не был графом. Это был родственник графов Бенкендорфов, не имеющий графского титула.
Второй муж Муры, барон Будберг, был настоящим бароном, но брак с ним был фиктивным, за деньги. Будберг был опустившимся человеком, проигравшим свое состояние в карты. В 1922 году за сравнительно небольшую сумму он дал свой титул и, что не менее важно, права на эстонское гражданство, гражданке Бенкендорф, а гражданка Бенкендорф тут же сплавила его куда подальше - в Аргентину. Доехал ли он до Аргентины, неизвестно.
Считается, что Мария Игнатьевна училась в Смольном институте. Но современники говорят, что она абсолютно не походила на выпускниц Смольного. Смольный был закрытым интернатом со своими привычками и сленгом. Даже осанка и походка у смолянок были особенными, их ставили специально. Институток было видно издалека. И издалека, и вблизи Мура на институтку не походила. Она могла выпить зараз бутылку джина и при этом не окосеть, и у неё был сломанный нос.
Похоже, что это никакая не Закревская, и не Бенкендорф, и не Будберг, а английское «изделие», которое «работало в поле».
Мура говорила по-русски с сильным английским акцентом, и при этом использовала кальки идиоматических выражений, у неё была неправильная речь. Например, она говорила:
- Вы есть интересный для меня собеседник.
Это объясняют тем, что она де стеснялась своего украинского акцента и всю жизнь маскировала его акцентом английским. Но на самом деле ничего она не маскировала, а просто была тем, кем она была на самом деле.
Известная деятельница русской эмиграции Нина Берберова посвятила Муре целую книгу, которая называется «Железная женщина». В отличие от большинства мемуаристов Берберова очень точна в своих воспоминаниях, и, очевидно, перед написанием книги ею была проведена большая подготовительная работа.
Тем не менее, в книге ничего не говорится про отца Муры, хотя это был интересный человек.
Её отец занимал высокий пост в министерстве юстиции. В начале 90-х годов он совершил поездку в Великобританию, где вступил в только что созданный «Орден золотой зари», масонскую организацию, которая использовала в своих ритуалах древнеегипетскую символику. По версии англичан в этот период он познакомился с некоей Маргарет Уилсон - молодой женщиной, у которой был незаконнорожденный ребёнок - дочка.
Эта дочка была единокровной сестрой Мод Гонн, по мужу Макбрайд. Это известная актриса.

Надо сказать, что по своему происхождению англичане ближе всего к немцам, хотя они это часто отрицают. От немцев англичанам передались колоссальные проблемы со вкусом.
В своё время молодой Гёте совершил путешествие в Италию и был потрясён памятниками античности. Его восхищение можно понять, но безукоризненным образцом античной пластики он назвал гигантскую башку так называемой «Юноны Людовизи».
На самом деле, это, вероятно, не Юнона, а изображение дочери Марка Антония и одновременно матери императора Клавдия.
Вот этот истукан с огрублёнными чертами лица и застывшим выражением равнодушия был выбран Гёте в качестве символа античной культуры и установлен в резиденции Гете в Веймаре.
Выглядит это совсем дико: гигантская тётя-лошадь занимает половину помещения.

Гёте не понял, что колоссальные скульптуры всегда имели достаточно грубые черты лица с застывшей маской равнодушия. Античные художники это делали потому, что любая экспрессия при гигантских масштабах выглядит смешно. На улице, издалека, лица-маски огромных истуканов смотрелись хорошо. Таковы законы человеческого восприятия. Это стандарт. Так, например, сделана американская статуя Свободы. Но это не эталон красоты, а скорее уродство. У гигантов нет эмоций, они монументальны.
После канонизации, проделанной Гете и Винкельманом, «под Людовизи» стали работать северные художники и их модели. Северным женщинам и так недоставало живости, а тут они ещё стали замирать и делать бесстрастные лица, что зачастую превращало немецких и английских красавиц в мужеподобные колоды.
Впрочем, в подобной статуарности был и утилитарный расчёт. Замирали они в значительной степени там, где надо – перед фотоаппаратом, который тогда мог делать чёткие снимки только после нескольких секунд неподвижного позирования.
Однако мы несколько отвлеклись от темы. Мод Гонн входила в «Орден золотой зари». Её возлюбленным или, точнее, человеком, безнадёжно в неё влюблённым, был основатель ордена, знаменитый ирландский поэт Йейтс, впоследствии ставший лауреатом Нобелевской премии.
«Орден золотой зари» представлял собой абсолютно бездарный английский проект. Это очень переусложнённая эзотерическая система с многоступенчатой символикой, а по сути, вещь совершенно бестолковая.
Чем-то от противного она напоминает «обезьянью палату», которую придумал русский писатель Ремизов, сын старообрядческого миллионера, в детстве сломавший себе нос.
В начале прошлого века он стал натужно кривляться и записывать своих друзей и знакомых в «Палату». Было это абсолютно не смешно, не интересно, а в общем и стыдно.
«Орден золотой зари» – это то же самое, только в другую сторону. Его создатели, наоборот, упирали на крайнюю серьёзность своего проекта.
Настоящий дух масонства создали французы. «Франкмасонство» означает не только «вольные каменщики», но также «французские каменщики». Благодаря тому, что аристократы в Англии галлизированы, они усвоили общий дух масонства. Но что касается английских лож, служилого класса и тому подобной публики, там всё очень скучно и неинтересно. Особенно когда речь идёт не об элементарном соблюдении ритуалов, а о театральной импровизации.
При этом подобная дурь, естественно, сопровождается проеданием денег и островным зверством.
Люди, кучковавшиеся вокруг ордена, образовывали своеобразную цирковую труппу. Оттуда вышел, например, Алистер Кроули.
Но надо понимать, что такое для англичанина циркач.
Я вам приведу в пример биографию Мэнсфилда Смита-Камминга, английского морячка.
Его сильно укачивало, вследствие чего он в возрасте 24 лет сошёл на берег. Затем он стал фальшивым главой фальшивой «Ми-6» английской разведки, якобы созданной в 1909 году в ответ на шпионскую активность Германии. Понятно, что всё это абсолютная туфта.
Этот Смит Камминг, по рассказам современников, для проверки нервов новобранцев со всей силы втыкал себе нож в ногу. Считалось, что он попал в автомобильную катастрофу, сам себе отрезал ногу и носил протез. Вот этот протез он и тыкал, анализируя реакцию новичков.
На самом деле, всё это, конечно, ерунда. Камминг действительно умудрился на заре эры автомобилестроения попасть в автомобильную катастрофу, в результате чего потерял ступню, которую ему ампутировали в больнице. Нога у него, таким образом, была мясная, и нож он туда не втыкал.

Но в настоящей разведке, конечно, нож втыкали. Тот, кто работает в поле, должен убить человека. Иначе не получит патента. Поэтому тыкали ножом в привязанного ирландца (например). Ирландец умирал.
Во время восстания 1920 года ирландцы устроили англичанам «кровавое воскресенье». Лондон послал в Ирландию из Египта и с Дальнего Востока дополнительную агентуру, а её по спискам вырезали в Дублине. В воскресенье. За один день 14 офицеров разведки. Остальные, как кенгуру вприпрыжку, убежали из Ирландии.
Конечно, руководителя этой акции, Майкла Коллинза, англичане, в конце концов, убили. Для этого потребовался год и шесть покушений.
Убили его с помощью главы Ирландии Имона Де Валера, который по совместительству был глубоко законспирированным английским агентом.
Когда англичане говорят русским про «кровавое воскресенье», русским нужно знать только одно «кровавое воскресенье», и почаще напоминать об этом англичанам.
Проблема 9 января 1905 года в том, что англичане устроили очередную провокацию, а ответа не получили. И поэтому вконец обнаглели. А ответ мог бы только такой, как в Дублине, где, как тогда говорили ирландцы, «была уничтожена каирская банда».
Такая же «каирская банда» должна была быть уничтожена 10-12 января 1905 года в Петербурге, где во время войны с Японией англичане подняли вооружённое восстание против законного правительства.
Извините за пространное отступление.
Вышеупомянутая Мод Гонн-Макбрайд была национальной героиней ирландского сопротивления. Через некоторое время она вышла из «Ордена золотой зари», потому что сочла её организацией масонской и, следовательно, английской. В общем, она была права.
В эту организацию, как мы уже сказали выше, входил Игнатий Закревский.
И вот Мод Гонн Макбрайд попросила Закревского взять в Россию единокровную сестру, Маргарит Уилсон. Что он и сделал, привезя в своё имение, находящееся в России.
Вроде бы он оформил её гувернанткой, и она воспитывала его детей: двух дочерей-близняшек, которым было шесть лет, и младшую дочь Муру, родившуюся через месяц после прибытия Маргарит Уилсон. Это заставляет задуматься о том, что она её и родила. То есть Закревский привёз с собой 28-летнюю англичанку, она была беременна, родила у него в имении дочь, и он её удочерил. Соответственно, эта служанка стала фактически второй женой, членом семьи, в которой она затем прожила долгие годы.
Тогда понятен акцент Муры Будберг-Бенкендорф-Закревской. Английский язык был для неё родным. Это язык её подлинной матери, - служанки и няни, с которой она постоянно общалась.
Это также объясняет некоторые особенности поведения Муры, например, склонность к крепким спиртным напиткам и беспорядочным половым связям, - всё в традициях, свойственных Ирландии.