- Главная
- Разделы журнала
- Исторические факты
- УРА, МЫ НЕ ЕВРОПА - 15 Исторические мозаики
УРА, МЫ НЕ ЕВРОПА - 15 Исторические мозаики
Вадим Приголовкин 28.07.2016
Вадим Приголовкин 28.07.2016
УРА, МЫ НЕ ЕВРОПА - 15
Исторические мозаики
Денег нет, но Вы там держитесь
Слова эти мгновенно стали хитом интернета. Блогосфера взорвалась, причем как либеральная, так и патриотичная.
Эх, Дмитрий Анатольевич, Дмитрий Анатольевич! Вроде опытный уже политик! Кто же так с народом в наше время разговаривает? Людям надо о хорошем. Например, безвизовый режим и европейские пенсии. Или пообещать каждой семье к 2000-му году по отдельной квартире. Или, коммунизм через 20 лет. В смысле, что каждый работать сможет, сколько захочет (или не захочет), а получать будет, сколько нужно. Вот это бодрящая перспектива, любому поможет продержаться 20 лет. А потом… суп с котом. Или ишак сдохнет, или… придумаем новый лозунг. Ещё на 20 лет.
А то додумался, взял, и врезал в лоб «денег нет». Расчувствовался, наверное, решил правду сказать. Так не XVI век на дворе.
Это Иван Васильевич IV Грозный мог на письмо, лично ему Царю-батюшке адресованное от гарнизона небольшой крепости, затерянной где-то на границах Сибири и Средней Азии, и изнемогающего от набегов басурман кочевников, с просьбой прислать подкрепление, припасы и денег, ответить прямо и честно: «Прислать ничего не могу. Денег нет, воёв нет. Лезут со всех сторон немцы, поляки и литовцы с Запада, шведы с севера, татары с юга. Все нужны тут. Вы там держитесь». И выслать защитникам икону, самим царем благословлённую.
На аналогичную просьбу Свияжска-града точно так же Дума отреагировала, послала защитникам икону, со словами «Вы там держитесь».
И, кстати, продержались.
Богатыри не мы?
Русско-немецкое братство по оружию
В 1813 году в каком-то немецком городке молодой русский офицер Николай Николаевич Муравьёв, зайдя откушать в трактир, встретился с тремя прусскими офицерами. Обнялись как старые товарищи, ибо один из этих пруссаков был хорошо знаком Муравьеву: командуя тремя пушечками, он славно поддерживал русскую пехоту под Бауценом, а после боя, напившись пьян, уснул у ног графа Орлова. Беря реванш, пруссаки и русский славно посидели в трактире до вечера, провозглашая «Лучший камрад, господин русский камрад», а назавтра пригласили русского друга к себе, на день рождения жены одного из присутствовавших.
С утра пруссаки прислали за Муравьёвым фургон и официальное приглашение на празднество - церемониальный всё же был ХIХ-й век. В небольшом красивом селении, где стоял прусский гарнизон, в саду накрыли стол, играла музыка, именинница развлекала гостей. Посидели хорошо. После обеда Николай собирался уезжать, но пруссаки не отпустили, объявив, что для него специально они приготовили бал. Муравьёв недоумевал, где они могли найти дом и место для бала. Оказалось, что хозяева велели очистить местную школу для бала и привести туда самых лучших крестьянок (немки все охотницы вальсировать, - отмечал Муравьёв). В школе русского гостя, принарядившись, ожидала вся деревня. При входе гостя, музыка заиграла AchduliebeAugustchen, и каждая из танцовщиц ожидала, чтоб её взяли вальсировать. Муравьёв открыл бал с лучшей из красавиц, пруссаки раскурили трубки, всё завертелось.
Кроме танцев была предлинная речь местного учителя. Из речи, Муравьёв отметил только окончательные глаголы, коих насчитал пять (иметь, быть, становиться, стал, я есть), но ловко вышел из положения, ответив оратору по окончании длинным протяжным «Ja!». Немцы единогласно решили, что еще никогда не видели столь благовоспитанного человека как HerrrussischerLieutenant.
К концу бала все упились, после чего пруссакам пришла в голову идея угостить гостя одной из плясуний. Уточнив, которая более всех ему понравилась, её без всяких проблем отвели в отдельную комнату. Девица была согласна, но тут раскричался её отец, за что его вмиг выпроводили со всем семейством, включая дочь. Все гости единодушно нашли, что папаша человек вздорный и не умеет себя вести в благородном обществе.
Прекрасный вечер окончился тем, что прусских артиллеристов ординарцы отвели домой, а Муравьёв сел в свой фургон и под утро прибыл к себе.
Были времена. Ах, Бисмарк, Бисмарк, великий конечно был немец, наверное, самый великий за всю историю Германии. Но свой Аустерлиц он даже не заметил. Хоть и завещал Германии не воевать с Россией, но фундаментальную ошибку всё же совершил, когда союзу с Россией предпочел близость с Австрией. Тем самым была предопределена трагедия двух народов, ждавшая их в ХХ веке. Две мировые войны, в которых им довелось сражаться смертельно, стали одинаково разрушительными для обоих народов.
А касательно связи с современностью, то удивительно, что нас ещё не обвинили в миллионах изнасилованных немок в 1813 году. С них станется.
Судьбы русские. Крестьянин дворовый
Старый дворовый фельдмаршала Гурко по имени Конон остался в нашей памяти благодаря воспоминаниям сына фельдмаршала, генерала Дмитрия Иосифовича Гурко. Был Конон человеком оригинальным, отчего и запечатлелся в детских воспоминаниях будущего генерала навсегда.
Определённых обязанностей в поместье Конон не имел, числился столяром и плотником, а кроме того был и садовником, и стекольщиком, и маляром и обойщиком. Когда маленький Дима передавал ему какое-либо поручение отца, например, покрасить балкон, он всегда заявлял:
- Нешто я маляр.
На это мальчика был научен отвечать:
- Очень жалко. Нечего делать, пошлём за маляром в город.
- Зачем в город – я на что?! – следовал ожидаемый ответ.
- Ведь ты же сказал, что ты не маляр.
- Ну, как-нибудь справлюсь. Не такая хитрость балкон выкрасить.
Жил Конон в отдельном доме, посреди сада на аллее своего имени – кононской. Он всегда поливал ближайшие деревья, называя их по именам, и все считали, что от этой поливки росли все деревья парка. Когда посадили подобную аллею лип, но вдвое шире, Колон лип не стал поливать.
- Это не мои липы, а господские. Пусть они их и поливают.
Дом его состоял из двух комнат. В одной стоял стол с плотницким инструментом. Денег ему не платили, ибо как только у него заводились деньги, он их пропивал, причем запой длился дней десять.
Сам Дима не помнил, но отец рассказывал, что когда он получил Конногренадерский полк, Конон как раз запил. Последнее, что запомнил фельдмаршал и его жена, отъезжая из поместья, была фигура дворового, высовывающаяся из окошка и кричавшая:
- И куда это вас черт несёт?!
В то время он исполнял должность буфетчика. Через три недели он явился с покаянной в Петергоф. Пришел пешком из Лубен Полтавской губернии в Петербург. Конечно, его простили и поселили в Сахарове, определив на должность садовника.
Несмотря на все старания родителей, отучить его от пьянства так и не удалось. Хотя меры принимались всевозможные на то время. Конон читал какие-то особые молитвы, проходил курс лечения, давал клятву и постился, ходил к знахарю. Ничего не действовало. Как только появлялись деньги, он уходил в соседнее селение Горютино, где напивался и поил всё село. Крестьяне его носили на руках и кричали:
- Конону Васильевичу ура!
Страсть у него была только одна – искать грибы, причем никому и никогда не показывал своих мест. Исключение делал только для Димы, причем сам приглашал:
- Если хочешь, пойдем грибы искать.
Грибы он срезал особым образом, оставляя в земле корешок, и уверял мальчика, что от его способа грибы в земле размножаются, а если вырывать грибы с корнем, то они все пропадут. Ещё он говорил, что нет поганок, и все грибы можно есть. Даже однажды в доказательство съел серый мухомор. Но когда Дима предложил съесть еще и красный – отказался, под предлогом, что тот невкусный.
Запивал он обычно раз в четыре года, и запой его длился 2-3 недели, после чего еще с месяц ходил мрачный и говорил:
- Ну что же, запил, но больше вина трогать не буду.
По мере того, как Иосиф рос в чинах, было всё труднее удержать его от запоя, ибо приезжавшая свита отца давала ему на чай, и у него скопились довольно большие деньги. Всё же последний раз он не пил более пяти лет, но в 1885 году зимой снова запил. Семьи тогда в поместье не было. Конон три дня поил все село, вернулся домой, нашел у отца револьвер и застрелился, стоя на коленях перед иконой.
Судьбы русские. Интеллигент передовой
Владимир Петрович Наливкин родился в 1852 году, в старинной дворянской семье, с отличием окончил престижное Павловское военное училище и, несмотря на заслуженное право выбрать гвардейскую часть, предпочёл воюющий Туркестан. Воевал хорошо. За участие в Хивинском 1873 г. и Кокандском 1875 г. походах получил ордена и внеочередной чин. Молодой, боевой, одарённый - карьера была обеспечена. Но тут, как это нередко бывает с нашими людьми, мировоззрение Владимира Петровича вступило в диссонанс с окружающей действительностью. Разочаровавшись во власти, а конкретно с методами имперской политики в Средней Азии, он решает покинуть блестяще начатую военную службу. С 1876 года 24-летний Владимир служит в системе гражданского (т.н. военно-народного) управления в Наманганском уезде Ферганской области, а спустя два года вообще уходит в отставку. К тому времени у него окончательно сформировалось убеждение, что для «введения основ русской гражданственности в среде местного населения русским людям надо, прежде всего, познакомиться с этим населением, его языком, бытом и нуждами».
В общем, всё по-нашему. Это англичанину для счастья в колонии достаточно основать клуб, разбить поле для гольфа и завести пару-тройку лакеев из местных. У русских передовых людей свои взгляды на миссию белого человека.
Убеждения Владимира Петровича целиком разделили его молодая жена, выпускница женского института Мария Владимировна (дев. Сарторий). Шокировав местный бомонд, молодые супруги поселились в кишлаке Нагнай, что бы иметь возможность в натуре, так сказать, изучать языки, быт, верования и обычаи местного населения: узбеков, таджиков, киргизов. Мария Владимировна надела узбекский халат, укрылась паранджой; супруги завели скот, участок обрабатывали сами. Жили совершенно как местные. Такая вот научная экспедиция. И растянулась она на целых шесть лет, без отпусков.
Научные результаты, безусловно, были выдающимися. Приобретённые уникальные знания вылились в изданные пособия, словари и хрестоматии, помогающие изучать тюркские языки. Написанная Наливкиным «Краткая история Кокандского ханства» стала первой в русской и европейской науке и до сих пор сохраняет научную ценность. Мария Владимировна Наливкина стала первой европейской женщиной, попавшей на запретную для мужчин женскую половину жилищ коренных жителей Средней Азии. Собранный ею материал вылился в совместную с мужем книгу – «Очерк быта женщины оседлого туземного населения Ферганы» - как полагают современные историки, наиболее выдающееся, фундаментальное научное произведение супругов. Эта работа была удостоена Большой золотой медали Русского географического общества – самой почётной награды того времени за научные достижения.
Такие выдающиеся достижения не прошли мимо внимания Администрации. Наливкина неоднократно пытались вернуть на государеву службу. В 1884 году эти попытки увенчались успехом, но дело себе Владимира Петровича выбрал сообразно своим убеждениям – до 1890 года он преподаёт местные языки в Туркестанской учительской семинарии и русско-туземной школе, затем 10 лет состоит в должности инспектора мусульманских школ Сырдарьинский, Ферганской и Самаркандской областей. Венцом его служебной карьеры стали должности старшего чиновника при туркестанском генерал-губернаторе в 1899-1901 гг., и помощника военного губернатора Ферганской области, увенчанные чином действительного тайного советника (согласно «Табели о рангах» соответствующий воинскому званию генерал-майор). Похоже, царских ретроградов и держиморд нисколько не смущали вольнодумствующие замашки учёного.
А они с годами нисколько не изменились. Даже окрепли. Традиции народничества и учение Л. Н. Толстого оказали на него огромное влияние, как и на многих людей «передовых взглядов» того времени. Владимир Петрович утверждал, что бы достичь «правды» надо «смешаться с народом, научиться у него жить по простоте, не гнушаться никаким трудом, в поте лица есть трудом добытый хлеб, делясь с народом знаниями, культурностью, которые из поколения в поколение мы приобретаем на трудовые деньги того же народа».
Само собой разумеется, что у Владимира Петровича неоднократно случались столкновения с крупными чиновниками местной администрации, с которыми у него были непростые отношения. В качестве любопытного курьеза, отметим историю с главным инспектором учебных заведений Туркестана Ф. М. Керенским, имевшую место быть в 90-х гг. Да, да, читатель. Речь идет о папе будущего главы Временного правительства, главного революционера и ниспровергателя самодержавия Александра Фёдоровича. Пока будущий первый русский либерал взрослел, его папа издал некую брошюру, в которой целиком поместил, не указав автора, один из служебных документов, составленный Наливкиным. Владимир Петрович обвинил «отца будущей русской демократии» в плагиате, и экспертиза сей факт признала. Но пострадал Наливкин – его перевели в Самарканд.
В общем, в 1904 году Наливкин подал в отставку. Как раз началась первая русская революция, пошли либерально-демократические преобразования. Наступило желанное время реформ. В 1907 году Владимир Петрович был избран депутатом 2-й Государственной думы от «нетуземной части населения» Ташкента. Избранник народа оказался достаточно радикальным, примкнул к фракции социал-демократов, и в своих выступлениях критиковал правительство беспощадно. Восторженные избиратели его буквально на руках насилии, как это было после его страстной речи осуждавшей военно-полевые суды, которыми правительство подавляли революцию. Восторженные слушатели, в основном студенты подняли Владимира Петровича на руки и внесли в Думу на руках. Власти оценили - при роспуске 2-й Думы Наливкин остался без пенсии.
Вернулся в Ташкент. Жил тем, что печатался в газетах.
Февральская революция вновь призвала его на службу. Владимир Петрович занимал руководящие должности в новых органах управления краем, в июле-сентябре 1917 года даже являлся председателем Туркестанского комитета Временного правительства, то есть главным во всём Туркестане! Революцию он встретил восторженно. Казалось, настало время воплощения мечтаний. Всё, ради чего бросил военную службу, чему посвятил жизнь, учась в кишлаках и преподавая в туземных школах, ради чего ссорился с бюрократами - казалось пришло, но… Наступившая действительность в своей реальности оказалась бесконечно далека от мечтаний толстовцев и прочих прекраснодушных борцов за всеобщее счастье. Ещё до прихода к власти большевиков он оставил службу. 20 января 1918 года Владимир Петрович Наливкин совершил самоубийство, застрелившись на русском кладбище в Ташкенте, недалеко от могилы скончавшейся двумя месяцами ранее жены. В фуражке покойника нашли записку «чтобы похороны были скромными, пролетарскими и гражданскими, так как я давно уже не принадлежу ни к какой религии».
Как развести офицера
Способов много. Наши солдаты за века существования русской армии оставили много примеров солдатской смекалки. Вот один из них. Правда, боюсь, что в наше время воспользоваться им не получится, ибо не те нравы.
Александр Павлович Кутепов среди сослуживцев и солдат был известен своей требовательностью и неуклонной верностью слову. Буквально с детского сада… точнее с первых классов гимназии, в которых сполна проявился его характер. Ещё он отличался тем, что ни разу за всю службу не ударил и не унизил солдата.
Эти его качества знал и сполна использовал в своих целях один солдатик, фамилия которого, к сожалению, осталась нам неизвестной. Безусловно, этот солдат был тонкий психолог и сыграл он на характере своего командира находчиво и эффективно.
Дело было во время Русско-Японской войны 1904-1905 гг. Кутепов, тогда подпоручик, командовал командой разведчиков 85-го Выборгского пехотного полка. Однажды он был командирован в Монголию, для покупки лошадей. Путь был долгий, места пустынными, и успех всего предприятия, и даже сама жизнь небольшого отряда зависела от сбережения лошадей. Кутепов строго настрого установил время, когда и как кормить и поить животных. Один солдатик нарушил инструкции, взял и обкормил разгоряченную лошадь. У лошади раздулся живот и она пала. Кутепов много лет спустя вспоминал, что рассердился он тогда страшно. Виновному сквозь зубы сказал, отдам тебя под суд. Все подчиненные знали, что слово командира твёрдо. Сказал, значит так и сделает.
Бедняга провинившийся, всю дорогу не знал потом, как угодить офицеру, вертелся под ногами, но Кутепов был непреклонен: ни слова ему не говорил, просто не замечал. Всё решил случай и мгновенная реакция солдата, этим случаем воспользовавшимся. Подъезжая к одной фанзе, солдатик этот неуклюже сунулся впереди Кутепова, вроде хотел открыть дверь. Кутепов споткнулся и машинально оттолкнул солдатика. И толкнул легонько, а солдат вдруг упал наземь. Кутепов машинально: «Прости, брат». Ко всеобщему удивлению, упавший очень бодро вскочил, руку к козырьку, грудь колесом, да как гаркнет: «Покорнейше благодарю, Ваше благородие, что простили».
Что оставалось офицеру, имевшего уже устойчивую репутацию человека, слово которого нерушимо в любых ситуациях? «Ну что после этого станешь делать? – вспоминал сам Кутепов. – Простил. Поддел он меня».
Не только смекалка
Смекалка русского солдата общеизвестна. Но, правды ради, наш человек способен иной раз тупить так, что и не поймешь, как это вообще возможно. И сейчас, и раньше.
Известный русский художник Анатолий Васильевич Верещагин путешествуя по Средней Азии, услышал такую историю. Рассказал её приятель художника, казачий сотник Бабич. Одно время он исполнял обязанности старшего начальника в укреплении Чад (Чатъ по-старинному), что в Туркмении, на границе с Персией (что ныне Иран). Место Богом забытое, скучное, в песках. Но суть не в этом.
Ждали проездом генерала Лазарева.
Иван Давидович Лазарев был человек презаслуженный. Родившийся в 1820 году в армянской семье, два года служил рядовым, почти три унтером, в итоге на непрерывно воюющем Кавказе выслужил генерал-лейтенанта, высочайшие награды Империи, брал Карс. В 1879 году этот незаурядный человек был назначен начальником Ахалтекинской экспедицией и незамедлительно выехал к месту назначения.
Понятно, что комендант волновался, в ожидании высокого начальника. Но транспорт всё не показывался. Уж минули все сроки, стемнело. К полуночи Бабич решил, что генерал сегодня не приедет, задержался где-то. Решил идти спать, но дежурному казаку Пархоменко наказал накрепко: если генерал приедет, буди сразу. Казак вроде всё понял – что тут не понять, Бабич уснул.
Никто сотника не разбудил, проснулся утром сам. Вышел во двор. Первое что увидел, стоящий во дворе тарантас.
Бог ты мой! Сотник к казаку, тот беспечно под буркой спал в углу. Бабич ткнул казака, тихонько, чтобы не разбудить того, кто в тарантасе, прошептал:
- Это чей тарантас?
- Генерал приехали, - казачок Пархоменко сонно растирал слюни по лицу.
- Да что же ты, такой сякой, не разбудил меня, - сердито зашипел Бабич. Кричать он по-прежнему боялся.
- Да воны умерлы! - преспокойно так ответил.
Генерал по пути к месту назначения разболелся, и в дороге скоропостижно скончался. Пархоменко рассудил, раз начальство неживое, так нечего сотника и будить.
На место Лазарева был назначен Скобелев. Ему и было суждено взять Геок-Тапе и присоединить Туркменистан к Империи.
Ему Бабич рассказал эту трагичную и комичную одновременно историю кончины предшественника. Белый генерал ни на секунду не улыбнулся. Задумался, и после некоторого молчания несвойственным ему тоном, как-то жалостливо сказал.
- Какую грустную историю Вы мне рассказали.
Бабич потом был уверен, что Скобелев точно предчувствовал, что и ему осталось жить недолго.
Источники
-
Н. Н. Муравьёв-Карский «Собственные записки. 1811-1816»
-
Д. И. Гурко «Воспоминания генерала»
-
Е. А. Глущенко «Россия в Средней Азии»
-
Александр Павлович Кутепов «Биографический очерк»
-
А. В. Верещагин «Новые рассказы»