• Главная
• Разделы журнала
• Исторические факты
• Ура, мы не Европа – 39 бис. Исторические мозаики

Ура, мы не Европа – 39 бис. Исторические мозаики

Вадим Приголовкин 20.09.2018

Вадим Приголовкин 20.09.2018

Ура, мы не Европа – 39 бис

Исторические мозаики

Директор Дитерихс

Ф. К. Дитерихс остался в нашей истории как один из лучших директоров Пажеского корпуса за всю его историю. Управлять пажами было нелегко, за многими из них стояла влиятельная родня. Слабый директор мог легко впасть в потакание одним, что привело бы к неудовольствию других. Дитерихс слабым не был.

Корпусом он управлял с 1878 по 1894 год. А вообще служил по военно-учебному ведомству с 1868 года, проведя в военных гимназиях около 12 лет, и до назначения в Пажеский корпус 4 года был директором 3-й Санкт-Петербургской гимназии (корпуса), располагавшейся на той же Большой Садовой, но только по другую сторону Невского. В общем, практически вся жизнь этого человека прошла в военно-учебных заведениях, и такая долгая, по-немецки добросовестная работа сделала из него выдающегося педагога.

Дитерихс раз и навсегда поставил всех воспитанников на одну доску. Учебные отметки, личная дисциплина и характер – только это служило мерилом для выдвижения. Никакая маменька и никакой папа из светского Петербурга не смогли заставить Дитерихса отойти от этого правила.

Казалось, что директор, этот медленнный и важный генерал, стоял бесконечно далеко от пажей. Так, уже упоминавшийся в наших заметках Фёдор Рерберг писал спустя лет 35-40: «…видели его в роте два-три раза в месяц, я не помню случая, чтобы он присутствовал на каком-нибудь уроке или на каких бы то ни было занятиях, и особого влияния на наше обучение и воспитание, по-видимому, не имел». Тут характерна оговорка «по-видимому», кажется сам Рерберг не вполне был уверен в своём выводе. Другие, более наблюдательные питомцы Дитерихса, отмечали, что на самом деле старик знал о каждом воспитаннике всё, что было нужно знать, вникал детально в доклады и аттестации воспитателей и учителей. Вникал дотошно, проверял и помнил. Впрочем, сам же Рерберг фактически и опроверг свои вышеприведённые слова, отметив дальше: «Был он человек сердечный и, несомненно, очень любил своих пажей, был с ними мягок и вежлив, а когда я сильно заболел и несколько дней был без сознания, он по несколько раз в день приходил в лазарет , сидел на моей кровати, и когда в один прекрасный вечер я пришёл в сознание и открыл глаза, то увидел своего директора сидящим на моей кровати у меня в ногах и советовавшимся с двумя врачами о моём здоровье. Сам он был человеком, безусловно, совершенно честным и справедливым. В корпусе Дитерихса любили и прозывали его «Дудерь».

Как результат такой деятельности директора, между пажами установился дух равенства, взаимного уважения и приличия. Дух этот они уносили с собой во взрослую жизнь и в полки, куда выходили. Некоторые полки гвардии были сплошь «пажескими», для многих становясь как бы продолжением родного корпуса до преклонных лет.

Фёдор Карлович Дитерихс - генерал от артиллерии, директор СанктПетербургской военной гимназии и Пажеского корпуса

Мальчишки всегда мальчишки. Даже если они из Пажеского корпуса. Один класс решил провернуть весёлую штуку, подменить сдаваемые сочинения по французскому другими, заранее написанными. По правде говоря, никакой необходимости в этом не было, но свойственные юности глупость и захватывающее чувство авантюры требовали действия.

Для успеха дела требовалось подделать заглавия тем, которые учитель всегда писал собственной рукой на заглавном листе. Сорванцам почти удалось провернуть всё мероприятие, но, к сожалению, француз Пелисье заметил разницу в оттенке красных чернил.

Разразилась гроза!

Для начала учеников заставили писать сочинение ещё раз, многие, не подготовившись, получили по единице; класс был оставлен без отпуска на целый месяц; но это было не главное наказание.

Главным была опала со стороны Дудеря.

Директор Дитерихс перестал здороваться с опальным классом, подчёркивал свое расположение к другим, а к опальным зашёл только один раз, чтобы произнести одну, характерную для него речь.

- Не пажи Высочайшего Двора, - сказал он, заложив палец одной руки за борт сюртука и похлопывая в такт ладонью по груди – жест, характерный для директора, - а фальшивые монетчики!

И обводя сконфуженнную аудиторию презрительным взглядом, повторил:

- Фальшивые монетчики!...

Это была вся речь. Директор повернулся и вышел из класса, и потом долго, очень долго не возращался в него, проходя мимо во время обычных обходов. Ещё он не здоровался с провинившимися.

- Было стыдно и неловко, - вспоминали участники тех событий, - и когда, наконец, опала была снята, и по случаю дней говения и всепрощения директор снова обратился к нам с привычным: «Здравствуйте, господа!», мы вздохнули свободно. Свалилась гора с плеч!

Учителя и ученики

Добрые отношения между учителями и воспитанниками могли сохраниться через долгие годы.

Николай Фердинандович Карлштадт (корни из Финляндии) был воспитателем в классе Бориса Геруа всего два-три месяца. До этого он управлял выпускным классом в старшей строевой роте, и получилось так, что вскоре после его назначения Борис Геруа был переведен в Пажеский корпус. За эти два-три месяца маленький кадет, конечно, не мог составить представления о воспитательных способностях нового воспитателя, но вынес представление, что Карлштадт был очень внимателен к своим питомцам и искренне к ним привязывался. Больше он ничего узнать о новом воспитателе не успел. В одно холодное и солнечное ноябрьское утро Бориса и ещё одного кадета полковник Флоров по прозвищу «Арбуз» - действительно круглый и румяный, любивший рисовать акварели, и любимый всеми кадетами мягкий человек - отвёл пешком через Неву и сдал в Пажеский корпус, не забыв на прощание пожать мальчикам руки и пожелать всего наилучшего.

Это было в 1890-ом году.

Ещё раз с Николаем Фердинандовичем Карлштадтом бывший кадет Первого кадетского корпуса в следующий раз встретился спустя более чем четверть века, в 1917, на фронте в Тарнополе. Генерал Геруа был начальником штаба XI армии, а генерал-лейтенант Карлштадт - комендантом города, и комендантом превосходным. В соответствии с должностным положением Карлштадт подошёл к старшему с рапортом. Геруа не дал закончить, и несмотря на то, что в прошлую их встречу один был 13-летним мальчишкой, а другой уже не один год служил в офицерских чинах, и знакомство их длилось не более трёх месяцев, воспитаник и воспитатель обнялись и крепко поцеловались.

Офицер и паж со знаменем Пажеского корпуса. 1902 год

Кадровая политика императора Александра III

Весной 1881 года возник вопрос о назначении нового министра путей сообщения на освободившееся место. Императору Александру III предложили несколько кандидатур, все разные - за каждым стояли свои покровители и сторонники. Как было заведено, одновременно предлагалась и кандидатура товарища (заместителя) министра. И получилось так, что все рекомендующие независимо друг от друга в качестве товарища министра указали Витте. Александр III здраво рассудил, что если во всех комбинациях считают необходимым указать на Витте как на товарища, то лучше всего прямо его и назначить министром, что и повелел. Так началась долгая карьера будущего всесильного премьера.

С. Ю. Витте на посту министра финансов

Позже на посту министра путей сообщения его заменил Аполлон Константинович Кривошеин. Креатура, кстати, самого Витте, который, уходя на повышение на пост министра финансов, пожелал иметь «на дорогах» своего человека. Но у Кривошеина карьера завершилась не так счастливо. В самые первые дни своего царствования Николай II на очередном докладе управляющего делами Комитета министров, в котором по некому поводу было упомянуто имя Кривошеина, сделал пометку: «Он уже 6 месяцев как у нас с отцом был на замечании». И действительно, за полгода до того, ещё при жизни Александра III, в отношении Кривошеина секретно проводилось дознание судебным следователем по особо важным делам. Вопросы возникли в связи с поставками шпал на казённые железные дороги из лесов ближайшего родственника министра. Добытые дознанием данные были переданы на обсуждение особой комиссии, которая предложила уволить Кривошеина, который не догадался или не пожелал сам подать в отставку.

То, как эта отставка была преподнесена министру, наделало много шума в высшем обществе Санкт-Петербурга, пристально следившим за первыми шагами молодого императора. В одно, отнюдь не прекрасное, как выяснилось, для него утро, Аполлон Константинович, отпраздновав освещение только что восстановленной им церкви при казённой квартире министра, собирался сесть за торжественную трапезу, как практически к столу злым вестником явился собственной персоной сам главноуправляющий собственной Его Величества канцелярией статс-секретарь Ренненкампф и вручил министру от имени государя увольнение от должности без прошения, а заодно освободил и от придворного звания гофмейстера.

Злоязычные петербуржцы говорили после этой нашумевшей истории про Реннекампфа, что он сам себя не мог спокойно видеть в зеркале – всё боялся собственного визита, как знака увольнения от должности. Не из этой ли истории растут ноги из старого, советских времён ещё, анекдота про десантника, который в полном снаряжении и вооружении посмотрел на себя в зеркало и… (простите, окончание мы привести тут не можем).

Константин Карлович Ренненкампф - русский юрист, сенатор, управляющий Собственной Его Императорского Величества канцелярией, член Государственного совета, действительный тайный советник

Полковые истории

Любителям русской военной истории, конечно, знакомы полковые истории полков русской императорской армии. Изданные в основной своей массе во время царствования императора Николая II, который уделял их созданию большое внимание, эти истории до сих пор остаются ценнейшим и интереснейшим источником нашей военной культуры. Можно только пожалеть, что ничего подобного за всю историю Советской Армии издано не было. Хотя в первые годы Советской Армии были попытки написания истории некоторых советских частей, и некоторые из них были весьма неплохие (писали их люди, воспитанные ещё в той, царской школе), но увы: весьма скоро новые традиции превратили их в пустые и бессодержательные талмуды, годные зачастую только в макулатуру.

Но вернёмся к царским. Каждый полк писал свою историю сам. Люди писали их для себя, писали неравнодушно, не для галочки главпуровского проверяющего, отчего они интересны и информативны.

Вот как была написана история лейб-гвардии Егерского полка. Материалы для неё начали собирать сразу после Турецкой войны 1877-88 гг., но к обработке решили приступить только в 1893 году. Подтолкнуло то, что до юбилея полка осталось всего три года.

Полковую историю взялся написать полковник Генерального штаба Н. А. Орлов, профессор академии, составивший себе имя как военный писатель. В полку он отбывал обязательный ценз командования батальоном, и все офицеры были буквально подкуплены видимым талантом и жизнерадостностью этого человека: круглолицего и румяного, в баках, с наружностью ярославского мужичка себе на уме (в империи слово «ярославец» нередко было нарицательным, означая плутоватого хитрована); ещё он запомнился неподражаемым рассказчиком пикантных анекдотов, запас коих у него был неистощим и которыми он развлекал офицеров после обеда.

В общем, на пике своей популярности Орлов получил предложение написать историю полка. Охотно согласившись, полковник назначил вознаграждение – 3000 рублей. В его распоряжение дали офицера, поручика Косаговского, для дальнейшего сбора архивных материалов. Офицер этот усердно обошел все архивы, ездил для сбора документов в Москву, в общем, усердно работал. Другой офицер столь же усердно приступил к рисованию историчесих форм полка за сто минувших лет. Прошло два года, и тут выяснилось, что Орлов ещё не приступал к написанию истории. В полку затревожились. Составили историческую комиссию, которая потребовала у автора отчёт сделанному. Оказалось, что к началу 1896 года у него была готова только первая глава. Другие он поручил составить своему помощнику, тому самому Косаговскому. Но времени оставалось столь мало, что Орлов … попросил назначить ему ещё помощников. Ему дали ещё двух офицеров, которые состояли тогда в академии, потом… прибавили ещё троих из строя. Одним из этих пяти помощников был молодой подпоручик, только выпущеный из Пажеского корпуса Борис Геруа. Позднее он вспоминал: предполагалось, что все помощники будут собирать материалы и передавать их для работы Орлову. Однако последний в высшей степени упростил своё участие в этом деле.

Когда офицеры докладывали ему, что выполнили свою задачу по сбору материалов по заданной главе истории, он говорил: «Ну, вот и отлично! Теперь приступайте к писанию!»

Геруа вспоминал, что тогда его просто поразило такое доверие к его писательским способностям – ведь он едва сошёл со школьной скамьи, но возражать не приходилось. Написав часть главы, поручик принес её Орлову на показ. Тот предложил прочесть написанное вслух, сделал два замечания и опять сказал: «Ну, вот и хорошо. Продолжайте дальше». Так же он поступил и с работами остальных назначеных помощников.

Когда стало ясно, что при такой постановке дела история полка будет написана не назначенным автором, а группой офицеров полка, Орлова снова вызвали в историческую комиссию, где сам командир полка объявил Орлову, что невыполнение им условий договора заставляет отказаться от его услуг.

Случилось это вскоре после майских коронационных торжеств в Москве, и до полкового юбилея оставалось менее пяти месяцев; никто не верил, что полковую историю можно будет закончить к юбилею.

Требовались недюженные усилия, и они были совершены благодаря прежде всего усилиям вышеупомянутого Косаговского и других молодых офицеров. Все они в значительной степени были освобождены от занятий. Для написания очень ответственного периода участия полка в Турецкой войне 1887-1888 гг. пригласили полковника Генерального штаба Мартынова. В отличие от Орлова он не подвёл и в два-три месяца представил дельно написанное, живое и исчерпывающее военно-научное исследование. Всё остальное молодые офицеры исполнили сами: собирали материалы в архивах, опрашивали ветеранов, сами рисовали пером образцы форм, виньетки и обложку, чертили планы сражений, сами корректировали текст.

В каком цейтноте работали, показывает такой факт: последняя страница была отпечатана в типографии 4 ноября, до полкового праздника оставалось всего 5 дней, и в эти дни успели сброшюровать страницы и переплести.

Получился тяжёлый том большого формата, с золотым обрезом и в красивом переплёте, с отлично исполненным рисунком нового юбилейного полкового знамени. В отдельную папку были выделены многочисленные планы и карты сражений.

Нарядная внешность, отличная бумага и красивые иллюстрации оказались под стать содержанию. В основу содержания были положены по возможности первоисточники, текст сопровождался многочисленнными ссылками, в приложении были приведены многие документы, издание сопровождал список офицеров полка за все сто лет его существования, причём этот список не ограничивался сухим перечислением имён, а был дополнен биографическими справками по каждому офицеру, что потребовало от авторов немалого труда.

В итоге получился превосходный исторический источник, до сих пор служащий и ещё много лет будущий служить всем интересующимся русской историей.

По общему мнению, душой этого маленького коллектива и главной его движущей силой был Александр Павлович Косаговский. Сын известного администратора времен Александра II, бывшего одно время Полтавским губернатором, закончил привилегированный Пажеский корпус и в 1892 году вышел в Егерский полк. Будучи человеком не по возрасту умным, он быстро занял среди товарищей положение умного барина: с его мнением стали считаться уже на первом году его службы - довольно редкий случай в полковых коллективах, где молодым офицерам пару-тройку первых лет службы по неписанному закону полагалось больше слушать, чем говорить. Косаговский и на вид никогда не выглядел молодым, что удивительно сочеталось с его неторопливой, размеренной манерой говорить, отчего в молодости он производил впечатление человека умудрённого жизненным опытом. Одновременно ум его был живым и быстрым, а замечания временами довольно язвительными, коих товарищи даже побаивались. Меткие его замечания и остроты тотчас становились широко известны.

На второй год службы его привлекли к участию в создании полкового музея и к написанию полковой истории. Все полагали, что обладая такими способностями, умом и образованием, он обязательно пойдёт в академию, легко её закончит и обеспечит себе хорошую карьеру, возможно учёную.

Но он предпочел остаться в полку и все 25 лет до самой революции тянул строевую лямку, дослужившись до скромной должности батальонного командира. В Мировую войну одно время временно командовал родным полком, заслужил несколько наград, а главное – репутацию спокойного, распорядительного и мужественного начальника.

После революции А. П. Косаговский одно время служил в Красной Армии и умер сравнительно молодым ещё в 20-е годы где-то в Курске.

Правила приёма больных в Порт-Артурскую городскую больницу

Порт-Артур. 1904 год

Правила эти публиковались для всеобщего сведения в т.н. «Памятной книжке Квантунской области». Подобные справочные книжки выпускались во всех субъектах Империи каждые год-два для всеобщего пользования и содержали массу полезных для обывателей сведений, начиная от расписания поездов и местных тарифов до фамилий всех мало-мальски важных местных чиновников (включая офицеров флота и армии, членов местного Императорского общества спасения на водах, Общества любителей хорового пения на Квантуне и даже Общества велосипедистов-туристов). В частности, для Порт-Артурской городской больницы приведены не только заведующий больницей, но и фельдшеры, и особо заведующий хозяйством.

1) Больные, поступающие в городскую больницу, должны платить за лечение и содержание.

2) Плата за лечение и содержание вносится поступающими больными за ½ месяца вперёд, по истечении этого срока снова вносится за ½ месяца вперёд и т. д. Плата за дни, не проведённые в больнице, возвращается больному в случае выписки его ранее 2-недельного срока. Платные больные, прибывающие в больницу и не имеющие при себе денег для уплаты вперёд за ½ месяца, должны представить в контору больницы свой паспорт, который и возвращается по уплате ими денег или препровождается в Полицейское Управление.

3) Бесплатным лечением и содержанием в больнице пользуются все неимущие, если представят от полиции удостоверение о бедности, и служащие при городских учреждениях, если будут препровождены при отношениях сих учреждений.

4) Плата за лечение и содержание в больнице взимается по следующим IV разрядам:

По I-му разряду - 45 рублей в месяц;

II-му - 36 рублей;

III-му - 30 рублей;

IV-му - 60 рублей.

5) К I-му разряду относятся все хирургические больные, а также больные, требующие значительного расхода перевязочного материала.

Ко II-му разряду – все внутренние больные; к III-му – все венерические больные, за исключением требующих значительного расхода перевязочных материалов.

К IV-му - все пользующиеся отдельной комнатой, как по собственному желанию, так и по роду болезни.

6) Больные, пользующиеся отдельной комнатой и желающие иметь отдельную прислугу, приплачивают по 30 копеек в день за пользование отдельной прислугой и 30 копеек в день «за содержание ея».

Особенно восхищает третий пункт: почти коммунизм какой-то - «от каждого по способности, каждому по потребности».

Что самое интересное, китайцы платили намного меньше русских, соответственно 15, 12 и 10 рублей в первых трёх разрядах. Такая вот колониальная русская империя. Правда, они могли попасть в больницу только по разрешению врача, заведующего больницей и только за собственный счёт.

назад