Листва на ветру

Виктор Бабковский 10.12.2018

Листва на ветру

Вовка

Ещё древние как-то заметили, что первую часть жизни человек смотрит вперёд, а во второй начинает оглядываться. Вспоминает… Вспомнил. Зима. Степной сад весь в снегу. Вокруг тополей и клёнов тропки. Сад обжит - он в центре посёлка, рядом с клубом. На одном из тополей, который повыше, сидит мальчуган, а там, внизу, ещё двое. Один крупный, с лицом в конопушках, другой помельче, белобрысый и вёрткий. Тот, который повыше, снимает варежки, берёт горсть снега и старательно лепит снежок. Потом одну руку выставляет вперёд, точно целится, а другой бросает свой снаряд в мальчика на дереве. Снежок неожиданно и больно бьёт по лицу. Я падаю вниз на снег… Вовка и его друг довольны, они со смехом удаляются по заснеженной тропинке. Вовка приехал в наш степной посёлок недавно и поселился с матерью в клубе, в комнате за сценой. Он был старше нас, кажется, на год. Мы - младшеклассники - знали Вовку наизусть, искали дружбы с ним, а виною тому было кино. Каждый божий день Вовка мог ходить в кино бесплатно. Встанет утром, выйдет из своей комнаты, поднимется по небольшой лестнице на площадку, откроет ключом дверь, зайдёт на сцену, а там, на белом полотне, гремит кино. Именно гремит - это мне запомнилось особенно отчётливо, - звук был выведен на улицу. Из большого алюминиевого колокола неслись, разносились на всю округу пылкие слова. Особенно громко другая жизнь гудела над посёлком морозными вечерами. Возвращаясь из школы, мы стояли и слушали, а там, в тёплой утробе клуба, гнали картину… С Вовкой дружили, он брал очередного приятеля и шёл домой на очередной сеанс. Конечно, кино было основанием его славы, но Вовка и без того мог чудить, время от времени являя нашему непросвещённому воображению свои таланты. К примеру, вдруг стал рисовать исторические темы: битвы разные, князей да царей. Здорово это у него получалось. Даже завидно было. Иду я как-то вечером, вскоре после моего исторического полёта с тополя, прохожу мимо клуба, мимо освещённого окна той самой комнаты, где живёт Вовка с матерью, и вижу: стоит он на окне, окно большое, держит в одной руке книгу на просвет, а другой водит по ней карандашом. Пригляделся - картинка из учебника, Пётр I в доспехах… Ах, вот оно что, это он таким макаром картины свои рисовал, дурил нас… Я остановился, вытянул руку и постучал в окно. Вовка заметался, выключил свет и увидел меня, замахал руками - мол, постой, – а я махнул на него и пошёл… Немного прошёл, слышу, догоняет и говорит, запыхавшись: «Пойдём в кино, там, - говорит, - «Разведку за рекой» показывают, слышишь, стреляют…». Так я стал ходить в клуб по той самой лестнице с потаённой дверью, ведущей на сцену, где каждый раз перед нашими глазами расцветал фильм. Особенно мы любили лежать на сцене и смотреть. В зале всегда народу битком, а тут битва рядом и ты ползком можешь войти в неё… С Вовкой такие случаи были часто, он о них складно рассказывал, хотя мы и без него знали, есть такие фильмы, особенно про мушкетёров, кино давно прошло, а ты всё руками машешь… Лафа закончилась сама собою, зачастил я в клуб, а в школу стал ходить реже. Дома били, признался… И снова голоса над площадью у клуба, послушаешь немножко и домой… Или вот летняя история… Наш посёлок железнодорожный - большая станция - можно сказать. Вокзал. А по мне вокзал то же кино. К нам даже столичные поезда ходили, не к нам, конечно, а сквозь нас. Останавливались. Места наши хлебосольные, вокруг поля пшеницы… А было это в августе, в самом начале августа. Прихожу я как-то на вокзал, перрон пустой, я спустился вниз и пошёл по тёплым шпалам. Шёл, шёл, вижу, состав стоит, а рядом много народу. Как оказалось, это были военные, они возвращались со своими семьями из Польши. Я попал в центр внимания, взрослые стали спрашивать, где что можно купить. Потом несколько подростков пошли со мною по магазинам. Через час мы вернулись с продуктами, а я за это время успел подружиться с одним мальчиком моих лет. Такие мимолётные сближения могут быть только в детстве, прощаясь, он подарил мне альбом марок. Марки в основном были польские и очень красивые. Уже первого сентября я показал марки в школе, народу понравились, и только Вовка даже не подошёл, но после уроков позвал меня домой. Приходим. Матери дома нет. Вовка наливает мне и себе картофельного супа на сливочном масле. Когда мы поели, Вовка берёт стул, становится на него и достаёт из закутка мешок, обычный мешок, в котором картошку хранят. А что необычно: мешок большой, а Вовка его играючи держит, точно там вата. Открывает он мешок. А там марки - целый мешок марок. Марки какие-то большие, есть и круглые, таких я вообще не видел, есть треугольником… Много одинаковых, и все китайские. Вовка берёт из мешка целую охапку, и, не считая, даёт мне, потом ещё добавил… Тогда у нас в стране с Китаем было похолодание, а Вовка с Китаем дружил. И снова зима. Снега уродило до бровей. Вовка первым узнал, что будет солнечное затмение…Стали строить снежную башню в несколько этажей, чтобы ближе к затмению быть. Стали коптить стёкла, чтоб виднее было. Кто-то принёс целую кучу радиодеталей. Вовка сложил их в цинковый таз, подсоединил его к радиопроводу, а к ушку таза прикрутил трубку телефона. Дал послушать – что-то шумело… Связь с космосом была налажена… Вовка даёт сигнал, мы залезаем на башню, смотрим в закопчённое стекло и видим всю чёрную громаду солнца… А ещё Вовка говорил, там, на снежной башне, что люди появляются после поцелуев. А этот дарвинизм с капустой мне до сих пор не понятен… Недавно я подумал, что мы были из того поколения, которому открылся космос. И если Юрий Гагарин летел в небе, мы смотрели вверх и видели его там… Мы отчаянно верили… Мы верили детством…

В ожидании дождя

Ольге Уткиной

После сорока тянет встречаться с прошлым. Так хочется увидеть себя молодым в стареющих зеркалах... Зал шумел улеем. Каждый норовил сесть рядом со своими воспоминаниями. Варя присела около Мятлева. Близорукие глаза цвета зрелого крыжовника, худое выразительное лицо и руки, которые точно бабочки летали в разговоре. Она заговорила первой: «Ты знаешь, а я помню твои стихи…». «Да ты шутишь, времени-то сколько прошло, да и стихи были так себе…», - не без удовольствия молвил Мятлев... «Сейчас всё другое», – и неожиданно тихо прочёл: «Костром пылали женские причёски, Но не было, но не было тепла…» Варя рассмеялась: «Тепла всегда мало. А помнишь твоё стихотворение: «Это зима, просто зима. Женщина в белом…» «И в самом деле, тепла всегда мало», - согласился Мятлев... А Варя продолжала: «Мы любили, когда ты приходил к нам, но ты интересный был, даже чай с нами не пил…». «Такой трезвый, что даже чай не пил», - улыбнулся Мятлев. «Но тебя любили и без чая…». «А что такое любовь?» - точно невпопад спросил Мятлев. Она ответила мгновенно, как будто знала наизусть, как то старое стихотворение. «Любовь - это когда ты в таком состоянии, что способен перепрыгнуть через лужу…». «В самом себе», - вставил Мятлев. Такой поворот мысли Варе явно не понравился. Разговор как-то сам по себе сошёл на нет, и они расстались... Но эта лужа засела в его голове. На следующий день Мятлев спешил на службу, задержался у семафора. Ждал, когда дадут зелёный, как вдруг из ближайшей легковушки просигналили. Пригляделся и увидел двух парней - встречались как-то по работе. Оказалось, что по пути. Машина тронулась, водитель нажал на клавишу. По приёмнику пели о тучах, раз за разом повторяя, точно считая их... Тучи... Тучи... Тучи... Тема лужи всплыла сама собою. Тот, который сидел с водителем, приглушил звук, выслушал и раздумчиво возразил: «Нет... Нет, не перепрыгнуть, а попасть в лужу... Любовь - это прыжок без разбега... Так что самое место в луже», - сказав это, он снова включил звук. Тут Мятлев дал знак, и машина тормознула... На службе было пусто, и только Марина - секретарша, точно в омут, смотрела на экран компьютера... Конец учебного года, время отчётов. Цифры, цифры... Слова, слова... Марина привыкла к чудачествам Мятлева и потому охотно отозвалась на его лирический рассказ... «Лужа, лужа. А где мне взять такую лужу», - почти пропела Марина и тут же быстро застучала по клавишам. Потом на мгновенье задумалась и добавила: «А ведь лужи падают с неба». Когда Мятлев вышел на свежий воздух, то сразу посмотрел в небо. Небо было синим-синим; и только далеко-далеко молодым барашком резвилась тучка.

Поздно…

День выдался как в стихотворении Александра Сергеевича Пушкина… «Мороз и солнце». В такие дни даже в самых увядших головах с необъяснимой силой пробуждаются новые мысли и чувства. Алексей Жихарев считал себя цветущим, хотя со стороны были и другие мнения. Мнений этих он не знал, да и знать, наверное, не хотел. Цвёл себе. И всё тут. В то утро он решил поехать в центр города, но в центре, в этом магазинном Вавилоне, был недолго, ноги как-то сами собой вынесли его на маленькую площадь, где стихотворение Пушкина смотрелось первозданно. Прямоугольник площади, точно нехоженый лист искристого снега… И тут Жихарев вспомнил, что Варя живёт рядом. «Может, зайти, хотя без повода как-то неудобно», - думал он. Но тут мелькнула озорная мысль, и Жихарев понял, как обставить свой приход. И вот он уже проходит арку и идёт белоснежным двором к железной, к счастью распахнутой двери. Взошёл на второй этаж. Позвонил. Открылась дверь. На пороге, точно оплывшая свеча, стояла Варя. Жихарев выпалил: «Привет… Извини, что первый раз в столетии пришёл…». «И в тысячелетии первый», - продолжила Варя и рассмеялась. Жихарев быстро разделся и прошёл за Варей на кухню, кухня была большая. «Чай, кофе?» - точно официантка спросила Варя. «Кофе я с детства не пью», - отозвался Алексей. «Забыла, - медленно, будто вспоминая, сказала Варя, а потом игриво добавила, - надо чаще заглядывать», - и тут же выключила электрический чайник, он как-то сразу заурчал, зафыркал, а потом подмигнул своим красным глазом и затих. Варя налила Жихареву полную чашку и села напротив среди небольших подушечек, которые расположились вокруг неё веером, точно телохранители. После некоторой паузы она спросила: «Жихарев, а ты телевизор смотришь?».

- В этом веке ещё нет, - ответил Жихарев.

- Хорошо, - весело сказала Варя, - тогда я задам тебе вопрос.

- Задавай, с ответами у нас хорошо, - похвалил себя Жихарев.

- Значит так, вопрос. Жихарев, скажи, пожалуйста, как в горных селениях парень знакомится с девушкой? Подсказка. Парень приходит с родичами познакомиться, с невестой, а ему с порога…

- От ворот поворот, - вставил Жихарев.

- Нет-нет, не перебивай - и так память девичья. Они приходят к её родителям. Девушка напротив. Смотрит как бы… И тут парню дают стакан воды…

- Ну, а зачем стакан воды с порога? Я понимаю, стакан вина или чачи.

- Это вопрос к тебе, Алёшенька, - проворковала Варя.

- Слушай, как мне кажется, этот вопрос к армянскому радио.

- Увы, радио тогда ещё не было. Ладно, по старой памяти объясню на пальцах… Возьми свой чай, хотя надо стакан.

Быстро встала с дивана, достала с буфета стакан и налила воды.

- Ну, а теперь отойди на почтительное расстояние и пей.

Жихарев исполнил номер, поставил стакан на стол и спросил:

- Ну и что?

- Пей до дна. Выпил? А ты ничего не заметил?

- Вода хлоркой отдаёт.

- Да, Жихарев, ты плохой джигит. Даю правильный ответ. Когда горец приходит на смотрины и ему с порога наливают полный стакан воды, он медленно, не отрываясь, пьёт и одновременно рассматривает невесту с ног до головы, снизу вверх … Не понравилась - молча уходит…

- Понравилась! - неожиданно для себя закричал Жихарев.

- Поздно, Лёшенька, поздно...

*****

Заметелило даже дерево.

Пятном акварельным, едва различимым

Сквозило сквозь облако ветра и снега,

Но всё-таки, всё-таки, было заметно,

Что скоро всё стихнет,

Покой воцарится и в воздухе зимнем

Проявится птица, крылатое яблоко,

Снежная пыль.

На ветке хрустальной пылает снегирь.

*****

На машинах белые шапки,

Словно шлемы пробковые.

В такую погоду ходишь ни шатко, ни валко

И то только тропками.

В белой горячке дворники,

Снега прорва - сойдёшь с ума,

А наш малыш присел на подоконнике.

Смотрите, говорит: «Там снега - целая зима».

Листва на ветру

Задать вопрос

Спасибо!