ПОСЛЕ СМЕРТИ

Александр Антропов 14.05.2018

ПОСЛЕ СМЕРТИ

Его разбудил телефонный звонок. Он рывком поднялся с постели, торопясь ответить, пока не проснулась жена.

- Алло, это я, - тембр голоса ему ничего не сказал. Убрав трубку от уха, он смог прочитать на экране, как зовут абонента. Звонила сестра.

- Слушаю. Случилось чего? – спросил он, входя на кухню и закрывая за собой дверь.

- Случилось, - он ждал продолжения, но она замолчала.

- Ну?!

- У нас отец умер.

- В смысле? Какой отец? – он был обескуражен. Отца он не помнил и ничего о нём не слышал.

- Какой, какой – наш.

- Откуда он взялся?

- Оттуда, откуда все отцы берутся. Мне сейчас из больницы позвонили.

Спросонья он никак не мог понять, о чем говорит сестра.

- Ирин, подожди. Из какой больницы? И почему тебе позвонили? Вернее, как тебя вообще нашли?

- Из тридцать второй больницы. Мне – потому что я его дочь, и потому что я живу в маминой квартире, которой уже сто пятьдесят лет. Отец здесь тоже жил, когда мы родились, он помнит городской номер. Наверное, дал его врачам, или у него где-то записано было, чтобы сюда позвонили.

- Маме звонила?

- Нет пока. Утром наберу, пусть спит.

- А-а. Понятно.

Они оба замолчали.

- Ну и что теперь делать будем? – больше риторически спросил он.

- Наверное, надо съездить, - неуверенно сказала сестра.

- Надо. С работы отпрошусь, а ты сама себе начальник. Заеду в восемь.

- Давай лучше в девять, раньше смысла нет. Пока врачи придут, пока то да сё…

- Ок. В девять.

Виктор выключил телефон. За окном одиноко проехала уборочная машина, было ещё темно. Стараясь не шуметь, зашёл в спальню, аккуратно лёг под одеяло, но заснуть так и не сумел.

На следующий день, утром, он заехал за сестрой, и вместе они поехали в больницу. В ночном разговоре сестра не спросила, в каком отделении лежал отец, поэтому начинать пришлось со справочной, а оттуда переадресовали в кардиологию.

- Возраст, - не глядя им в глаза, что-то записывая в бумаги на столе, говорил врач. – Недостаточность и общая тенденция, от нас ничего не зависело. Умер ночью. При оформлении указал телефон, куда звонить.

- Его кто-нибудь навещал? – спросила сестра.

- Не знаю. Я не видел. Вот вам документы о смерти, для оформления, - врач протянул несколько листов. - И вот личные вещи.

На несколько секунд рука с целлофановым пакетом застыла в воздухе, Ирина не шевелилась, поэтому руку протянул он. Хотел рассмотреть, но врач рассказывал, как пройти в морг, ПОЭТОМУ убрал в карман куртки.

Морг - двухэтажное здание на территории больницы, с несколькими входами. Один - для выноса тел и принимающих родственников, второй - ведущий в административную часть, а третий с распашными дверями - для вноса тел. Зашли во второй.

В кабинете при входе сидела полная женщина лет пятидесяти, с напускным сочувствием на лице.

- Мы по поводу Синицына Фёдора, … - Ирина запнулась. - Сегодня ночью из кардиологии доставили.

Женщина кивнула и стала перебирать стопку бумаг на столе.

- Максимович, сорок первого года рождения. Правильно?

- Правильно, - шагнул вперед Виктор. - Что надо из документов?

- Паспорт ваш или ваш, - женщина перевела взгляд с него на сестру. - Вот каталог, пока выбирайте гроб и венки, а я начну оформление.

- Простите, а это точно он? - подала голос сестра.

- В каком смысле? – удивилась женщина.

- Мы его видели лет тридцать назад. А может и больше…

- Удостовериться хотите?

Ирина кивнула.

- А узнаете?.. Ну, как хотите.

Женщина с кем-то созвонилась, назвала фамилию умершего, потом положила трубку.

\- Прямо по коридору до двойных дверей. Через пять минут к вам выйдут. Как опознаете, заходите сюда, я пока отложу оформление.

У дверей ждали минут пятнадцать. Стояли молча, оба волнуясь, но не подавая вида. Наконец, вышел молодой человек в обычных брюках и зелёной хирургической накидке. Молча кивнул и повёл плечом, приглашая за собой.

Сердце у Виктора стучало, когда впереди по коридору он увидел каталку с тощим телом, черты лица еще было не разобрать. Уже на подходе он разглядел взлохмаченные волосы и щетину. Склонившись над лицом, он ожидал увидеть забытые знакомые черты, но увидел серое лицо с заострившимся носом и морщинами у губ и на лбу. Однако, вглядываясь, он всё же увидел сходство, отчасти с сестрой, а частично с самим собой.

- Да, это он, - сказала сдавленным голосом Ирина, разворачиваясь и уходя.

Он догнал её перед дверью к похоронному агенту.

- Ты давай оформляй, а я матери пока позвоню, - она пошла на улицу, доставая телефон из сумочки. Перед самым выходом обернулась:

- Дорогой гроб не заказывай.

Чуть позже, когда закончил формальности и вышел на улицу, увидел Ирину, сидящую на лавочке в тенёчке. Присел рядом.

- Всё оформил. Осталось сдать паспорт, получить справку, а потом на кладбище. Боюсь, что место выделят где-нибудь совсем на отшибе.

- Я звонила матери. Вначале сказала, что ей все равно, потом перезвонила, спрашивала подробности. Про кладбище говорит, что ещё не решила идти или нет.

Посидели молча.

- Слушай, а ты его помнишь? – спросил он.

- Смутно. Мне лет семь было, когда они разошлись. Помню, ругались сильно.

- А я и этого не помню. Мне, получается, тогда пять всего было. Было время, когда казалось, что помню, но, возможно, это сам себе надумал, чего-то напредставлял.

- Ладно, мне пора. Без меня справишься? – Ирина встала, отряхивая на всякий случай джинсы сзади.

- Справлюсь.

Справку получил быстро, но на кладбище проторчал часа четыре. В итоге оказалось, что к положенной бесплатной могиле надо доплатить ещё сто тысяч, чтобы соблюсти все формальности. Пару раз звонила жена, спрашивала как дела, а второй раз просила не опаздывать к ужину. Это немного раздосадовало, так как могла бы понять, что ему может надо одному побыть, но сдержался, тем более, что она, видимо, хотела как лучше, окружить домашней заботой.

Уже в машине, застряв в пробке, Виктор вспомнил о пакете, который ему вручили в больнице. Прошуршал в кармане, достал. В пакете лежал зачитанный детектив в мягкой обложке, очки в чехле, старый, чёрно-белый телефон и ключи, видимо, от квартиры. Кстати, а где же отец жил? Порывшись на заднем сидении, дотянулся до ксерокопии сданного днем паспорта. Москва, улица Авиамоторная, дом 17, квартира 50.

Он долго не решался, вдруг там кто-то живет, может другая семья. Но потом, поразмыслив, решил всё же заехать, ведь даже если кто и живет, то из больницы звонили не им, и их надо предупредить, а если никого нет, то он хоть посмотрит, как жил его отец.

Дорога заняла почти полтора часа. Дом кирпичный, с высокими потолками, такие строили в период между сталинской и хрущевской эпохами. Нашёл подъезд, приложил электронный ключ, прикинул этаж и вызвал лифт. Перед дверью долго давил звонок, но ее никто не открыл. Тогда достал ключи и отворил замок сам.

Однушка. Спертый воздух непроветриваемого помещения. С порога понятно, что жил один. Небольшой коридор, на вешалке старомодное пальто и дешевая куртка. Под ногами паркет с облезлым лаком. На стенах ещё советские невзрачные обои. Направо - кухня, газовая плита, холодильник «Саратов», маленький стол и две табуретки. На столе чашка с недопитым, уже покрывшимся плесенью чаем и крошки. Над столом репродукция какой-то картины.

Затем прошёл в комнату. Диван со скомканной простынёй и валяющимся на полу одеялом. Видимо, забирали по скорой, ночью. У стены два шкафа: один - под одежду, другой - с книгами. Возле окна рабочий стол, старый, видимо, из ореха. На стене над кроватью - три фотографии. На одной молодой мужчина и девушка, несомненно, это их мать. На второй фотографии тот же мужчина, только уже старше, их мать и двое детей, мальчик и девочка, он и Ирина. На третьей - маленький мальчик и взрослая женщина, видимо, маленький отец со своей мамой.

Виктор сел на стул перед столом, не в силах оторвать взгляд от фотографий. Было больно. Он ничего не знал об отце, у них было не принято вспоминать о нём, мать не любила этих разговоров. А он, оказывается, каждый день видел эти фотографии, храня память о тех годах. Фотографий самых разных может быть сотни, но на стену человек не повесит всякую ерунду, только важное.

Виктор встал и стал открывать поочередно дверцы шкафов. В одном, как и следовало ожидать, только одежда: брюки, старенький, но опрятный костюм, плащ, на полках несколько футболок и свитер, носки и нижнее белье. В книжном шкафу на верхних полках обнаружил фотоальбом, смотреть не стал, отложил на стол. А в дальнем углу лежала коробка из-под конфет, перетянутая резинкой. Там оказались документы, несколько благодарностей инженеру Синицыну, трудовая книжка: места работы – завод «Фрезер», потом какая-то лаборатория и вновь завод «Фрезер». Партийный билет, книжка для отметок по сдаче членских взносов, удостоверение дружинника, удостоверение к значку «Отличник труда». Два старых затертых свидетельства о рождении: на Ермакову Дарью Никифоровну 11.07.1922 года рождения, уроженку села Лучистое Рассказовского уезда Тамбовской губернии, и на Синицына Максима Семеновича 20.03.1920 года рождения, уроженца Москвы. В самом низу лежал бланк похоронки на Синицына М. С. от 1942 года.

Убрав всё обратно, он перетянул коробочку резинкой и положил на полочку перед входом, чтобы не забыть. Взял фотоальбом и пришёл на кухню. Несколько раз звонила жена, но сбросил, написав, что перезвонит. Взял с плиты металлический чайник, сполоснул под раковиной и поставил греться на газовую конфорку. Нашёл чистую чашку и чай в пакетиках.

Пока чай закипал, взял телефон и набрал сестре:

- Не поздно? Не спишь?

- Не сплю. Уроки с младшим делаю. Ты как?

- Нормально. Я сейчас у отца дома.

- Как это? А!.. Сообразила. И что там?

- Представляешь, он всю жизнь как с матерью развёлся, один жил. Ну, по крайней мере, другой семьи у него не было. А на стенах у него наши фотографии!

Ирина долго молчала.

- И что?..

- Да ничего. Просто очень одинокий человек, жил воспоминаниями о нас. А мы даже думать о нем не думали.

Она вновь помолчала:

- Знаешь, когда ты у морга меня спрашивал, помню ли я отца, я тебя обманула. Я очень хорошо запомнила один день, перед самым их разводом. Он тогда повёл нас в кино, что-то детское и весёлое, я не запомнила. А не запомнила потому, что весь сеанс подглядывала за ним, а он гладил нас по головкам и плакал. А после кино делал вид, что всё в порядке, покупал нам мороженое, катал на аттракционах. А когда привёл нас домой, в квартиру не зашёл. Ты был маленьким, устал и не обратил внимания, а я уже всё понимала…

Они оба молчали.

- Чего молчишь? - наконец спросил Виктор.

- Чего, чего – плачу!

- Хочешь, приезжай.

Ирина ответила, чуть помедлив:

- Не хочу. И ты езжай домой, нечего душу рвать. Всё было так, как было, ничего уже не воротишь.

- Ладно. Хорошо.

Виктор положил трубку.

Чай закипел. Взявшись прожжённой во многих местах хваталкой за ручку, налил в чашку. Пока чай остывал, открыл альбом. На первых страницах молодой человек и женщина, которую он видел на фото в комнате. Дедушка и бабушка. Потом маленькая, совсем крохотная фотография дедушки в красноармейской форме на тёмном фоне. Несколько фото бабушки, одно - в точности как то, которое на стене, только меньше размером. А потом были карточки с маленьким отцом. Вот он годовалый на кроватке, вот он возле окна, крест-накрест перечеркнутом полосками бумаги. А на этой ему лет двенадцать, бритый затылок и чёлка, кажется, эта прическа называлась не то «бокс», не то «полубокс». Вот он уже юноша, в армейской форме, внизу год – 1960-й. 1964 год - среди группы юношей и девушек на фоне гор в середине угадывается отец. В юной и стройной улыбающейся девушке, которую обнимал весёлый отец, Виктор не сразу узнал свою мать, которую последние лет двадцать помнил тучной и сварливой. Свадьба: серьезный отец и чуть испуганная мать, со смешной прической, а позади много гостей, и все улыбаются.

А потом пошли детские фото. Карапуз в разных позах и интерьерах, на оборотах подписи: «Ира- 1 месяц», «Ира - три месяца», «Ира – нам полгодика», годик, полтора, два; одна, на руках отца и матери, с серьезным видом сидит на шее отца в парке. И точно такой же карапуз, только надпись на оборотной стороне: «Витя – 1,5 месяца». С ним фотографий меньше. Потом штук десять семейных: он на руках отца, Ира держит за руку мать, позади старый бревенчатый дом; уже оба стоят, он с отцом, Ира все так же с матерью, позади - подъезд их дома, где сейчас живет Ирина, и так далее. Следующее фото сделано через большой перерыв: отец, лет ему уже сорок, на работе, чего-то чертит. Потом несколько официальных фотографий, 9/12 и 4/6, видимо, делались для документов, но оказались лишними. Одну отложил для таблички на могилу, если решат делать памятник.

Самая последняя в альбоме фотография лежала отдельно, не вставленная в кармашек. Изображение было мутным, и Виктор вначале отложил фото, не рассматривая. Но что-то заставило его посмотреть фотографию ещё раз. Пристально вглядываясь, он в здании на заднем плане узнал школу, где учился он и Ирина. А перед зданием были дети, но фокус был нечёткий, и лиц было невозможно разобрать, однако, его внимание привлекла пара - мальчик и девочка, держащиеся за руки. Девочка была повыше, мальчик - пониже. Очень было похоже на брата и сестру.

Чай уже давно остыл, а Виктор сидел на табуретке, опершись локтями о стол, и смотрел в окно, за которым светом и тенью от фонарей играли деревья, перебирая листвой под лёгкий ветерок. Было странно думать, что вот так случайно он прикоснулся к жизни неизвестного ему, но любящего его человека. Прикоснулся тогда, когда поздно говорить слова, тогда, когда нужда в этом прикосновении осталась только у него. Он написал жене, что будет утром, а сам сидел, погрузившись в атмосферу одиночества, в которой жил его отец. Он впитывал остатки его тепла, которые хранили его вещи и эта маленькая квартирка. Он познавал заново свою жизнь, погрузившись в чёрно-белые воспоминания фотоальбома.

Отец, спасибо, что ты жил и что любил нас! Мы, ничего не зная о тебе и твоей любви, наверняка чувствовали её, и она спасала нас, тоже наверняка. Я ничего не знаю о твоей жизни, но точно знаю о твоей огромной любви ко мне, она останется во мне до самой моей смерти и, может быть, чуть-чуть до смерти моих детей.

Прости меня, отец…

ПОСЛЕ СМЕРТИ

Задать вопрос

Спасибо!