Свидетельство о регистрации номер - ПИ ФС 77-57808

от 18 апреля 2014 года

Туроверов

Виктор Леонидов 8.03.2015

Туроверов

Виктор Леонидов 8.03.2015

Туроверов

 

Он пользовался необычайной популярностью среди русских эмигрантов, особенно так называемой «первой волны». Его стихи переписывали от руки, по его книгам учили русскому языку своих детей и внуков изгнанники из России. Особенно его любили казаки.

Да и как было им не любить творчество Николая Николаевича Туроверова (1879 – 1972), этого невысокого, крепко сбитого казака, сумевшего в своих строфах с потрясающей силой воспеть трагедию изгнания и навсегда оставленную родную страну, степи и хутора Дона, по которым он так тосковал в Париже.

Туроверов родился в Старочеркасске, в старинной казачьей семье. Его отец был судебным следователем и заметно выделялся среди окружающих своим пристрастием к книгам. Будущий поэт поступил в реальное училище в станице Каменской, но окончить ему суждено было лишь семь классов. Дальше его завертел вихрь революции и гражданской войны. «Закружила нас казачья лава», - писал он впоследствии. Командир разведки, потом пулемётного дивизиона, командир казачьей сотни Донского корпуса Врангеля. Бои в Крыму, и в ноябре 1920 казаки внесли молодого раненого подъесаула на один из последних пароходов.

На борт вместе с ним взошла казачка – красавица Юлия Грекова, ставшая его женой до самой своей смерти в 1950 году.

Дальше был огромный лазарет на продуваемом всеми ветрами греческом острове Лемнос. Там родилась дочь Наталья, выжившая буквально чудом. Потом Сербия, где он и его брат Александр, с которым поэт не расставался всю жизнь, грузили мешки с зерном. Там и стали появляться первые стихи, расходившиеся в сотнях списков среди русских, в одночасье лишившихся своей Родины. А потом был Париж. Париж, где Николай Николаевич прожил до самой смерти, откуда уехал лишь однажды, в 1939, чтобы воевать в Африке, в Иностранном легионе.

Он издал всего четыре сборника стихов, но каждый из них стоил многих тяжеленных томов.

Его популярность в военных и казачьих кругах зарубежья можно, наверное, было сравнить лишь со славой в России Высоцкого. Или Есенина. Потому что Туроверов знал настоящую, подлинную любовь народа. Ту, о которой мечтает любой художник. Николай Николаевич умел передать и мечты о родном крае, и напомнить казачью быль, и выразить в простых строках то, что было на душе у миллионов русских. Тех, кого впоследствии назовут эмигрантами.

 Туроверов

Кроме стихов, Николай Николаевич был замечательным историком, писал статьи о казачьей иконографии, о боевых подвигах казачьих частей, об атамане Платове. Он составил описание уникальной библиотеки генерала Ознобишина, в свое время служившего помощником военного атташе России во Франции. Новелла Туроверова «Суворов» признана одним из шедевров эмигрантской прозы. Он вел огромную работу по сохранению русской истории в изгнании, был фактическим председателем Кружка казаков-литераторов, а потом и любителей русской военной старины и недаром стал одним из основателей музея Лейб-гвардии Казачьего полка в Курбевуа. Собрание это сохранилось до сих пор, и именно там несколько лет назад потомки эмигрантов «первой волны» принимали Президента России В. В. Путина.

Можно вспомнить, что залы казачьей истории и Пугачёва на знаменитой выставке «Пушкин и его эпоха», состоявшейся в Париже в 1937 г., были подготовлены Туроверовым. И что именно благодаря его усилиям во Франции, да и во многих других странах Европы были спасены многие реликвии нашей военной славы. Услышав о том, что где–нибудь на парижской барахолке «всплывала» какая–то русская историческая ценность, он прилагал невероятные усилия, чтобы собрать деньги и спасти наше наследие.

Николай Туроверов ушёл из жизни в 1972, веря, что когда–нибудь его стихи будут опубликованы на Родине. Сегодня эти мечты сбываются, и мы с волнением и радостью представляем Вам стихи «Баяна казачества», «казачьего Есенина». Именно так называли многие замечательного поэта Николая Николаевича Туроверова.

 Виктор Леонидов, главный библиотекарь

Дома русского зарубежья имени Александра

Солженицына

 



        Николай Туроверов

 

Всю историю древнего мира 
Я забыл, перепутал давно. 
И не все ли равно, что там было, 
И что мне до библейских эпох, 
Если медленно ты подходила 
К перекрестку наших дорог, 
Если встретясь, случайно и странно, 
Знаю, завтра уйдешь уже прочь. 
Не забыть твоей речи гортанной, 
Твоих глаз ассирийскую ночь.

 

*****

А. de К. 

 

Вы говорили о Бретани. 

Тысячелетняя тоска, 
Казалось вам, понятней станет 
Простому сердцу казака. 
И все изведавший на свете, 
Считать родным я был готов 
Непрекращающийся ветер 
У финистерских берегов. 
Не все равно ль, чему поверить, 
Какие страны полюбить; 
Невероятные потери 
На сутки радостно забыть. 
И пусть ребяческой затее 
Я завтра сам не буду рад, -
Для нас сегодня пламенеет 
Над Сеной медленный закат, 
И на густом закатном фоне 
В сияющую пустоту 
Крылатые стремятся кони 
На императорском мосту.

*****

 

Что мне столетия глухие, 
Сюда пришедшему на час, -
О баснословной Византии 
Pуин лирический рассказ.
Мне все равно какая смена 
Эпох оставила свой прах

Средь этих стен и запах тлена 
В полуразрушенных церквах. 
Запомню только скрип уключин, 
Баркас с библейскою кормой, 
Да гор шафрановые кручи

Над синей охридской водой.

 

*****


Слились в одну мои все зимы, 
Мои оснеженные дни. 
Застыли розовые дымы, 
Легли сугробы за плетни, 
И вечер, как мужик в овине, 
Бредет в синеющих полях, 
Развешивая хрупкий иней 
На придорожных тополях. 
В раю моих воспоминаний, 
В моем мучительном раю, 
Ковровые уносят сани 
Меня на родину мою. 
Легка далекая дорога, 
Моих коней неслышен бег, 
И в каждой хате, ради Бога, 
Готов мне ужин и ночлег. 
А утром в льдистое оконце, 
Рисуя розы по стеклу, 
Глядит малиновое солнце 
Сквозь замороженную мглу; 
Я помню улицы глухие, 
Одноэтажные дома... 
Ах, только с именем «Россия» 
Понятно слово мне «зима»! 
Саней веселые раскаты, 
И женский визг, и дружный смех, 
И бледно-жёлтые закаты, 
И голубой вечерний снег.

*****

Над весенней водой, над затонами, 
Над простором казачьей земли, 
Точно войско Донское - колоннами 
Пролетали вчера журавли. 
Пролетая, печально курлыкали, 
Был далёк их подоблачный шлях. 
Горемыками горе размыкали 
Казаки в чужедальних краях.

 

*****


В огне все было и в дыму -
Мы уходили от погони. 
Увы, не в пушкинском Крыму 
Тогда скакали наши кони. 
В дыму войны был этот край, 
Спешил наш полк долиной Качи, 
И покидал Бахчисарай 
Последний мой разъезд казачий. 
На юг, на юг. Всему конец. 
В незабываемом волненьи, 
Я посетил тогда дворец

В его печальном запустенье. 
И увидал я ветхий зал - 
Мерцала тускло позолота -
С трудом стихи я вспоминал, 
В пустом дворце искал кого-то; 
Нетерпеливо вестовой 
Водил коней вокруг гарема, -
Когда и где мне голос твой 
Опять почудится, Зарема? 
Прощай, фонтан холодных слёз, -
Мне сердце жгла слеза иная -
И роз тебе я не принёс, 
Тебя навеки покидая.

О, незабываемое лето! 
Разве не тюрьмой была станица 
Дяя меня и бедных малолеток, 
Опоздавших вовремя родиться?

1939 

КРЫМ

Уходили мы из Крыма 
Среди дыма и огня, 
Я с кормы всё время мимо 
В своего стрелял коня. 
А он плыл, изнемогая, 
За высокою кормой, 
Все не веря, все не зная, 
Что прощается со мной. 
Сколько раз одной могилы 
Ожидали мы в бою. 
Конь всё плыл, теряя силы, 
Веря в преданность мою. 
Мой денщик стрелял не мимо, 
Покраснела чуть вода... 
Уходящий берег Крыма 
Я запомнил навсегда.

 

*****


Богородице молилася - 
Вся слезами изошла, 
Головой о стенку билася 
К колдуну в аул пошла. 
Замерзала за станицею, 
Погибала на пути... 
Обернись, желанный, птицею - 
Над станицей пролети, 
Опустись на подоконнике 
И в окошко постучи, 
Не на крыльях - так на конике, 
Снег взметая, прискачи.




назад