Интервью с полевым командиром

- 17.03.2015

Интервью с полевым командиром

Начиналось у нас всё давно. Уже года с двенадцатого мы предполагали, что у нас будет война. В воздухе витало…

Я сам пенсионер, по горячему стажу ушел давно, скоро, даст Бог, будет шестьдесят. С 2011 года мы под Луганском строили учебный центр для детей и молодежи и Свято-Владимирский храм. Там же ребят собрал, человек пять, с которыми мы создали Русское православное собрание на Луганщине. Туда также вошли Союз русского народа и клуб «Русичи». В 2012 году я, благословившись у благочинного, пошел к новому митрополиту Митрофану, чтобы получить разрешение на проведение крестных ходов в Луганске. Я так и говорил тогда: «Война будет». И вдруг Владыка сказал: «Даю Вам благословение на крестный ход 4 ноября 12-го года». Ребята шапки бросали до потолка! И вот мы 4 ноября 12-го года большой крестный ход провели и с этого времени проводили крестные ходы до 12-го января 14-го года. Последний крестный ход накануне всех этих событий. Это в честь объединения Малороссии и Великой России.

Как раз во время последнего крестного хода, когда в конце молебен служили перед церковью Пресвятой Богородицы Умиления, появилась радуга горизонтальная! Морозный день, градусов 7 где-то мороза было, голубоватое небо с легкой дымкой, и была горизонтальная радуга, полукруг. С нами был один, который сказал, что он видел лик Богородицы. Я потом с благочинным разговаривал, он сказал, что это к испытаниям и скорбям: «Это значит, Господь показал, что он вас принимает, помнит о вас, заботится». Через неделю 19-го, на Крещение резня в Киеве началась, стрельба, и - как снежный ком. Мы буквально на следующий день после 19-го собрались, я ребятам из православного собрания сказал, что надо готовиться к войне. Это был январь. Не поддержали меня тогда большинство ребят, сказали: да брось, сейчас «Беркут» Янукович выпустит и разгонит всю эту шайку - и ничего не будет. А я стал готовиться…

В феврале наши батюшки освятили знамя Алчевской дружины имени Святого благоверного князя Александра Невского. Мы стали организовывать дежурства и в Алчевске и в Луганске. Никого не трогали, следили за правопорядком, так как насмотрелись и на Киев, и на другие города. Но власти это не понравилось, и она (власть) натравила на нас криминал. Дружина тогда была человек 30-40, и мы не обладали тогда ни вооружением, ни финансами, сопротивляться было сложно. Я даже прятал своего начальника штаба в станице казаков. Потому что бандиты сказали, что его застрелят.

А потом началось. Болотов со своими ребятами захватил здание СБУ. Мы ему помогали и захватывать, и удерживать. Потом Областную администрацию, милицию, суды. Неразбериха, правда, была страшная. Помню, как в одном из кабинетов один важный из ополчения со мной разговаривал. Он тогда сказал: «У меня здесь на проводе Турчинов (дословно рассказываю, как я своими ушами слышал), если он нам даст амнистию, то мы пойдем выспимся, умоемся, отдохнем. Мы говорим в ответ: «А вы что, сюда заходили амнистию получить? Мы не для этого сюда заходили»! И такие были…

Пока стояли на площади возле СБУ, успели наладить связь с казаками и другими подразделениями. Потом Болотов предложил нам вариант. Он присоединяет к нам небольшой отряд для захвата Алчевска, Перевальска, Брянки. Дальше север: Лисичанск, Северодонецк и так далее - и после Алчевска отдает нам 80 стволов для нашей дружины.

Штурм состоялся, захватили Алчевск, без оружия, без жертв. Прошло три часа, договоренность не выполняется. Штурм состоялся до обеда, до 11 часов. В 15 часов никаких поползновений. Я потом заехал в штаб к Болотову, но он сказал: никакого вам оружия. Я развернулся, ушел, потому что понял: человек решил нарушить договоренность. После этого мы ушли в Должанское к Мозговому. Вместе с ним участвовали в первых боестолкновениях с ВСУ. А потом Мозговой на свою голову пригласил ОБСЕ. Они покрутились день и уехали. А на следующий день был авианалет. Штурмовик бил строго по нашей оружейке, он не бил по домикам, где личный состав жил, а бил именно по хранилищам БК. Оружейку зажег и ушел потом. Видимо, кто-то из миссии там маячки оставил. У меня трёхсотый был, одному из наших бойцов стопу оторвало и голень. Слава Богу, ребята все чётко сделали, перетянули, завязали, быстренько в Донецк переправили его, он остался жив, здоров. До сих пор живёт в Ростове. Это первый наш трёхсотый.

Потом были серьёзные бои за Луганский аэропорт. И, кстати, насчёт аэропорта. У нас сведения тогда еще были о том, что Луганский аэропорт предполагалось превратить в базу ВВС Соединенных Штатов Америки. У нас были сведения о том, что в 13-ом году было истрачено, по разным оценкам, порядка полтора миллиарда, но думаю, там больше было затрачено. Посылали туда людей, которые это все просматривали. Какие работы были выполнены на тот период до 14-го года, нам было известно. Это строительство огромных коммуникаций подземных, заменено полностью освещение, установлена современная сигнализация. Предполагалось в 14-м году удлинить взлетную полосу, кто говорил - на 2700, кто говорил - до 3000 метров, вплоть до того, чтоб тяжелые принимать самолеты. Я думаю, потому такие бои были за Луганский аэропорт, и наверно за Донецкий. Наверняка, и в нашем аэропорту, и в Донецком было что-то такое, о чем мы не знали. У нас было подозрение, что из-за этого Америка так раздраженно восприняла появление каких-то ополченцев. Видно, мы спутали, по волей Божьей, по Его промыслу, многие комбинации, которые они предполагали для себя использовать против России.

У нас был контакт, естественно, с Болотовым и Плотницким, который был командиром батальона «Заря». Они давали направление нашему батальону, тогда уже обросшему людьми и с достаточным вооружением. Мы участвовали в боях в районе Металлиста. Оттуда ребята привезли осколки странного вида, сильно оплавленные, легкие какие-то. Мы их потом отсылали в Россию на идентификацию. Пришел ответ, что эти осколки не то что носить с собой - в руках держать нельзя было. Мы предполагаем, что, может слаборадиоактивные, были, так как даже в помещении нельзя было их хранить. А то некоторые там себе начали чуть ли не на грудь цеплять, вроде как сувенир.

Нас постоянно ставили на направление главного удара. Что в Металлисте, что чуть позже, когда защищали Александровск. И артиллерия била, минометы, потом бронетехника шла на нас, а у нас ничего не было бронебойного, абсолютно. Стрелкового у меня было навалом, были «шмели», один «утес» был – тяжелый пулемет, ну, а так все были вооружены автоматами Калашникова разной модификации. Но мы выстояли и позиций не сдавали. Они нас обтекали просто-напросто. В окружение дважды попадали, но все-таки выходили. Сместились в сторону Луганска, когда из окружения выходили. Получали команду уходить, оставлять позиции, потому что бесполезно уже было держать их. Наверное, это Божий промысел, но у меня тогда ни одного двухсотого не было. Слава Богу, Господь не оставлял нас. Нам привозили молитвословы, которые я бойцам своего батальона не по приказам, но каждому вручал и говорил: «Будешь читать, будешь молиться, будешь жить. Ты же хочешь домой вернуться здоровым, живым, не повреждённым».

Когда мы вошли в Луганск, я под разными предлогами батальон вывел по направлению на Алчевск. Удары противника пошли на Лутугино и на Родаково. А за Родаково сразу же Алчевск. Стояли, обороняли, но потом я послал помощника к Игорю Ивановичу Стрелкову, затем чтобы перейти под его командование. Он был в Славянске. Мы получили его одобрение. Он говорит: «Вы далеко находитесь, управлять я вами не буду, поэтому действуйте самостоятельно. На меня можете ссылаться». Сделал это потому, что не было единого командования, а Стрелков казался наиболее адекватным и компетентным. Но и с ЛНР я не порвал, а по их просьбе оборонял Лутугино, перебросив туда роту. Что интересно, как только мы туда свои войска ввели и в помощь нам казаки пришли и местные ополченцы - опять удар. Причем сумасшедший удар - колонна до ста единиц насчитывала техники! Они, кстати, потом эту технику прятали. Под Лутугино есть тоннель, в него они ее и загоняли. Наверно, какие-то шахты, у нас были сведения, что есть километровый тоннель и что там можно техники напрятать немеренно.

27 июля из Изваринского котла в сторону Краснодона мимо Красного луча прорвались «укры» с техникой. Их много было. И направление опять же мы держали со стороны Алчевска, чтоб не было удара по нему, чтоб город не захватили с северной стороны. За все это время было несколько двухсотых и чуть больше трехсотых, и все. А «укров» перемололи ужас сколько…

Разное бывало… Бывали и чудеса. Например, чудо было в районе Христофоровки. Один из моих взводов попадает в окружение - ложбина, овраг, с двух сторон чуть ли не до батальона наступало, думали все, хана, по всем правилам военной науки. По ложбине все-таки удалось просочиться за возвышенность. Спрятались за нее, смотрим: бой по нарастающей идет в этой ложбине. Пересчитали людей - все на месте. А бой продолжается и еще сильней усилился. Опять пересчитали, все на месте, не можем понять, кто там с ними воюет. Получилось, что в районе Христофоровки «укры» друг друга перемолотили. Потом по интернету смотрели, какими были потери в районе Христофоровки. Наших бойцов там ни одного не было, а у них там 78 человек погибло. Батальон Азов там был и еще какой то батальон, они друг друга перемолотили, вслепую. У нас форма у всех одинаковая, а на расстоянии, не всегда есть бинокли рассмотреть еще ленточки георгиевские. Говорю, чудо было. И мы людей сохранили, я ни одного не потерял, и они там 78 человек потеряли.

Когда брали в плен, спрашивали: за что ты воюешь? Пленные с их стороны объясняли это одним: «Мы бомбим территорию, на которой находятся российские военные подразделения». Мы им показываем паспорта свои, говорим: «Видишь, прописка. Город Алчевск, Луганская область, мы не россияне. Мы отсюда. Вот видишь, у других такие же». Берем у офицеров и у рядового состава, видишь, кто это, - это ополченцы. Ну, у них слов, конечно, нет: «А нам говорили, что здесь российские войска и мы воюем с российскими войсками». Я говорю: «Вот видишь. С кем ты воюешь на самом деле? Ты воюешь с ополченцами, ты воюешь с людьми отсюда, с этой местности». Конечно, были у нас россияне – добровольцы, но их было не много, и именно добровольцы, а не военнослужащие.

Если наши попадали в плен, то к ним относились отвратительно, мучили, расстреливали. Один наш, бывший в плену, рассказывал: видел своими глазами, как ребят загоняли на минные поля, для развлечения, а не для того, чтоб разминировать. Вот команду дали, очередь в землю, бегите туда. Если нет - пулю. Ну, а там, на мину попал, руки, ноги в разные стороны, да кишки разматывали. Резали пилами, тоже ради развлекухи. В задний проход, прошу прощения, монтажную пену загоняли, чтоб внутренности разрывало у человека, чтоб он подольше помучился. Такие случаи рассказывал, что, у нас просто, волосы дыбом вставали. Мы до такого не могли додуматься. Ну, мы могли еще морду кому-нибудь из них набить, но не дальше. Когда мы брали в плен, то старались остаться людьми. Мы помнили о том, что нам священники и монашествующие говорили: «Не превращайтесь в зверей, помните о том, что, пока в руках у человека оружие, он для вас враг, но если вы его захватили, не позволяйте себе над ним издеваться, помните о вере, о слове православном».

У нас было такое правило, такая договоренность, что мы в черной форме, т.е. вот эти спецбатальоны, правый сектор и нацгвардию в плен не берём. А что касается пацанов, армейцев, то к ним было совсем другое отношение.

Все эти «правосеки», «нацики» отвратительно относились ко всем местным жителям, будь то ополченец, или мирный человек. Они говорили, что мирных жителей здесь не видят. Это все сепаратисты - «да, мирные, громодяны? Москали! Тут никаких нет мирных жителей», это нам в освобожденных деревнях говорили. Они пришли сюда не за Украину сражаться, а уничтожать и убивать русских, а русскими они считали всех, кто с Донбасса.

Ополченцы убеждены: если мы Киев не захватим, то война будет 100 лет, 150 лет длиться. И мы тоже на той позиции стоим, что если бы наши предки не вошли в Берлин, то, я думаю, мы до сих пор воевали бы с потомками Гитлера. Если бы мы встали на свои границы, то мы до сих пор с ними воевали бы. Так и тут. Неспроста мы пишем на своих машинах, «пока, по крайней мере, хотя бы до Киева». Днепропетровск и Киев - это два узла, которые мы должны, несомненно, взять. Если этого мы не сделаем, война будет тянуться нескончаемо долго. Среди полевых командиров бытует именно такое мнение. Мы хоть его часто не озвучиваем, видя, как нам начинают говорить с неприязнью: «Какой вы там Киев собрались? А сил у вас хватит?» - и так далее. Да, силы нужны, несомненно, может быть и большего масштаба, но вот в период, когда перед перемирием (сентябрь - прим. ред.) перед нами голое поле было, мы могли бы взять не только Мариуполь, а могли бы, я думаю, далеко дойти. Конечно, распыление было бы, на такую территорию, несомненно, наших сил не хватило бы, однозначно, что не хватило бы, но был такой порыв. Впереди у нас было голое поле, ВСУ были полностью разгромлены, они были деморализованы системно и т.д. и т.п.

Мне странно было видеть, уже позже, в России, людей, уехавших с Донецка и Луганска. Не тех, кого бомбежки выгнали, а толстых и упитанных, которым все равно, какая власть, лишь бы похлебку давали. Для них, конечно, ополченцы во всем виноваты. А попадались, и не мало, те, которые ненавидят Россию, но едут сюда зарабатывать, устраиваются и неплохо живут. Даже русских встречал, которые ненавидят свою родину. Но никто, кто находился под оккупацией «укров», так думать не будет. Они видели то, что приносят с собой войска Украины. Для них всё понятно и ясно. Так же все ясно и тем, кто, несмотря ни на что, остался работать, помогать восстанавливать разрушенные города и села. Большинство за свободный Луганск и Донецк! И никаких сомнений нет у тех, кто сидит в окопах, дежурит на блокпостах. Наше дело правое!

Интервью с полевым командиром

Задать вопрос

Спасибо!