• Главная
• Разделы журнала
• Персоны
• Музыкант, соорудивший из души моей костер

Музыкант, соорудивший из души моей костер

Юлия Бубнова 5.02.2018

Юлия Бубнова 5.02.2018

«… Музыкант, соорудивший из души моей костёр»

Счастлив дом, где звуки скрипки наставляют нас на путь 
и вселяют в нас надежды... Остальное как-нибудь.
Счастлив инструмент, прижатый к угловатому плечу,
по чьему благословенью я по небу лечу.
Счастлив он, чей путь недолог, пальцы злы, смычок остер,
музыкант, соорудивший из души моей костер.

Б. Окуджава

  Впервые я услышала этого мальчика в зале Севастопольского Центра культуры и искусства. Шла последняя репетиция перед концертом с очень символическим названием «Дети – детям». Уже через час просторный зал наполнился маленькими зрителями, которых привели сюда родители, чтобы те посмотрели на своих талантливых и успешных в столь юном возрасте сверстников. Они удостоились выполнить нелегкую задачу – своим искренним, но не менее профессиональным исполнением дотронуться до сердца каждого сидящего в зале ребенка.

  На сцене разыгрывался маленький скрипач с не по-детски пронзительным взглядом. Каждый раз, когда смычок касался крохотной скрипки, его брови чувственно приподнимались, лицо меняло свои выражения, вторя экспрессивным нотам, он не мог устоять на месте, подпрыгивая на каждом музыкальном акценте. Иногда он останавливался, всматривался вглубь еще пустого зрительного зала, слушал замечания своего наставника и преподавателя Марии Андреевны Белугиной и продолжал играть.

  В зале уже погасили свет, ведущая объявляла выступающих. Следующим должен был выступать именитый гость концерта Матвей Блюмин. Он неспешно выходит под звучание длинного списка его достижений: «Лауреат и обладатель Гран-при более 20 национальных и международных музыкальных конкурсов, награждён дипломом победителя в конкурсе «Победа года 2012», Международного конкурса «The 21st Century Art», II Открытого конкурса скрипачей и виолончелистов им. Л. Когана, Международного конкурса «Синяя птица», Республиканского конкурса «Юный виртуоз» …» И этот список можно долго продолжать. После выступления Матвея еще долго не отпускает зал, купает его в аплодисментах и бурных овациях.

  Сейчас Матвею всего 13 лет, он учится вдали от дома, в Москве, в музыкальной школе Российской академии музыки имени Гнесиных, живет в музыкальной семье Белугиных. С недавних пор это его второй дом после Севастополя. Матвей ежедневно занимается со своим педагогом Марией Андреевной Белугиной, которая в учебном году заменяет ему маму, принимает участие в выступлениях струнного квартета виртуозов имени Давида Ойстраха вместе с главой семейства Федором Жоресовичем Белугиным – известным альтистом, преподавателем Московской государственной консерватории им. П. И. Чайковского.

  Совсем недавно, в декабре 2017 года Матвей покорил очередную вершину – стал победителем на Всероссийском конкурсе юных талантов «Синяя птица».

  О том, как «сыгрались» и познакомились с юным дарованием, педагогической деятельности и возрождении традиции игры на скрипке без мостика рассказала нам преподаватель Российской академии музыки имени Гнесиных Мария Андреевна Белугина.

  – Мария Андреевна, как давно вы познакомились с Матвеем? Как начали заниматься, живя в разных городах?

  – Я услышала его ещё три года назад на небольшом конкурсе в Москве «Призвание – музыкант». Тогда я обратила на него внимание. «Надо же, какой неординарный мальчишка», – подумала я. Мы узнали, что Матвей из Севастополя. Для нашей семьи это место необычное. Это город, в котором отец моего мужа Жорес Белугин воздвиг династию скрипачей. Скрипичная школа Севастополя держалась на нем. Потом я стала узнавать, у кого учился Матвей и оказалось, что Матвей занимался и с братом моего мужа Федора Виктором. В общем, мы проследили такое чудесное переплетение наших судеб.

  Мы с Матвеем и его семьей знакомы, наверное, два с половиной года. И за это время мы периодически виделись, занимались, музицировали. Мама Матвея уже давно задавалась вопросом, с кем в дальнейшем заниматься ее сыну, оставаться ли в Севастополе. Мы понимали, что, с одной стороны, родной город – это отличный «инкубатор» для такого дарования: здесь все настроены ему помогать, развивать его талант. Он был не замутнен столичной нездоровой конкуренцией, когда уже перестают любить музыку, пытаются доказать, кто кого лучше. Мы сходились во мнении, что он должен как можно дольше впитывать всё хорошее, чтоб ничего не мешало, не отвлекало, хотели «додержать» до той точки, когда можно сказать, что всё, уже пора переезжать и поступать в серьезное учебное заведение.

  – Сейчас вряд ли можно встретить преподавателя, который осмелился бы не только взять под своё крыло в плане обучения талантливого ребенка, но и сделать так, чтобы он практически постоянно находился под профессиональным присмотром, то есть взять к себе в семью. Как тяжело далось такое решение для Вас и родителей Матвея, да и для него самого?

  – У Матвея стали возникать вопросы с точки зрения техники игры на скрипки, накопились какие-то недостатки, которые нужно было исправлять. Все это вызвано тем, что он слишком нестандартный ребёнок.

  Все получилось очень случайно, никто не подгадывал и не планировал какие-то переезды. Никто не говорил: «Вот давайте-ка мы его заберём к нам». Или родители Матвея бы мне сказали: «Слушай, Маш, возьми Матвея к себе, а? Пусть он у вас живёт». Ну кто на это пойдет?! Все наши разговоры вокруг да около этого ни к чему не приводили.

  – Как вы с Матвеем так прикипели душой друг к другу?

  – Я выучилась, сама играю, возрождаю и продвигаю традиции скрипичной школы, которой сейчас мало кто учит – это школа игры на инструменте без моста. Она-то и заинтересовала Матвея. Изначально, сколько скрипка существует (уже 400 лет), не было особо никаких приспособлений, чтобы ее держать. Вот скрипка и скрипка. Это действительно уникальный инструмент. И играть на ней, если все делаешь правильно, очень просто. Процесс игры на инструменте должен быть очень естественным.

  Мостик был изобретён для ещё большего удобства игры на инструменте. До того, как его придумали, на скрипку отбирали не всех. Мало обладать абсолютным слухом. Должна быть определенная физиология: длина шеи, пальцев, мизинцев.

  – Разве абсолютный слух – это не самое главное для любого музыканта, в том числе и скрипача?

  – Слух – да, но физиология тоже важна. Вернёмся к Матвею. Он, как и все дети сейчас, начал играть с мостиком – подпоркой, которая ставится на плечо. Но он очень ищущий, увлекающийся, он смотрит, слушает записи. Его все время мучал вопрос: а почему они, вся плеяда великих скрипачей, мастеров ХХ века, – Хейфец, Ойстрах, Менухин, Перельман, Гитлис, Полякин, Эльман – играют без моста?

  – «А я до сих пор с мостом», - подумал Матвей.

  – Это его задело. Он же видит, что все гении играют именно так. Для него это шок. Разница же колоссальная.

  – Разница в чём?

  – В звуке. Мостик глушит нижнюю деку, он её зажимает, так как цепляется именно за неё. Во-вторых, всем обывателям кажется, что, когда скрипка стоит на плече, левая рука в процессе звукоизвлечения вообще не участвует. Вот у тебя стоит скрипка и ты по ней водишь смычком. Но это ведь простая физика. Если скрипка не лежит на плече, а находится на плавающей опоре, то есть лежит на большом пальце, то руке можно перемещаться по скрипке и всё время ее поддерживать. У тебя звука больше, когда скрипка двигается навстречу смычку. Если она всегда зафиксирована в одном положении, как это получается при пользовании мостиком, усиления не получается, как ни дави смычком на скрипку. У каждого скрипача свои мышцы, кости, артерии, все тело начинает звучать, когда мостик этому не мешает. Скрипка кладется в ключичную впадину и все тело становится резонатором, оно проводит звук. А когда на плече глушитель в виде моста, скрипка фиксируется, практически не соприкасается с подбородком – звук совсем другой.

  – Зачем тогда придумали это приспособление?

  – Я задавалась вопросом, а зачем вообще придумали мостик, ведь играли же как-то до этого. Даже не как-то, а гениально! Ответ, наверное, в том, чтобы скрипичное искусство стало массовым, чтобы игру могли позволить себе все желающие.

  Тут же в чём дело: никогда нельзя отпустить большой палец, иначе вывалится скрипка. А с мостом она никуда не денется. И ты можешь отпустить её, быстро бегать пальцами.

  – Как бы упрощается задача?

  – Да, но самое главное-то в скрипке – это пение, это звук. Скорость в этом случае – не главное. Компьютер все равно сыграет быстрее. Нельзя говорить, что тем, кто играет без моста сложнее быстро играть.

  Когда Матвей все это увидел, он начал «копать», задавать вопросы: «А почему?», «А что?», «А как?», «Я сниму мост». Я говорю: «Матвей, это делать ни в коем случае нельзя! Тем более без присмотра». Ведь можно так навредить, что вообще не сможешь играть на скрипке. Он, конечно, не отступился, снял мост, взял скрипку. Она начала вываливаться, ни один переход не получался. «И не получится!» – говорю я ему. Потому что это другая школа, это другая техника. Это было последней каплей. Ему было ничего не нужно. Для него это какая-то магия, ключик.

  – Он уже нащупал это.

  – И вот он уже устроил нам: «Я сниму мост», «Покажи» да «Расскажи». А нам надо было уже уезжать из Севастополя. В тот момент я представила эту картину: у него руки заболят, вообще разучится играть. Мне позвонила обеспокоенная мама Матвея: «Я не знаю, что делать, Матвей никого не слушает, на уроки не ходит, играет без моста». И мы решили так: в Севастополе его уже ничего не держало, был конец учебного года. Мы пригласили Матвея на месяц в Москву к нам. И стали учиться играть без моста.

  – То есть это была продуманная поездка?

  – Да, чтобы он немного подучился игре без моста. Мы решили всё сделать под присмотром. Мы занимались и занимались. Было несколько переходных стадий. Это было огромное сотрудничество: «А так, а поиграй сяк». Мы с утра до вечера находились в поиске: так удобно или нет. Матвей, конечно, был этим одержим. Ему ничего не надо было, только, чтобы рядом с ним стояли и учили игре без мостика.

  – Если бы он был маленьким ребёнком и сразу начал играть без моста – это было бы легче, чем переучиваться?

  – Да, безусловно. Он сколько лет уже играет с мостом, и главное как! Гениально! И для меня это была огромная ответственность. Думаю: «Если сейчас что-то у нас не получится, что делать?» Конечно, у меня уже есть опыт в этом деле: все мои студенты играют без моста. Но Матвей такой маленький, приехал один, без родителей. Он и плакать по началу мог из-за того, что у него не получается. Тут нужно и слова найти, и настроить. Но в конце концов сыграло большую роль то, что скрипач он прирожденный. Даже, если дашь ему скрипку в правую руку, он переучится, наверное. Когда мы его увидели впервые, я подумала, что если не этот мальчик будет играть так, как это делают все великие скрипачи – без моста, – то кто тогда?! Это была моя путеводная нить, я просто знала, что вернуться к мостику не составит никакого труда. Звуковые качества, правда, сразу же теряются… Но он так хотел, шел один против своих учителей, родителей. Преподаватели говорили маме Матвея: «Сделайте что-нибудь! Пусть играет с мостом». А что она могла сделать?

  Вот так за этот месяц мы подготовили первый концерт, поехали с ним выступать в Севастополь.

  – Этот месяц он провел до концерта с Вами в Москве?

  – Да. Тут мы выучили «Времена года» Вивальди и поехали на большой, серьезный концерт с квартетом имени Давида Ойстраха. Это было очень ответственно. Но все прошло здорово. Потом был еще один этап, уже после концерта. Мы собираемся уезжать из Севастополя, Матвей должен был остаться. Днем у нас был самолет. После вчерашнего концерта мы поехали утром на пляж. Конечно, там все разговоры были о Матвее. Его мама беспокоилась: «Что же, как же, он растеряет все навыки». Ну и потом вместе пришли к мысли: «Может быть Матвей до конца каникул позанимается у нас в Москве?» Время – 12:00, а самолет в 16:30 из Симферополя. Матвей вышел из моря, мы ему огласили наше решение, он согласился без каких-либо раздумий или возражений. Мы понеслись по городу: билет на самолёт, доверенность на Матвея, сбор чемоданов и вылет. Потом до конца июня мы опять делали новую программу – и снова успешное выступление с концертом в Севастополе.

   – В общем, связь становилась всё крепче.

  – Да. Наше музыкальное сотрудничество окрепло настолько, что мы решили – Матвею нужно поступить в Музыкальную школу им. Гнесиных. Параллельно с занятиями началась активная подготовка к конкурсам: это и международные Rotary Competition, и конкурс скрипачей имени Л. Ауэра, и Щелкунчик. Готовились в авральном режиме, на каждый конкурс требовалась подготовка абсолютно новой программы, было очень сложно. Потом Матвей прошел отбор на конкурс в Италию. Там он стал абсолютным победителем, получил гран-при. Он соревновался в категории 12-16 лет, где был самым маленьким. В первом туре нужно было играть два каприса Паганини. Это сложнейшие виртуозные произведения для такого возраста. По большому счету, на них нельзя учиться играть, их может исполнять только состоявшийся артист. Матвею это удалось. Жюри, конечно, было сражено наповал.

  – Есть ли у Матвея мечта?

  – Что нужно музыканту-скрипачу? Матвей мечтает о собственной скрипке! Потому что нет своего инструмента. Тем более он активно растет. Размер скрипки всё время меняется. Пока он играет еще на «половинке» – то есть это не целый инструмент. За этот год столько пересмотрели инструментов! И три четверти – это переходный размер между целым и «половинкой». Но по звучанию, по яркости это неконцертные инструменты. Скрипки из государственной коллекции нельзя вывозить исполнителю за рубеж для участия в конкурсах. Получить инструмент практически невозможно. Из маленькой скрипки он уже вырос, а на целой играть ему еще рано. Но ему уже тесно. Ему нужен драматизм, вся симфоническая мощь.

  Так, в Лондоне нашелся большой ценитель и поклонник творчества Матвея и нас пригласили туда на благотворительный аукцион. Там были выставлены скрипки известных мастеров – Страдивари, Гальяно, которые будут покупать специально для Матвея. Это был один из лотов – в поддержку молодого дарования Матвея Блюмина. Матвей блестяще выступал на аукционе, покорил английскую публику, ему аплодировали стоя. Потом зрители вносили свои пожертвования и подарили Матвею скрипку Гальяно. Она не только подходит ему по размеру, но и отлично звучит и подходит Матвею по темпераменту.

  Мы были в самой крупной компании владельцев уникальных старинных инструментов – Страдивари, Гварнери, Амати. Мы с Матвеем почти на всех инструментах поиграли. Лучше всего звучала скрипка Гварнери дель Джезу. Это его мечта! На этом инструменте можно выразить всё, что чувствует исполнитель. У скрипки есть свой характер, своё звучание. Важно, чтобы характеры инструмента и исполнителя сошлись.

  – Мария Андреевна, расскажите о том, как проходит день преподавателя, под крылом которого находятся и другие одаренные дети…

  – С Матвеем я занимаюсь каждый день. У меня есть дочь Настя, ей 7 лет. Она очень талантливая скрипачка. С ней мы тоже ежедневно играем. С маленькими детьми заниматься надо чем чаще, тем лучше. Кроме них у меня еще 11 студентов в училище, и все очень одаренные. Они уже достаточно взрослые, с ними я работаю по надобности. Иногда бывает, что даю им большой объем новых приемов, штрихов, и они над ними работают. Если им надо задать вопрос, показать, правильно ли они меня поняли, то они приходят. Если же студент уверен в том, что он делает всё верно, то мы встречаемся, когда он сделал всё, что было в его силах. Смотрим по ситуации. Плюс ко всему, неправильно, когда сотрудничество переходит в репетиторство. Они привыкают, перестают думать. У меня такие занятия, что я очень доступно рассказываю, что и как надо делать. Если на уроке получилось – всё, человек понял, он пойдет это оттачивать самостоятельно. Если нет, значит недоработал, надо еще разок пройти сложный момент. Стараюсь, конечно, вкладываться во всех своих студентов по полной. А также помогаю своему супругу Федору Белугину в организации концертов.

  – Мария Андреевна, давайте еще немного поговорим о скрипичной школе. Ваш вклад в Матвея просто колоссальный. При всей талантливости ребёнка, задача педагога – раскрыть его потенциал и дать возможность ему развиться.

  – Матвей настолько слышит разницу между тем, что плохо и что хорошо в звучании, что его не нужно убеждать. Он прекрасно понимает, что игра без моста – это другая виртуозность, другая беглость пальцев, это тяжело, но для него каждая нота на вес золота. Если судить по студентам, которым мне приходилось «снимать» мост, то им приходится переучиваться год точно, осваивать инструмент заново. Матвей свой первый концерт без моста сыграл уже через месяц. Феноменальные способности. Тут все сложилось: его исключительный талант, физические данные. Кто называет его Ойстрахом, кому он напоминает Менухина, кому Хейфеца. Его ставят в один ряд с такими гениями скрипичной музыки. Может быть, они в его возрасте были и виртуознее, быстрее, но музыкальность Матвея обладает какой-то гипнотической энергетикой. Невозможно остаться равнодушным. Это не просто: «О! Вундеркинд! Надо же какой малыш, да так играет!» Это какой-то мессия. После его выступления ощущаешь себя, как после посещения церкви, исповеди. И это не я придумала. Мне говорят об этом многие люди.

  – Человек будто меняется после его выступления?

  – Какое-то необъяснимое ощущение. Оторваться невозможно. Даже, если он бывает несовершенен технически. Ну и в плане занятий он, конечно, - подарок.

  – В чём это выражается?

  – В игре Матвея есть какая-то сила.

  – Но ведь такому эмоциональному исполнению нельзя научиться...

  – На то они и таланты, что педагог может поддержать, направить, помочь технически в чем-то, а дальше – не мешать. У учителя в этом деле стоит задача, как у врачей – не навредить. Сколько есть талантливых ребят, которым учителя не дают сделать ни шаг вправо, ни шаг влево, диктуют свою волю. Дети зажимаются, не могут не поддаваться. Матвею же важно было найти душевное родство с наставником. Он может сказать: «Я так не чувствую, я так не могу». Он хочет наравне с учителем обсуждать трактовку, идею произведения, исполнительский замысел... Сколько бы ему родители не твердили: «Сынок, слушай преподавателя, ты же маленький». А он не маленький! У него есть какие-то сверхзнания.

  – Матвей сразу привык к новому дому?

  – Он, конечно, поначалу грустил вдали от дома. Но как только мы начинали заниматься, всё остальное отходило на второй план. Скрипка – его спасение. Удивительно, Федор [Белугин] увидел в Матвее взрослого музыканта, с которым интересно музицировать. И какая разница, сколько ему лет, если ни с кем другим он не чувствует такого душевного единения.

  – Вам ведь тоже пришлось привыкать к новому члену семьи, сочетать в себе качества педагога и мамы…

  – Да, мы ведь с ним не только скрипкой занимаемся. Для всестороннего развития после занятий я вожу его вместе со своей дочерью Настей в мастерскую балета Егора Симачева, занимаемся спортом – бегаем с Матвеем в парке.

  Сложно в том, что Матвей – очень требовательный в музыке. Он после занятий может меня долго не отпускать, сам не идет спать, просит пройти с ним еще несколько мест в произведении. Происходит примерно такой разговор в 11 вечера: «Матвей, всё, иди спать, все завтра закончишь. Ты, вместо того, чтобы пройти все места по чуть-чуть застреваешь на одном такте по 3 часа, поэтому не успеваешь». Все, слезы на глазах, ему хочется быть совершенным здесь и сейчас.

  Но без всего этого, наверное, не было бы такого прорыва. В первые полгода после того, как к нам переехал Матвей, я занималась только им. Была слишком высока ставка, я не могла сказать: «Что-то я устала», или: «Мы сегодня, наверное, заниматься не будем».

  – В чём именно произошёл прорыв?

  – К его дарованию присоединилась и интеллектуальная работа. Раньше он мог один такт по 100 раз отрабатывать, не вдумываясь в то, что нужно сделать, чтобы было лучше. Он просто работал на количество сыгранных раз. Но дело ведь в том, не сколько раз ты сделаешь одно и то же, а как. Мы с ним все подробно разбираем, и раньше у него стандартно был один концерт в полгода, и он к нему все это время готовился. При его таланте, харизме, даровании он может выучить произведение за три дня. Это не составляет никакого труда, просто он не был обучен думать. Он действовал по наитию. Этот год был для него переломным: совершенно разнообразные произведения, жанры, эпохи. Музыкант не может быть однобоким.

  Что тут скрывать? Матвей, конечно, неординарно одарённый человек. В чём это заключается? Не в том, что он может быстро играть на скрипке, а именно в его внутреннем ощущении музыки, трагедийности. Он, казалось бы, жизни не видел – он совсем ребенок. Откуда в его исполнении такая боль, такой надлом, такая зрелость, драматизм? Такое чувство, будто он прожил всё, что играет. В этом его уникальность. Технически он очень одаренный: его моторика, виртуозность восхищают. Его звук тоже особенный. С пяти лет, отмечают его первые педагоги, у этого маленького человека скрипочка в руках не пищит, не скрипит, а поет! Этот звук у него внутри. Просто дайте ему инструмент, и он его выразит. Но самое главное, помимо всего этого, – ощущение музыки, выразительность. Скрипка в его руках плачет, она разговаривает. Матвей не просто на ней играет… Он на ней живёт!

назад