Донецк. Всё будет хорошо!

Юлия Бубнова 26.03.2017

Донецк. Всё будет хорошо!

Слышался протяжный назойливый скрип мела, учитель выводила на доске ровными строчками очередную формулу. Мы сидели за партами, разнежившись и разленившись от солнца. Казалось, что нет ничего сложнее, чем запомнить алгоритм решения уравнения, а в головах у нас, уставших от учёбы девятиклассников, вертелась только одна мысль: «Зачем нам это нужно?». Мы сонно переписывали из учебника в тетради условия задач, тёплый майский ветерок навевал нам мечту о долгожданных каникулах, каждый думал о том, как лучше всего провести это лето, мы вслух отсчитывали минуты до перемены. Ещё несколько мгновений, и должен был прозвенеть звонок с урока, мы бы побежали наперегонки по лестнице и коридорам прямо на улицу, где нас встретили бы солнечные лучи и запах приближающегося лета.

Время тянулось медленно, от нетерпения мы переговаривались шёпотом друг с другом и даже не реагировали на замечания, одно за другим летевшие в наш адрес. Мы знали: ещё немного, и мы на целое лето расстанемся со школьными стенами, учебниками и домашними заданиями. Наше умиротворение и спокойствие прервала резко хлопнувшая форточка. Это было так неожиданно, что мы подскочили со своих мест, но тут же рассмеялись всем классом и принялись за прежние дела. Деревья тревожно шевелись, шелестели своими молоденькими листочками, как будто предлагали нам быть начеку, налетел ветер. Через несколько минут все в сосредоточенном напряжении прислушались к звукам, доносившимся из окон, и замерли. Звук шумной дороги, проходившей рядом со школой, заглушался каким-то непонятным гулом, которого никто из нас раньше не слышал. В голове мелькали разные мысли, мы пытались понять, что происходит. Немного погодя мы вновь уселись за парты, по рядам прокатилось волнение. Непонимание донимало нас, любопытных детей, мы уже не могли сосредоточиться на задачах.

Небо стало хмуриться, а солнце на секунду спряталось за облака… Это нам только показалось. На самом деле на наши окна попала в тень от летевшего в нескольких десятках метров от школы самолёта. Мы прилипли к окнам: ещё никогда так низко мы не видели истребитель! Да и с чего бы вдруг он летал над нашим городом? В наших краях бывала только гражданская авиация. Это продолжалось всего несколько секунд, но нам показалось, что прошла целая вечность. В тот момент мы даже не могли предположить, что это было только начало…

Наш восторг быстро сменился ужасом: мощнейший гул, докатившийся с опозданием, заставил нас закрыть уши руками, отойти дальше от окон. За первым был второй самолёт, третий… Все они стремительно пронеслись над нашей школой и скоро скрылись из виду, но их рёв ещё долго разрывал небо и заставлял нас содрогаться.

Всё стихло. Молчание и недоумение повисло в воздухе, учитель продолжила урок, сделав вид, что ничего не произошло, но скрыть волнение ей не удалось: её лицо стало цвета мела, лежавшего у неё в руке, и в глазах появился страх. Мы услышали звук, будто что-то упало где-то совсем недалеко от нас. И ещё, и ещё, всё чаще и чаще с завыванием и грохотом что-то падало. Один за другим начали разрываться мобильные телефоны, классная комната наполнилась шумом разговоров. Это были наши родители. Как только они узнали, что происходит, судорожно пытались нам дозвониться, отрывочно объясняли, что случилось, путались в словах, просили не нервничать, говорили, что всё будет хорошо (через какое-то время эта фраза стала девизом на все последующие годы), что они скоро встретят нас у школы… Мысли помутнели, все заметались по классу, мы уже не ждали звонка, что будет после того, как он раздастся, не знал никто…

С этого момента дни потеряли привычную протяжённость, минуты шли как часы, часы - как дни, дни перетекали в вечность, казалось, что всё происходит, как в замедленной съемке…

Меня встретила мама, которая пыталась не показывать своего волнения, чтобы оно случайно не передалось мне. Быстрым шагом мы поспешили домой, по дороге она мне говорила какие-то отрывистые фразы, я никак не могла уловить связь между словами: «аэропорт», «бомбёжка»… Конечно я не раз слышала эти слова на уроках истории и литературы, но у меня никак не получалось сопоставить их с реальностью. Когда мы дошли до самого дома, нам послышались уже знакомые звуки приближающегося самолета. Как низко он летел! Его рёв был сильнее, чем раскаты ста громов одновременно во время грозы. Единственным желанием тогда было дойти поскорее до дома, туда, где, казалось, никто тебя не достанет и не потревожит. Когда мы поднялись по лестнице, меня нельзя было оторвать от окна: не счесть, сколько истребителей пролетело над нашим домом. Некоторые проносились в одну сторону, некоторые в другую, исчезая за облаками и крышами домов, какие-то кружили в воздухе, будто бы выжидали чего-то, и пускались вслед за остальными. Несколько дней подряд истребители исполняли свой танец, даже ночью они не унимались и наполняли воздух громом своих моторов.

Ощущение компьютерной игры пропало через пару дней: бессонные ночи и вздрагивание от малейшего звука, постоянные разговоры взрослых о каких-то действиях, фраза «не бойтесь, всё будет хорошо» - всё это понемногу развеяло ощущение виртуальной реальности. Стало ясно - это действительно происходит наяву. Мне тогда не было понятно, что именно творится, но вопросами я никого не донимала: все как будто нарочно уходили от обсуждения того, что было за пределами дома, любая мысль об этом отдавала дрожью по всему телу, постоянно работал телевизор, чаще слышались телефонные разговоры. Шкафы наполнились всеми видами консервов, кашами, пачками соли и сахара. Казалось, что находишься на съемочной площадке, такое я видела только в кино про войну...

А это была война. Представляете!? Вот так, посреди бела дня, без всякой вести и предупреждения пришла. Мой дом каждый раз содрогался от её шагов, её голоса заполонили весь город, её огромные руки охватили всю территорию нашего края, ни один человек не увернулся от ее длинных костлявых пальцев. Она, война, абсолютна глуха: она не слышит мольбы, крики о помощи, она слепа: детские слезы для неё – вода, едкий дым от разбитых домов не режет ей глаза. Она жестока: разрушает целые города, забирает жизни людей и уходит, оставляя за собой выжженные взрывами снарядов земли. Война была рядом, она пристально смотрела мне в глаза сквозь окно, хотела сломать меня своим пронзительным взглядом, присылала свои самолеты, палила из танков, наводила винтовку снайпера, а я не отводила взгляда. В мыслях я обращалась к ней и просила одного – чтобы та исчезла так же быстро и незаметно, как пришла. Мне ничего не хотелось слышать. Было не важно, кто воюет, с кем, почему. Уже не нужны были каникулы, лето, отдых. Хотелось просто вернуться к привычной жизни. А она её у нас так просто отобрала!

Связь с внешним миром как будто оборвалась, общество, которое взаимодействовало, как хорошо слаженный механизм, в один миг распалось на детали, которые друг без друга потеряли свою силу. Не звали гулять под окнами друзья, не ходили в кино, дальше дома – только в магазин за очередной порцией подолгу не портящихся продуктов. Люди сторонились друг друга, избегали разговоров, вмиг потеряли свою человечность. Страх, недосып, безысходность сделали из людей зверьков, которые сторонятся внешнего мира, вздрагивают и обитают отдельными стаями.

А самолёты летали над домом всё чаще и чаще. Они выпускали снаряды, которые издалека были похожи на пунктирную линию, какой мы в школе подчеркивали слова при синтаксическом разборе предложения. Когда ситуация накалялась, спали, точнее сказать, дежурили и следили за обстановкой, лежа на матрасах в коридоре, подальше от окон. С собой только самое ценное: документы и личные вещи. Очень пугала эта даль, в которой виднелась пока уцелевшая диспетчерская башня аэропорта, и мысль о том, что происходит что-то непоправимое, а ты не в силах на это повлиять! И как страшно и стремительно сокращалось расстояние между самолетом и моим окном, когда казалось, что истребитель вот-вот сядет на крышу дома. Сердце так и уходило в пятки. На терриконе близ дома расположились снайперы. Длинные очереди, раздававшиеся хаотично, обрывали былое спокойствие нашего двора, и было непонятно, куда наведен прицел.

Чувство страха уже стало привычным, но ничто не терзало душу так, как ожидание. Оно поедало изнутри, истощало нервную систему. Тяжелее всего давалась внутренняя борьба, борьба со своим разрывающимся от происходящего сердцем, внутренним голосом, который призывал впасть в отчаяние, ведь «ничего не изменить», и надеждой на скорый спасительный мир. Я с содроганием ждала родителей, когда те, рискуя не вернуться домой, совершенно безоружные, отправлялись, точнее, мелкими перебежками добирались до магазина за самым необходимым.

Не помню уже, сколько дней мы провели в состоянии беспокойства. Двор пустел, люди с огромными сумками в надежде на обретение другой жизни бежали кто куда. Шла тяжелейшая внутренняя борьба разума и подсознания. Переполняло чувство долга перед родным городом. Взвешивался каждый шаг: уехать или остаться? Что ждет нас дальше? Одно подсказывало, что надо немедленно уезжать вслед за другими беженцами, другое – что нельзя бросать дом и оставлять свою землю на растерзание войне, третье – понимание беспомощности, невозможности ни на что повлиять кардинально, даже если взять оружие и встать на защиту…

Но обречённость и беспомощность вынудили нашу семью принять бесповоротное решение. Оно принималось очень непросто. Представьте себе, что нужно вот так уехать в неизвестном направлении и начать жизнь с чистого листа. Это можно называть как угодно: бегство, предательство Родины… Но возможно ли жить в постоянном страхе, неведении, зная лишь то, что одним спуском курка, одним снарядом из установки залпового огня тебя и твою семью может вмиг стереть с лица Земли?

Мы собирали вещи всего несколько дней, дом пустел, около входной двери росла гора сумок и коробок. Спустя мгновение мы попрощались со своей привычной жизнью, машина набрала скорость. Улицы было невозможно узнать: они полностью опустели, навстречу нам проносились колонны тяжелой техники, как всегда летали самолеты, в воздухе свистели выпущенные ими снаряды, которые с грохотом разрывались, поразив цель. Из людей я видела только тех, кто носит зелёную форму: в касках, бронежилетах и с автоматами. Каждый раз, когда мы проезжали мимо очередного блокпоста, которых на нашем пути было немало, люди в зелёной форме с подозрением оглядывали нашу машину, бросая на неё свой безразличный холодный взгляд. Мы уже были наслышаны об этих совсем молодых ребятах, которые могли вышвырнуть из машины при малейшем подозрении. Они только-только вышли из родительского дома, а уже крепко держали в своих руках оружие. Они строго контролировали пропускные пункты, следя за тем, кто покидает город или въезжает в него, и досматривали багаж.

Мой родной город остался где-то вдалеке.

Ещё много раз по пути нам встречалась военная техника. Мы не разговаривали друг с другом, ехали молча. Каждый думал о своём, о том, как сложится жизнь за пределами родного города, о том, что будет с нашим домом, сможем ли мы когда-нибудь туда вернуться, вспоминали свою ничем не омраченную жизнь, о том, как резко она изменилась с приходом войны, о счастливом прошлом, о мрачном настоящем, о туманном будущем… Мы не знали и даже не могли предположить, что нас ждёт впереди. Мы ехали, сами пока ещё не решив, куда лежит наш путь. Позади и впереди была широкая дорога, простор степей, а над нами бескрайнее синее небо, которое не рассекали истребители, которое не было застлано их тяжелыми выхлопами и гарью. Родной город, прежняя жизнь остались в невозвратной дали. На душе было муторно, но я впервые за долгое время смогла крепко уснуть. Впереди нас ждали годы жизни «с нуля». Это был совершенно чистый лист, распоряжаться которым предстояло нам самим…

Это было не так давно. Но как тяжело каждый день возвращаться мысленно туда, откуда тебя, ещё маленького человека, выгнала война. Казалось бы, незачем это вспоминать: жизнь построена заново, над головой мирное небо. Но земля-то чужая, но душа-то рвется домой! До сих пор терзают мысли о том, как сложилась бы моя жизнь, если бы я не покинула свой город. Но каждый раз приходит осознание, что после того, как в неё ворвалась война, жизнь не была бы уже прежней… Возможно, когда-нибудь мне удастся вернуться туда, где прошло всё моё детство. Тяжело представить, какие эмоции в этот момент меня охватят. Но как бы ни сложилась дальнейшая судьба моего города и моя, в сердце он всегда будет цвести миллионом роз, веять запахом угля, отливать золотом степей и светить голубизной мирного неба…

Донецк. Всё будет хорошо!

Задать вопрос

Спасибо!