- Главная
- Разделы журнала
- Точка зрения
- Патриотизм, это, во-первых, - любовь!
Патриотизм, это, во-первых, - любовь!
Интервью с Василием Мищенко 2.10.2014
Интервью с Василием Мищенко 2.10.2014
Патриотизм, это, во-первых, - любовь!
Василий Мищенко: О семье, православии, Украине и творчестве.
Когда началась война, армия, в которой служил мой отец, отступала. Где-то на территории Украины, отец попал в плен и был увезен в Германию, в концентрационный лагерь недалеко от городка Людерцбург. Я бывал недавно, вместе с театром Современник, в тех местах. Бывший заключенный лагеря, наш русский, который после войны остался в Германии, показал мне это место. Сейчас там высится огромный автомобильный автосалон, в виде летающей тарелки. А тогда стояли бараки, людей, в деревянных ботинках, из лагеря водили на работы.
В этом лагере и познакомились – мой отец и мать. Её, из оккупированной Украины угнали на работы. Жили они в одном лагере, а работали, отец на литейном заводе, а мама батрачила у немцев, убирала, стирала, занималась огородом.
Женщина, немка, очень к ней привязалась. Все её мужчины были убиты на восточном фронте, но маму она любила. И когда подошёл второй фронт, она уговаривала маму остаться, говорила, что умрёт без нее, имущество перепишет. Но мать и отец твёрдо решили вернуться. Всех узников лагеря составом и отправили. Но где то на территории Польши, всех мужчин сняли с эшелона, для проверки.
Когда уже вернулись, они старались не говорить о плене, это скрывалось в моей семье, это я знаю точно, потому что очень боялись. Устроится на работу было трудно, если работа, то черновая.
Жили мы в тех местах, которые описаны у Шолохова в романе «Они сражались за родину». Это вот, как раз наши выжженные степи, казачьи станицы. Я приписной казак станицы Старочеркаской.
Мы жили большой семьёй, воспитывали друг друга сами, старшие – средних, средние – младших. Детство прошло, без игрушек, которые мы имеем сегодня, и не в компьютерных играх. Наши игры были военные, у меня вот следы от этого детства, ноги подробленные осколками. Взорвались двое моих товарищей, маленькие были, убило. Нашли мину старую, положили в костер, и стали бить железными палками. Нас, тех кто поменьше, отогнали наблюдать с деревьев, росших неподалеку. Помню хлопок, потом лежу, и как вот, точно описано в кино, почему то медленно камни и земля падает, падает. И гул в ушах стоял, как в немом кино. Что-то говоришь, не понимаешь, слышат тебя или нет. Одежду, телогрейку, кирзачи, сорвало, был почти голый. Одного пацана убило сразу. Другому разорвало живот, и он загребал, я до сих пор помню, как он загребал свои кишки. Голова без волос, глаза выжгло, такой кусок мяса шевелящийся помню. Вот этот страх войны я запомнил на всю жизнь!
Когда подрос, захотел стать актером, и поехал поступать на режиссерский факультет. Темный тогда был, не знал разницы между режиссурой и актером. Снимал комнату, не поступил. Вернулся без денег, сто рублей ушло на жилье и еду. Отец был непреклонен, иди, работай. Но настояла мама, говорит: «Давай, ну, давай, а вдруг это его судьба?» Эти слова я запомнил на всю жизнь! Мне дали сорок рублей и я поехал поступать. Отучился год, и призвали в армию. Считалось зазорным не пойти, быть недоделанным, не полноценным мужиком, особенно среди девичьего контингента это считалось позором.
Некоторое время я служил в Черновцах, это западная Украина. И родственники были, когда я приезжал в Киев, они жили на Большой Житомирской. Я помню Андреевский спуск, дом Булгакова, тогда еще мало кому известный. Сейчас все понимают, что происходит с Украиной. На сегодняшний день, когда не пускают даже журналистов, где там, правда? Я не хочу влезать в политику, это мое личное, болезненное. Идёт война за души, и мы сами виноваты, потому что вот так относимся друг к другу. Надо жить в мире и согласии, и православие даёт это, потому что не агрессивная сама по себе религия, призывает к любви и добру.
Так меня воспитывала моя бабушка и мама. Я был и октябренком и пионером, но это не мешало мне. Меня крестили, когда мне было месяца два. Потом, когда я женился в 78 году, на следующий день мы венчались. Не афишировали, но не потому, что боялись, а потому, что это было только наше. У нас с женой был трудный путь, мы прожили длительную, счастливую жизнь. У нас всё было, и депрессия и разочарование, было всё, всё, всё. Но Господь нас держал.
Я актёр, но в рамках первой профессии находиться тесно, я освоил режиссуру. Так мне кажется, я больше смогу себя реализовать, наверстать упущенное. На телевидении куча «пустышек», она убегает, он догоняет, и так 12 серий. Когда я снял своего «Атамана», меня либералы обвинили в православии, что я режиссер из народа, вот как бы продолжатель Матвеева, что ли.
А посмотрите внимательнее на поток нашей кино-сериальной продукции, посмотрите на авторское кино, на арт-кино. Мне бросается в глаза, чем хуже показываешь страну свою, свой народ в виде быдла, на Западе это воспринимается на Ура, и тебе дают премии, грамоты. Не хочу в полемику впадать, я не сумасшедший. Посмотрите мои фильмы, я понимаю, как трудно, как не однозначно, не все просто. Но я оставляю свет в конце и надежду, безусловно… Это может быть, как помянув Тютчева: «Нам не дано предугадать, как наше слово отзовется»…
Патриотизм, это, прежде всего любовь! Где-то мы споткнулись, где-то что то не получилось, от-куда то нас выгнали, в международных отношениях, но горевать то не надо. Мы уже проходили – чем хуже, тем лучше.
Мои пожелания, что бы мы шли дорогой, которая приведёт к храму, к Богу. Это трудно, очень трудно! И мы грешим и каемся, но в конечном итоге, что бы мы, любили друг друга! Что бы любовь восторжествовала! При всём при этом, мы можем быть на разных позициях, но не должны хвататься за топоры и бить, убивать друг друга с ненавистью. Любовь спасёт мир! Мы судьи сами себе, мы сами можем исповедоваться дома. А Бог, он в каждом из нас, и общаться с ним надо почаще!