- Главная
- Разделы журнала
- Исторические факты
- Правь, Британия, морями
Правь, Британия, морями
Михаил Гусаков (кандидат исторических наук, археолог) 19.11.2023
Михаил Гусаков (кандидат исторических наук, археолог) 19.11.2023
Правь, Британия, морями
До этого времени я обращался к Вам, мой дорогой читатель, с короткими рассказами об истории торговли в Португалии, Испании, Голландии в эпоху средневековья. Вспомнил я и Геную, и Венецию, и их бесконечные споры о том, кто будет править в Средиземноморье. Весь мир Европы в начале средневековья и в более ранней древности был сосредоточен в двух акваториях: в Балтике - на севере, в Средиземном и Черном морях - на юге. Мир пространства, мир экономик вызревал в них. Там европейцы учились ходить, плавать, менять одно на другое, воевать... По-видимому, до эпохи Великих Географических открытий (конец XV века) мы можем говорить о мировой торговле, о её степени «взросления», сравнивая с возрастом человека, как об эпохе сложения «характера» будущих наций. Мир здесь понимается как освоенное человеком пространство в Старом Свете. После эпохи Великих Открытий наступила резвая пора подросткового периода. Характер мужал и креп, но много было капризов и расплывчатости, случались падения и взлёты. Когда я рассказывал о Голландии, то невольно должен был упомянуть и об Англии, ибо всё могущество и респектабельность Соединённых Провинций только раззадоривали островное королевство. Но прежде чем поговорить с вами об английском торговом могуществе, начну издалека, от самого начала.
Между 1453 и 1558 годами, между окончанием Столетней войны и отвоеванием порта Кале французами, Англия, сама не сознавая этого в тот момент, сделалась островом. Да простят мне это выражение! Поясню свою мысль. До этого периода Англия, невзирая на Ла-Манш, на Северное море, на Па-де-Кале, была «телесно» привязана к Франции. Англия владела огромными землями во Франции, и кто владел бОльшими землями - ещё вопрос. Островная часть Англии была больше похожа на провинцию, из которой черпали пехоту и рыцарей, чтобы вести нескончаемую войну на континенте. Более столетия Англия была как бы растворена в бескрайности оперативного пространства Франции, которая медленно избавлялась от англичан. Англия будто бы запаздывала в этой игре стать сама собой.
В середине XVI века Англия покинула континент, и Ла-Манш стал линией раздела, защитным «плавучим бульваром», как говорили раньше. С одной стороны, это было хорошо, защищало Англию от внешних врагов, как например, в случае с «Непобедимой Армадой», когда испанцы, решившие навсегда покончить со скопищем еретиков и пиратов, начисто проиграли британцам на море. Роль проливов в этом поражении была не меньше, чем роль пушек.
В начале Нового времени тот факт, что англичане были отброшены к себе домой, повысил для них значимость задач внутренних, введение в оборот новых земель, лесов, пустошей, болот и, как следствие этого процесса, расширение овцеводства и сукнодельного ремесла. Одновременно разрыв с континентом в 1529-1533 годах был «продублирован» разрывом с католическим Римом, что еще более усилило «дистанцирование» английского пространства. Реформация также была языком национального самосознания. Англия стремительно приняла Реформацию, а затем бросилась в авантюру, имевшую многочисленные последствия: король сделался главою англиканской церкви, став практически «Папой Римским» своего королевства. Говоря словами Фернана Броделя, «конфискация и распродажа церковных земель придали новый толчок английской экономике». Ещё больше её подстегнуло то, что Британские острова, долгое время расположенные на краю света, у оконечности Европы, сделались после Великих открытий отправной точкой плаваний к новым берегам. Схватившись в открытом бою с испанцами, а потом голландцами и французами, Англия уверенно вела свой корабль к мировому могуществу, став со временем - по мере того как укреплялось её положение - страной настороженной, агрессивной, намеревавшейся повелевать и осуществлять надзор у себя дома и даже за его пределами. В середине XVIII века не самые доброжелательные по отношению к британцам французы иронизировали, говоря, что англичане рассматривают свои притязания как права, права же своих соседей - как узурпации. (Мало что изменилось и по сей день, не так ли?)
Главным составляющим будущего английского могущества стал крепкий, точнее, стабильный, фунт стерлингов. После долгих и упорных мероприятий со стороны правителей Англии английский фунт удерживал свою стоимость почти до середины XX века. Фунт стерлингов, эквивалентный четырём унциям чистого серебра в таблице европейской монеты на протяжении более трех столетий, вычерчивал удивительную прямую. В этом есть нечто чудесное, на первый взгляд, с трудом поддающееся объяснению. Нам нет надобности доказывать, сколь важна эта проблема: устойчивость фунта была решающим элементом английского величия. Без устойчивости денежной меры не бывает лёгкого кредита, не бывает безопасности при ссуде своих денег государю, не бывает контрактов, которым можно довериться. А без кредита нет величия, нет финансового превосходства. Во всяком случае, лондонское правительство, зафиксировав на вполне очевидно высоком уровне действительную стоимость фунта и перечеканив всю находившуюся в обращении монету серебряную, надеялось достичь двух результатов: улучшение курса векселей на мировых рынка биржах и снижения внутренних цен. Это получилось, ибо Англия была крупным экспортером сукна, была торговым кораблем, стоящим на якоре возле Европы. Вся её экономическая жизнь зависела от причала, от вексельного курса на главном рынке в Амстердаме. Но, как ни парадоксально это звучит, всё удержалось, несомненно, благодаря рудникам Новой Испании и Перу. Грабёж на море «золотых галеонов» и - о ужас - испанцы уже чеканят свою монету на лондонском монетном дворе. Процент со сделки был огромен. Что поделаешь - уровень технологии здесь был очень высок!
Постепенно Амстердам и Голландия стали опасным местом для жительства из-за постоянных европейских войн: что ни лето, то где-нибудь война. А Англия – остров, и после того, как кончилась кромвелевская смута и установился мир, множество иммигрантов потянулось туда со всего света. После истощения серебряных рудников фунт сориентировался на испанское золото, но и истощение испанского золота не испугало Англию. Так, в 1774 году, накануне «американской» войны, Англия увидела и допустила бегство за границу своих золотых и серебряных монет сразу. Эта, на первый взгляд ненормальная, ситуация её не тревожила: высший уровень денежного обращения в стране был уже занят кредитными билетами Английского банка и частных банков. Золото и серебро стали, говоря несколько утрированно, «второстепенными властителями». «Бумага» заняла решающее место потому, что Англия, лишив престола Амстердам, сделалась пунктом слияния обменов тогдашней вселенной, а Вселенная, если выражаться образно, вела свою бухгалтерию в Англии. Подобный успех зависел от отношения английской публики, от её гражданских чувств, от доверия, которое она издавна испытывала к денежной системе, всегда избиравшей устойчивость. Гарантией бумажных денег были, вне сомнения, не золото и не серебро, а огромное производство Британских островов. Именно товарами, созданными их собственной промышленностью, продуктом их торговли, выплачивала Британия своим европейским союзникам баснословные субсидии, которые позволят впоследствии сокрушить на континенте Наполеоновскую Францию, сохранить фантастически мощные для того времени флот и армию.
В заключение хочу остановиться ещё на одном обстоятельстве - роли Лондона. Он выстроил и сориентировал Англию от «А» до «Я». Ни в какой другой стране Запада один единственный город не затмевал настолько полно все остальные. Антверпен и Амстердам - в Нидерландах, Венеция и Генуя - в Италии, а в Испании вообще не было ничего подобного. Только Лиссабон в Португалии выполнял эту роль в период испанского господства.
Франция разрывалась между Парижем и Лионом, Россия - между Москвой и Петербургом, а Англия имела только одну голову, но громадную. Лондон - это одновременно три или четыре города: Сити - экономическая столица, Вестминстер - территория пребывания короля, парламента и богачей; вдоль реки, служившей в низовьях портом, тянулись кварталы простонародья; на левом берегу Темзы располагалось предместье Саутуорк, на узких улицах которого стояли театры «Лебедь», «Роза», «Надежда», «Красный бык». В 1629 году их было уже 17! – тогда как в Париже всего лишь один, а в России - ни одного. Лондон был ещё и весьма активным портом, обслуживающим самое малое 4/5 внешней торговли Англии, но Лондон оставался в то же время средоточием английской жизни, ни в чём не уступавшей Парижу. В Лондоне было всё: и расточительная роскошь, и бурная культурная жизнь, и научные сообщества. Всё туда прибывало и всё оттуда растекалось как по самой стране, так и за её пределы. Лондон правил Британией, а она – морями.
При написании статьи были использованы материалы книги Ф. Броделя «Материальная цивилизация, экономика и капитализм. XV-XVIII вв.»