- Главная
- Разделы журнала
- Исторические факты
- «Тюрьма не дурна - не стоит пуста»
«Тюрьма не дурна - не стоит пуста»
Максим Фурсов, Екатерина Святицкая 20.01.2022
Максим Фурсов, Екатерина Святицкая 20.01.2022
«Тюрьма не дурна - не стоит пуста»
«От тюрьмы да от сумы не зарекайся», - так житейская мудрость фиксирует в форме одного из образчиков устного народного творчества понятие тюрьмы как вещи общеизвестной и сопоставимой с крайней степенью нищеты.
История мест для содержания преступников и системы наказаний в России неоднократно являлась объектом внимания исследователей. С конца XIX века появилось порядка двух десятков работ, затрагивавших различные аспекты «тюрьмоведения». Все авторы, так или иначе касавшиеся темы тюремного заключения, обоснованно считают исправительную систему в московском государстве достаточно долго существующим явлением.
Ещё дольше на Руси существуют и тюрьмы. Слово «поруб» в летописях встречается ещё до первого упоминания Москвы. Псковский историк и «тюрьмовед» Владимир Скляренко так описывает тюрьмы в домонгольской Руси:
«Большинство исследователей определяют поруб как «темницу в виде ямы или землянки, заделанной сверху деревом». Так в 1980 году археологи обнаружили в Изборской крепости рядом с башней Луковка остатки необычного сооружения. Это была яма диаметром три с половиной метра, вырубленная в материковой скале на глубину до полутора метров. Ни с одной стороны она не имела спуска. Над ямой высилось деревянное сооружение, которое сгорело во время пожара. По мнению историков, данная конструкция являлась древнерусским порубом. Его детали видны на миниатюрах Радзивилловской летописи, изображающей заточение и освобождение Всеслава Полоцкого киевлянами во время восстания в 1068 году. Там виден высокий деревянный сруб, заделанный досками с одним маленьким оконцем. Нижнюю часть поруба составляла глубокая яма, в которой содержался пленник».
Содержался в псковском порубе князь Судислав Владимирович. Младший брат Ярослава Мудрого, он попал в тюрьму не за преступления, а лишь за то, что мог быть политическим конкурентом в борьбе за киевский стол. 23 года (с 1036 по 1059 год), проведенных им в темнице, положительно сказались на духовных качествах князя. Выпущенный из заточения племянниками Ярославичами, он принял монашеский постриг и почитается псковичами как местночтимый святой затворник.
По велению князя в темницу можно было попасть и просто похваставшись молодой женой. Именно так и происходит с персонажем былины про Ставра Годиновича – черниговского (по тексту былины) боярина, женатого на дочке другого былинного богатыря – Микулы Селяниновича – Василисе Микулишне. Исследователи предполагают, что песня про Ставра, сидящего «в погребах глубоких», появляется после 1118 года. В Новгородской первой летописи упомянуты события в Новгороде (возможно, волнения), вызвавшие гнев князя Владимира Мономаха. «Разбор полётов» он проводил, разумеется, в Киеве: виновные были наказаны, невинные отпущены, в число заключенных попал тогда и реальный сотский Ставр.
В заточении в подземелье у киевского князя несколько лет проводит и другой былинный герой – Илья Муромец. Происходило ли нечто подобное с его историческим прототипом, преподобным Илией Печерским, мы не знаем. Но снова можно отметить несомненный факт существования в Древнерусском государстве подземных тюрем – порубов, погребов, подвалов (термин «тюрьма» распространится в русском лексиконе позже).
Само слово «тюрьма», вероятно, имеет тюркские корни – «тюрьмя», согласно этимологическому словарю Н. М. Шанского, переводится как темница и происходит от глагола «тюр» – класть, помещать. В зависимости от того, что мы принимаем за начальную точку отсчёта – упоминание о заточении того или иного правителя или появление термина в юридических документах, разниться будет только датировка, но сам факт существования тюрьмы незыблем.
Первым исследователем, указавшим на существование в Москве Большого тюремного двора, был И. Е. Забелин, изучавший выход царя Алексея Михайловича в преддверии Рождества Христова. (Государь занимался благотворительностью и на праздники посещал тюрьмы и выдавал заключенным милостыню. Дело в том, что в допетровской Руси содержание преступников в тюрьме не финансировалось государством; они были вынуждены рассчитывать на помощь родных или просить подаяния у окон своих темниц. Иногда сторожа выводили узников в цепях на улицу с целью сбора средств на пропитание).
В приводимой автором расходной записке указывалось, что общее чисто заключенных в тюрьме составляло, за исключением сторожей, которых было 8 человек, по одному на каждую избу, 641 человек. Кроме того, в записке упоминаются содержащиеся под следствием в Земском приказе колодники, которых насчитывалось 189 человек. Таким образом, на более чем 20 тысяч человек населения Москвы, число заключённых в середине XVII века составляло 830 человек.
«Крепка рать воеводою, тюрьма огородою», - говорили горожане. Разумеется, самым надежным было очевидное решение расположить темницу в подвале деревянной или каменной башни, самой служившей «огородою». Исследователь и живописатель старой Москвы художник А. М. Васнецов располагал московскую тюрьму в Константино-Еленинской башне московского Кремля, основываясь в большей степени на городских легендах, чем на исторических документах: факт существования в начале XVIII века тюрьмы у сыскного приказа на Васильевском спуске, рядом с этой башней, только подтверждал уверенность автора в своей правоте.
Поскольку на раннем этапе развития тюрем в Москве не было специализированных помещений под них, то использовались уже существующие подвалы и полуподвалы. Археологические исследования подобных помещений в последнее время проводились по трассе стены Китай-города, возведенной в 16 веке, но на данный момент раскопки слухов и башен Китайгородской стены не дали материала, который можно было бы связать с тюрьмами.
Упоминание тюрьмы постоянно встречается как в юридических документах, так и в актовых материалах. В «Записке о царском дворе, церковном чиноначалии, придворных чинах, приказах, войске, городах и прочее», изданной в «Актах исторических», мы читаем, что в обязанности Земского приказа в Москве, например, входило «где посадского человека увидят пьяного, изымав в тюрьму».
Известный москвовед и директор Коммунального музея (ныне Музей Москвы) П. В. Сытин, изучая планы Москвы XVII века, утверждает, что «в Кривом переулке стояла царская тюрьма». На самих же планах столицы мы видим близкий к центру район Кривого переулка, прилегающий к Китайгородской стене, где картограф располагает не просто тюрьму, а «бражную тюрьму» (для буйных пьяниц) - «carceres, feu cuftodia reorum». На чертеже «Царствующий град Москва» конца XVII века тюрьма уже обозначена надписью «Tumen. Carceres sunt».
Между тем, археологически проследить наличие тюремных дворов в Москве до сих пор не удалось, поскольку интерпретация конкретной постройки как тюрьмы должна опираться на конкретные вещественные составляющие. Но чем характеризовалась тюрьма в средние века, в период своего возникновения? Можно ли назвать её характерный «инвентарь»?
Можно было бы предположить, что специализированным инвентарем для заключенных считались бы кандалы. В источниках заковывание в железо известно с конца XIV века. В Двинской судной грамоте впервые упоминается клеймение, «а татя всякого пятнити», а также заковывание в железо – «толко человека скуют». Есть упоминания о кандалах и в актовом материале.
В археологической коллекции ГБУК «Музейное Объединение «Музей Москвы» нет ни одного приспособления для клеймения преступников, но хранятся три пары кандалов. Две пары относятся к XVIII веку. Одну из них нашли на Житной улице, в строительном котловане: 4 полукольца, шарнирное кольцо, скрепляющий штырь и два звена цепи образуют конструкцию, сходную с конскими удилами. Общая длина кандалов 76 см. Диаметр, образуемый двумя полукольцами, более 11 см, что позволяет утверждать, что кандалы носились на ногах.
Археологическая датировка кандалов совпадает с данными исторических источников. Известно, что в середине XVIII в. во внутренней части Житного двора на Калужской была построена тюрьма, в которую были переведены сидельцы из тюрьмы Сыскного приказа. На тот момент это было самое большое тюремное заведение в истории Москвы, вплоть до постройки в конце XVIII века Бутырского замка.
Вторые кандалы были найдены в 1987 году в результате археологических наблюдений за реставрационными работами в подклете Храма Тихвинской иконы Божьей матери Ново-Симонова монастыря. Их общая длина около 79 см. Внутренний диаметр окружности, образованной двумя полукольцами, составляет 9,5 см и 8,5 см, что так же определяет эти кандалы, как ножные - более массивные и тяжелые, чем другие экземпляры музейной коллекции.
Ново-Симоновский монастырь, расположенный на восточном берегу Москвы-реки, известен с конца XIV века, но реконструкция Тихвинского храма, в подклете которого были обнаружены кандалы, была завершена в конце XVII века. А к 1771 году монастырь пришёл в упадок и был упразднён. Поэтому правильно датировать этот экземпляр первой половиной - серединой XVIII века. Наличие тюрем при монастырях - достаточно распространенное явление: периодически подвалы монастырей становились местом заключения влиятельных особ, но указаний именно на Ново-Симонов монастырь пока найти не удалось.
Третья пара - самые ранние по времени находки (и самые поздние по датировке) кандалы, хранящиеся в Музее Москвы. В 1949 году после сноса старомосковского района Зарядье для постройки высотного здания для Наркомата тяжелой промышленности были начаты многолетние археологические изыскания. Из-за дефицита материальных, людских и временных ресурсов было решено копать небольшими раскопами на разных участках Зарядья. Кандалы были найдены в 1954 году во время работ на раскопе № 9, который находился на восточной стороне Псковского переулка.
Примечательно то, что эти кандалы были найдены в земле, заполнявшей сруб, который представлял собой вариант теплой избы. Материалы из засыпки сруба археологи датировали первой половиной – серединой XIX века.
О наличии государственных учреждений в Псковском переулке достоверных сведений нет, но дешевые промышленные изразцы, найденные вместе с кандалами, вполне могли быть использованы в украшении конторской печи. Поскольку Зарядье в период наполеоновского нашествия выгорело полностью, то самой ранней датой постройки мог быть 1813 год, а железные кандалы можно датировать второй четвертью – серединой XIX века. Тюрьмой, конечно, эта изба не являлась, но вот временным пристанищем полицейской части, а по совместительству и следственным изолятором, в послепожарной Москве вполне могла быть.
Таким образом, за почти семидесятилетнюю историю археологического исследования столицы найдено только 3 железных предмета, которые можно с уверенностью ассоциировать с тюремным бытом в Москве. Вероятно, сама практика заковывания в кандалы не была здесь широко распространена. Мы лишь можем предположить, что в XVI-XVII веках из-за дороговизны металла использовались деревянные колодки, а дерево достаточно плохо сохраняется в московских почвах, поэтому подобных предметов пока не найдено. С другой стороны, несмотря на то, что в мокром слое того же Зарядья достаточно много ранних деревянных артефактов, ни одного предмета, напоминающего очертаниями колодки, до сих пор не найдено…
Использование же кандалов начинается с имперского периода, когда содержание арестованных принимает систематический характер, что и подтверждают археологические материалы, хранящиеся в Музее Москвы.