Дар
Артём Артёмов 20.11.2021
Артём Артёмов 20.11.2021
Дар
Во времена благодатные это было довольно большое село. Здесь тебе и церковь каменная, построенная на заре XX века, и мельница водяная на запруженной речке Вьюнке. На главной улице десяток каменных домов из красного кирпича. Потом, когда власть поменялась, жильцов позажиточнее расселили, а на их место въехали новые. Из церкви сделали склад удобрений. Школы, правда, не было, учиться ходили пешком, вёрст пять в любую погоду. Однако ничего - жили, и неплохо даже. Работали в колхозе. На всё необходимое хватало.
Разные времена пережило село, но наступила эра демократии. Колхоз закрылся, в церкви хранить стало нечего. Паровая мельница давно сгнила, а речка Вьюнка заилилась и обмелела, остался только пруд.
Теперь в Хвощевке жило совсем немного людей - десятка три, не больше. Начиная с 1992 года, как развалился колхоз, и не стало работы, люди потянулись отсюда в различные центры, кто в какой - районный, областной и даже федеральный. Там ещё можно было найти работу, была цивилизация, большие магазины, кинотеатры, кафе. А в Хвощевке с десяти утра и до шести вечера работало сельпо, небольшой магазин, куда продукты доставлялись два раза в неделю. Больше никаких общественных заведений в деревне не существовало.
Люба, женщина тридцати пяти лет, серьёзная и неулыбчивая, приходила, как правило, с небольшим опозданием. Снимала с петель навесной замок и в хорошую погоду распахивала дверь, подпирая её черенком от лопаты, чтобы ветер не закрыл. В дождик или зимой дверь была плотно закрыта, чтобы не выходило тепло от буржуйки, которую женщина топила, натаскав из-за угла дрова. По сизому дыму из трубы было понятно, что магазин открыт. Когда дым не шёл, сельчане понимали: Любка захворала или поехала в центр сдавать отчёт.
Общественная жизнь деревушки ограничивалась сплетнями, и эпицентром её было маленькое сельпо в центре. Все друг друга знали и, встречаясь по пути в магазин или в нём самом, непременно здоровались, перебрасывались новостями и шли дальше по своим делам. Иногда задерживаясь и перетирая кому-нибудь кости, бабы присаживались на лавочку неподалеку. Мужики, купив пару дешёвых бутылок водки, уходили подальше и там выпивали, без тостов и закуски, чтобы побыстрей опьянеть. Иначе зачем пить?
Работы, кроме огородов, в деревне не было. Жители, которые ещё не достигли пенсионного возраста, ездили в соседнее село, где чинили тракторы в МТС и обслуживали чудом сохранившиеся коровники, переделанные внутри на новый лад.
Недавно завезенную породу коров не надо было выпасать на лугах, корм и вода подавались прямо к носу, а любой перебой с кормежкой грозил потерей удоя. Молока, в отличие от старых советских пород, новые тёлки давали почти в два раза больше, и было оно водянистым. Впрочем, нынче вся еда стала невкусной, и к этому привыкли.
Вот так и жила Хвощевка - тихо и почти незаметно. И только летом деревня оживала. Приезжали отпускники, на каникулы бабушкам и дедушкам привозили внуков. Молодые мамы с новорождёнными, спасаясь от городской пыли и шума, заселялись к родственникам. Выкупившие несколько домов горожане по вечерам жарили шашлыки на мангалах.
Иван жил на окраине, в небольшом деревянном доме. Он знал, что в деревне его считают странным, и знал почему. С того самого дня, как переехал в этот купленный за копейки дом, он не заводил знакомств, не пил с мужиками, если с кем-то встречался, то старался не смотреть в глаза, бурчал приветствие и ускорял шаг. Держался особняком. Конечно, деревенские не приняли его, но со временем смирились и перестали обращать внимание. Живёт себе чудак, ну и пусть живёт.
Иван понимал, что поступает некрасиво, но другого выхода для себя не видел. Эта глухая деревенька была его спасением. Сюда десять лет назад он бежал от назойливого внимания, просьб определить по фотографии, живой ли сыночек, от разных дур, мечтающих приворожить или отворожить.
У него был дар, хотя иногда ему казалось, что это проклятие - видеть то, чего обычные люди не замечают. Иногда, разглядывая фотографию, он действительно мог сказать, на том или на этом свете человек. Определял заболевание, чувствовал болезнь. Не ставил диагноз, а сообщал, мол, печень у тебя совсем никуда, или опухоль в какой части тела. Если человеку суждено было умереть вскорости, то видел это.
Больные всегда приезжали с кем-то, или их привозили. Сломленные болезнью, потерявшие волю, они стояли, а за них спрашивали жёны или матери. Вначале он их жалел. Видя печать смерти, он говорил обтекаемыми словами, оставлял место надежде. Но потом задумался, что тем самым лишает людей возможности покаяния перед смертью. Люди вместо приготовления себя к вечности занимаются ерундой, пьют таблетки, ставят капельницы, ложатся на операционный стол. И он стал говорить правду.
- Ему химию сделали… - женщина держала за руку полностью облысевшего мальчика лет семи. - Немного пришёл в себя и сразу к вам. Нам Наташа сказала про вас…
Мальчик выглядел уставшим и смотрел чуть испуганно. Одного взгляда на него было достаточно, чтобы понять – он стоит на самом краю, возле черты. И, в отличие от мамы, уже чувствует дыхание того мира, который распахнул свои двери для него.
- Ты в Бога веришь? - спросил Иван женщину.
- А как же!.. Молимся! Мы с папой все монастыри объехали, сорокоусты заказывали. Об Илюше везде молятся…
- Умрёт Илюша скоро. Очень скоро… На днях…
Женщина побелела.
- Он же только после химии. Врачи сказали, что повторная терапия только через полгода, и то, если маркеры покажут…
Он понимал, что она шла только за одним ответом, все другие она слышать не хотела. И сейчас, как защитная реакция на его страшные слова, в ней поднимается волна злости и недоверия к нему.
- Мне говорили, что вы помочь можете, а вы вместо этого пугаете нас!..
- Господь милостив, молись ему. И я помолюсь. Но готовься к тому, о чём я сказал… Сейчас не о нём надо молиться, а о тебе.
Женщина, схватив мальчика за руку, быстро вышла из комнаты.
Мальчик умрёт, Иван видел это отчётливо. Ему даже показалось, что он видит, как это произойдёт. Он будет лежать в больничной палате. Мама в этот вечер уедет домой, где оставался папа с маленькой, простывшей сестрёнкой. Мама уедет всего на ночь, подлечить дочку, помыться, переодеться и утром будет снова в больнице. Но, зайдя в палату, она увидит ещё тёплого сына с как будто живыми, неподвижными глазами. Иван видел в этих глазах застывшую боль, неслышный крик: «Мама! Папа!»
Он посмотрел в окно. Женщина шла медленно, чтобы неуверенно переставляющий ноги мальчишка не торопился.
Он видел, как после смерти сына, её сердце очерствеет. Через некоторое время она разведётся с мужем, легко и равнодушно отпустит его вместе с дочерью. Церкви будет обходить стороной, раздражаясь от вида священнослужителей. Потом начнёт пить, дом превратится в пристанище местных алкоголиков. Ну, а потом…
Зачем ты мне дал это? Он посмотрел в небо. Что мне с этим делать? Разве от моего умения видеть кому-то стало легче?!
Вечером он, гуляя, зашел в церковь. Молча постоял напротив иконы Спасителя. Нарисованные глаза смотрели пристально. Потом вышел и долго сидел на лавочке под красным, осыпающимся клёном.
- Не помешаю? - рядом стоял старик с белой подстриженной бородой и в старом пальто.
- Присаживайтесь, - он подвинулся.
- Я здесь настоятелем, - сказал старик, садясь на скамейку. – Собрался домой, смотрю - сидит кто-то…
- Простите, задумался.
- Сидите, сколько вам влезет. Я не буду калитку запирать, если хотите. Как надоест, так и пойдёте.
Помолчали. Рядом, кувыркаясь, с ветки упал лист.
- Вот ещё один, - нарушил тишину священник. - И ведь нельзя сказать, что умер. И лист этот, и дерево, и земля под ногами - всё одна суть. Лист этот в землю превратится. Потом в неё семечка упадёт, прорастёт, напитается от этой земли сил и станет новым клёном. А потом всё опять…
- Как вы думаете, клён это понимает?
- Думаю, что нет.
- Это вы понимаете, а для клёна этот лист пропал навсегда.
- Наверное. Для клёна он перестал существовать в тот момент, как оторвался от его ветки. Это понимаем мы с вами, смотря со стороны. Для того-то Господь дал нам глаза и ум. , а у дерева этого нет.
- А если одному человеку дадено больше, чем другим? Если он может видеть то, что другие не видят? Для чего это?
- С того, кому больше дали, больше и спросится. Слышали такое?
Иван кивнул.
- Это потому, что дураку достаточно одной лопаты, которой он будет копать или не копать. Тому, кто поумнее, вручат станок, с помощью которого можно ракеты создавать. А есть и те, кто эти станки и ракеты проектирует. Зачем получать три высших образования, чтобы всю жизнь подрабатывать на кладбище могильщиком? Хотя иногда лучше не делать, чем делать плохо…
- Я могу видеть, умрёт человек или нет, болен он или здоров… - пробормотал Иван, глядя на лежащий под ногами листок.
- Да? – старик заинтересованно посмотрел на него. - И как давно?
- Всегда. В детстве не так явно, сейчас более отчётливо.
- Этим зарабатываете?
Иван смутился.
- Да… Немного. Люди сами приносят.
- И вы им помогаете?
- Говорю то, что вижу.
- Ну, так и я вам скажу, что вижу. Вижу, что лист этот упал, а вот то дерево, - старик показал на спиленный у середины тополь, обросший ветками, - оно больное и долго не протянет. И что? Помог я этому листу и дереву?
- Тогда зачем?
- Посмотрите на меня. Скажите что-нибудь насчёт моей смерти и жизни?
Иван всмотрелся в бледное лицо старика и долго его изучал.
- Ничего не чувствую… - пробормотал он.
- Однако, что же это за дар такой? - усмехнулся старик. - Мне уже сто лет в обед, а вы ничего не чувствуете. Я про вас могу больше рассказать. Грехов на вас тьма-тьмущая. Когда умирать соберётесь, назад оглянётесь и станет вам страшно. А паче того, страшно станет уже после смерти, потому что откроется в этот момент то, как на самом деле жить нужно было. Вот сколько через вас людей прошло? И многим ли вы помогли? Отвечу за вас – совсем не многим.
Иван удивлённо смотрел на улыбающегося старика.
- У меня тоже дар есть, - ухмыльнулся священник. - Сподобил Господь недостойного. Но вернёмся к нашим, как говорится, баранам. Кхе, кхе… Каламбур получился, вы уж простите, совсем не в том смысле, что вы баран… Так вот, никому вы почти не помогли. Удивляли, надежду вселяли или отбирали, как сегодня, например… А знаете почему? Потому что, чтобы помогать людям, их просто-напросто надо любить. И ничего более. Это как если вы хотите стать доктором, но терпеть не можете людей с их болячками. Тогда ни в коем случае не надо выбирать эту профессию. А уж если и выучились ей, по недоразумению, то не практикуйте хотя бы. Иначе кладбище, которое за спиной у каждого врача, у вас будет слишком большим.
- Разве я кому-то сделал хуже, чем им было? – спросил Иван.
Старик не ответил, лишь печально опустил голову.
- Кто вы? – Ивану стало страшно.
- Не бойтесь. Я тот, от кого не стоит ждать ничего плохого. Я за вас переживаю. За то, как вы умирать будете.
- Скоро? – сдавленным голосом спросил Иван.
- Не скажу, - старик посмотрел Ивану в глаза. – Если долго, вы расслабитесь и решите, что все можно исправить позже. Если скоро, то ещё чего впадёте в уныние, опустите руки.
- Кто вы? – повторил Иван.
- Человек. Имя ведь не имеет значения. Просто человек. Это, знаете, уже немало… Вон, смотрите, опять лист сорвался. Обычный, кленовый, такой же, как десяток его собратьев, лежащих под нашими ногами. Но, несмотря на всю схожесть, он особенный. Сохраните его, на память…
Лист, кружа, упал прямо под ноги Ивана. Тот нагнулся, поднял его и задумчиво вертел в руках. Обычный красный лист.
- И в чём же его особенность?..
Иван обернулся к собеседнику, но на лавочке никого не было. Церковный дворик был небольшой, но всё же старик не смог бы так быстро спрятаться за угол. Он просто исчез.
Иван ещё долго сидел под клёном, раз за разом вспоминая слова священника. Когда стало совсем поздно, он пошёл к выходу. Калитка была открыта. Рядом с ней стоял стенд, где указывалась информация о богослужениях. В правом верхнем углу был приклеен листок - «История нашего храма». После дореволюционной фотографии храма шли фотопортреты прежних настоятелей. На одной из них Иван увидел того самого старика, с кем беседовал на лавочке под кленом. Подпись под фото гласила: «Александр Успенский, настоятель нашего храма с 1915 по 1924 год. В ноябре 1924 года арестован. Расстрелян в январе 1925 года». Иван перечитал ещё раз и вновь посмотрел на фотографию. Похож.
На следующий день Иван всем отказал в приёме и сообщил, что уезжает. Через три дня он заплатил за дряхлый домик в Нижегородской области и отбыл туда навсегда. Квартиру свою он запер на два замка, а ключи выкинул в мусорный контейнер.
С тех пор Иван жил в Хвощевке, старательно избегая проявлений своего дара. Именно поэтому он старался ни с кем не разговаривать и не встречаться. Он боялся смотреть в глаза, чтобы не прочитать в них сокрытое.
Однако, несмотря на все усилия, избежать этого полностью никак не получалось. Один раз осенью сосед застрял на своей старой Ниве прямо тогда, кода Иван шёл в магазин. Пришлось толкать. Появились помощники. Один из них, дед Семёныч, упираясь в багажник машины, задел его руку. Этого хватило, чтобы Иван увидел, как тот поскальзывается на первом льду и падает, ударяясь головой об камень.
- Давно не причащался? – негромко спросил у него Иван.
Дед, толкая машину, как будто не слышал.
Когда справились и машину соседа выволокли на ровное сухое место, а сами стояли, отряхивая налетевшую из-под колес грязь, повторил вопрос.
Семёныч удивлённо посмотрел и пожал плечами.
- Зачем это?
- Сходи, - чуть слышно ответил Иван и, сгорбившись, пошёл в магазин.
А в начале зимы он в окно увидел медленно едущий грузовик, в кузове которого стоял гроб с Семёнычем, а следом шла его жена и взрослый сын со снохой.
Про продавщицу ему тоже многое было ясно. Так как будучи вынужден покупать раз в неделю продукты, он общался с ней чаще, чем с кем-либо. Любка была одинока. Лет десять назад у неё был выкидыш, а после от неё ушёл муж. В происшедшем она винила себя, что накануне таскала коробки с товаром. Однако Иван видел, что дело не в коробках, а в особенностях её внутреннего строения. Ещё у неё тяжело болела мать. Год назад, когда она ещё ходила, Иван, встретив её около магазина, посмотрел в почти бесцветные глаза. Он увидел серый, с размер теннисного, мячик, прилипший к позвоночнику и пьющий её силу. Мячик рос медленно, но скоро он должен был задеть лёгкое. Как только это произойдёт, женщине останется совсем недолго жить.
Иван тогда долго мучился, сказать или нет? Ну скажу, думал он, и что? Операцию ей делать не будут - дорого, и не выдержит она в своём возрасте. А промолчу, меньше бесполезных переживаний будет, и обо мне судачить не будут. Решил молчать. Каждый раз, идя в магазин, он с тех пор боялся узнать о её смерти, но пока Бог миловал - старушка почти не вставала, но жила.
Наступило лето, одиннадцатое с тех пор, как Иван поселился в этой деревушке. С пришедшим теплом он чаще выбирался из дома, шатаясь по окрестностям, просиживая на высоком берегу реки или лежа на спине, на лесной опушке, наблюдая, как в синеве проносятся белые облака. Иногда он садился на самодельное деревянное кресло, под старой яблоней, и читал. А когда надоедало, закладывал страницы сухим кленовым листом, напоминающим о встрече на лавочке в церковном дворике.
Деревня ожила. С наступлением каникул приехали дачники. Для Ивана это было неприятное оживление, мешающее одиночеству. Он с раздражением отметил, что весёлые детские голоса, взрослые компании, собирающиеся по вечерам, будоражат в нём ностальгию по прошлой жизни. Поэтому он решил максимально увеличить дистанцию между собой и людьми, все дни пропадая с удочкой на рыбалке. А в магазин ходил при крайней необходимости утром, когда отдыхающие ещё только просыпались.
В один день жизнь Ивана изменилась. Он дождался, когда часы покажут без пяти десять, и пошел в магазин. Дверь была уже открыта. Значит Люба сегодня пришла раньше, отметил он. На пороге он столкнулся с девочкой лет десяти. Она с батоном хлеба выходила из магазина и врезалась в Ивана.
- Извините, - сказала она, посмотрев на него снизу вверх.
Поймав взгляд её голубых глаз, он зажмурился, привалившись спиной к стене. Он увидел кровь, почувствовал боль, вспотел от чужого страха. Совсем скоро девочку убьют. Она умрёт в мучениях. Незнакомый в зелёной куртке будет рвать на ней платье, потом будет сильная боль внизу живота. После её кинут в яму, и незнакомец спрыгнет туда, приземлившись ногами на девочку, сломав ей ногу и ребра. В его руке нож, и он им бьёт. Раз, два, три… Вокруг одна боль и страх…
- Простите! – сказала девочка, обходя Ивана.
<
Он стоял, прислонившись к стене, и глубоко дышал, лоб его был покрыт испариной.
- Вам плохо? – спросила продавщица.
- Что? Нет… Всё хорошо, - ответил он, собираясь с силами.
- Чья это девочка? – спросил он, вытирая пот и подходя к прилавку.
- Карзиных, кажется, - пояснила Люба.
- Это где пруд?
- Нет, где бывшая почта. Синий домик и новый забор.
Он купил продукты и по дороге домой всё думал о случившемся. Совсем скоро девочку убьют. Это сделает какой-то маньяк в зелёной куртке. Иван отчётливо видел в видении его лицо, но раньше в деревне его не встречал. Это точно. Значит неместный. Откуда здесь может быть неместный? Или новый дачник, или к кому-то в гости приедет. Когда его ждать и откуда, непонятно. Девочка тоже живёт почти на другом конце Хвощевки, следить за ней сложно. В полицию сообщать - не вариант. Надо что-то делать, но непонятно что.
Весь день он не знал покоя. Вечером он решил пойти по деревне, попытаться увидеть этого в зелёной куртке, если он тут. И возможно увидеть девочку, понять с кем она дружит, где гуляет.
Впервые со дня своего приезда сюда, Иван шёл, рассматривая лица встречающихся людей. Большинство были обычными, с привычной совокупностью проблем и неясной пока кончиной.
Женщина во дворе снимает бельё. У неё в городе любовник, а здесь двое детей у бабушки дома смотрят телевизор.
Через дорогу двое на лавочке пьют пиво. Один местный, другой приезжий, двоюродные братья. Местный завидует приезжему - у того работа, машина.
Навстречу попалась семья - папа, мама и сын. Папа, несмотря на свои тридцать восемь лет, скоро умрёт от инсульта. Мама через два года после его смерти выйдет за другого, сын будет воспитываться во дворе и, не окончив школу, сядет в тюрьму. А может и не сядет, тут всё пока не точно…
На завалинке сидит одинокий старик. Давным-давно он предал отца. Эта ноша давит на него всё сильнее с каждым годом. Он боится умирать, боится встречи там.
Шатаясь, прошёл пьяный. Это местный алкоголик. У него внутри неутолимая жажда выпить. Все мысли и желания подчинены только этому требованию. Он может убить, и только случай пока удерживает его от преступления. Иван видел, как он по пьяной лавочке, поссорившись с собутыльником, прыгал на его руке, ломая пальцы. Что-то чёрное шевелится у него внутри, пленив его разум и душу. Оно из любопытства выглянуло на секунду, и Иван покрылся холодной испариной. Пьяница захохотал злым и трезвым смехом.
Боже, как же хорошо мне было эти десять лет неведения! Погрузившись в чужое сознание, он словно стал их соучастником во всем добром и злом.
Дом, где жила девочка, стоял почти посередине деревни. Опрятные домики, в окнах которых уже зажёгся свет. В этой части Иван раньше бывал редко. Сейчас он стоял один посередине улицы.
На крыльцо синего дома вышел мужчина. Он закурил. Сквозь сгущающиеся сумерки Иван не мог разглядеть его лицо. Тогда он подошёл к калитке.
- Простите, сигаретки не будет? – спросил он.
Мужчина полез в карман, достал пачку и, подойдя к калитке, молча протянул. Иван, беря сигарету, как бы нечаянно коснулся пальцами его руки и посмотрел в глаза. Обычный человек - армия, учёба, работа в фирме, свадьба. Жена - бывшая коллега по работе. Тёплые отношения, хотя иногда конечно ругаются. До беспамятства любит дочь.
Ему поднесли огонёк, пришлось закурить. С непривычки сразу закашлялся. Поблагодарив, пошёл по улице дальше.
Рядом с прудом находилась полуразрушенная церковь, от нечего делать зашел в нее. Кругом кучи помёта от птиц, спасающихся от дождей и снега под толстым кирпичным сводом на металлических балках. Как будто повеяло ладаном и послышалось церковное пение. Иван закрутил головой и втянул носом воздух, показалось.
На следующий день он снова прогуливался по улице напротив синего домика. Он видел девочку, играющую со сверстниками. Иногда дети прыгали на велосипеды и уносились на другой конец улицы. Чтобы не потерять их из вида, Иван торопливо шёл им вслед.
Так продолжалось три дня. Он чувствовал приближающуюся трагедию, но не мог точно определить, когда и где это произойдёт. Поэтому приходилось постоянно находиться рядом с девочкой.
;На третий день, сидя в тени сирени и наблюдая за мирно играющими детьми, он вдруг услышал совсем рядом голоса.
- Ну что, убедился? – неподалеку, за углом старого сарая, стоял давешний алкоголик и папа девочки. – Я давно его приметил! Уже три дня здесь ошивается, за дочкой твоей следит. Падла!..
Алкоголик брезгливо смотрел на Ивана. Папа девочки был хмур.
- Зачем ты за ней следишь? – спросил он, приближаясь.
Растерявшийся Иван молчал. Он не придумал никакого объяснения для подобного случая.
- Зачем ты за ней следишь, сука? – взвизгнул алкоголик.
- Знаем, зачем! – он повернулся к отцу девочки. - Он недавно в деревне. Спроси у любого: странный очень, нелюдимый, и непонятно откуда приехал. Мы с мужиками думаем, прячется от чего-то. Теперь понятно от чего. Девочек он маленьких любит, сука! Видать погорел где-то, сюда подался отлеживаться. Но не выдержал, опять за старое взялся. Три дня его суку наблюдаю, как он за Надей следит.
- Зачем ты за ней следишь? – повторил отец.
Иван стал подниматься, но рухнул от сильного удара в висок.
- Знаю я таких, - не унимался алкоголик. - Тихие до поры, а потом…
Иван не услышал, что потом, на него обрушился ещё один удар. Потом ещё один, уже ногой, и ещё…
- Ты не понимаешь, что делаешь… - с трудом прохрипел Иван.
- Ах ты, сука! – завизжал алкоголик. - Ну, сука!..
Лицо его было перекошено. Одной секунды взгляда на него хватило Ивану, чтобы увидеть вылезшее наружу чёрное рыло того, кто прятался, выедая изнутри доставшееся тело и душу. Рыло беззвучно смеялось. Поняв, что обнаружено, оно захохотало в голос, а вместе с ним стал хохотать алкоголик. Он подбежал и сам стал бить ногами по лицу и рёбрам.
Неестественный, гортанный смех заставил отца девочки отшатнуться. Он с испугом смотрел на одержимого, у которого с губ стала срываться пена.
- Хватит! - крикнул отец девочки.
Пьяница его не слышал. Он продолжал наносить удар за ударом по теряющему сознание Ивану.
- Хватит! – закричал мужчина и вцепился в плечи, оттаскивая.
Алкоголик неожиданно резко успокоился. Стряхнул с себя руки мужчины, сплюнул в сторону Ивана и, посмеиваясь чему-то, пошёл по своим делам.
Мужчина некоторое время смотрел ему вслед, потом перевел взгляд на валявшегося на земле Ивана.
- Не смей больше здесь появляться! Слышишь? Не смей!
Он, шатаясь, пересёк улицу и скрылся за забором участка.
Сил подняться у Ивана не было. Тот, кто пленил алкоголика, бил умело. Один глаз закрылся полностью, второй видел еле-еле. Голова болела – не иначе сотрясение, подумал Иван. В груди болело, и на губах пузырилась кровь, сломаны ребра, как бы их острые края не проткнули лёгкие. Сознание туманилось, грозя покинуть изуродованное тело, спасаясь от боли.
- Нет, - вслух прошептал Иван. - Сейчас нельзя терять сознание. Держись…
Если кто-то найдёт его здесь в таком состоянии, ему вызовут врача, а это неминуемая госпитализация. И тогда он никак не сможет помочь девочке. Даже папа Нади, немного придя в себя, может позвонить в скорую. Значит надо уйти отсюда.
- Ага, вот взять и уйти, - усмехнулся он сквозь боль.
- Ну хотя бы отползти подальше, - ответил он сам себе.
Заброшенная церквушка была метрах в ста от того места, где лежал Иван. Полз он туда не меньше часа. А когда наконец оказался в тени сводов, позволил себе расслабиться и моментально потерял сознание.
Очнулся он, когда уже было темно. Всё тело болело, сильно хотелось пить. Голова лежала на чём-то мягком и тёплом. Пошарил рукой: это оказались горы высохшего птичьего помёта, скопившегося за десятилетия. Особенно много его было под металлическими балками, на которых любили сидеть птицы.
- Что же теперь делать? – думал Иван. - Совершенно ясно, что отца девочки на него навёл алкоголик, а точнее, тот, чем он был одержим. И произошло это не случайно. Готовится что-то злое, страшное. Иван случайно увидел это. Девочка выбрана объектом, а орудием будет тот, в зелёной куртке.
Расчёт точный: избитого Ивана отвозят в больницу, где он проведёт не меньше двух недель. За это время всё и произойдёт. А Иван может сколько угодно кричать о своём видении врачам или полицейским, никто и никогда ему не поверит. Ещё и в психушку отвезут.
Нельзя ему отсюда уходить, и в то же время ему нужна хоть какая-то помощь.
Иван решил попробовать подняться, но резкая боль в боку и сильное головокружение заставили его упасть обратно на грязный пол. Сознание затуманилось. В ушах появился звон, который усилился и вскоре заполнил всё вокруг.
Наверное, Иван всё же потерял сознание. Когда он вновь открыл глаза, было всё так же темно, в ушах по-прежнему звенело. Однако сквозь шум стали проступать другие звуки. Как будто пение священника и подпевающий ему клир. Через какое-то время можно даже было разобрать некоторые слова.
-… Не надейтеся на князи, на сыны человеческия, в них же несть спасения. Изыдет дух его, и возвратится в землю свою… - Иван закрыл глаза, полагая, что вновь теряет сознание, но слова продолжали звучать. - … Дающаго пищу алчущим Господь решит окованныя, Господь умудряет слепцы…
Молитва становилась всё более явной. Тогда Иван, превозмогая боль, повернул голову в сторону, где раньше находился алтарь. Разрушенный и загаженный птицами храм преобразился. В центре стоял большой подсвечник с десятком пылающих свечей. Рядом с ним стояли люди: мужики - кто в сапогах, кто в лаптях, в белых и красных рубахах - стояли справа, женщины в длинных юбках и платках стояли слева. Появился иконостас с двумя рядами тёмных икон. Царские врата были открыты, и видно было стоящего лицом к алтарю священника.
- Паки и паки миром Господу помолимся, - восклицал вышедший сбоку алтаря дьякон.
- Господи, помилуй, - вторили ему прихожане.
Люди стояли рядом с Иваном, не видя его. Они все были заняты молитвой. Из-за чьих-то ног вышла кошка и направилась к выходу. Вдруг, проходя мимо Ивана, она подпрыгнула на всех четырёх лапах, шерсть её встала дыбом, спина выгнулась. Кошка уставилась, не мигая, на невидимого для других человека и зашипела. Старичок, стоявший неподалеку, обернулся на звуки, нагнулся за кошкой и взял её на руки.
- Ну что ты там почуяла? – спросил старик кошку, при этом посмотрел прямо в глаза Ивану.
- Это свой, - сказал он кошке. - Не нервничай.
- Больно тебе, милок? – теперь он разговаривал с Иваном.
- Больно, отец, - прошептал Иван.
- Не переживай, заживёт всё до свадьбы, - старик улыбнулся. – Ты, главное, девочку не бросай, всё остальное Господь устроит. Через любовь поможет, не боись. И ты в долгу не оставайся, помогай всем, кому это нужно.
Сказав это, старик повернулся к вышедшему на солею священнику.
- Мир всем! – воскликнул священник.
- И духове твоему, - отвечал клир.
Старик опять повернулся к Ивану:
- Иди, паря, иди к себе… Рано тебе ещё к нам…
Иван очнулся. В церкви было тихо. Сквозь проёмы окон виднелись звезды. Деревня спала, лишь изредка поругивались между собой дворовые собаки на цепях. Острая боль притупилась.
- Надо аккуратно добраться до колодца, попить, - решил Иван.
Ледяная вода из жестяного ведра обжигала и доставляла блаженство. Уже допивая, Иван почувствовал, что рядом кто-то есть. Он обернулся. Метрах в десяти он увидел силуэт человека.
- Вы кто? – голосом продавщицы Любы спросил силуэт.
Иван назвался.
- Попить решил, - сказал он.
- У вас что возле дома нет колодца, раз вы сюда пришли?
- Здесь вкуснее, - пробормотал Иван, чувствуя, как боль понемногу возвращается. Ему даже пришлось опереться на край колодца руками.
- Вам плохо? – спросила Люба, заметив его движение.
- Плохо, - честно признался он.
- До дома дойдёте? Помочь?
- Помогите.
Она нерешительно приблизилась.
- Ну, что вы стоите? Облокачивайтесь на плечо!
- За что вас избили? – спросила женщина, когда они вместе ковыляли по дороге.
- Ошиблись…
- Вас с кем-то перепутали?
- Нет. Хотели меня побить и побили. Просто думали, что я плохой…
- А вы хороший?
Иван кивнул. Идти ему становилось всё тяжелее. Появилась хриплая одышка, кололо сильно в боку, и иногда тело скручивали приступы кашля.
- Мне надо полежать…
- Где? – растерялась продавщица.
- Где угодно. Прямо здесь.
Она посмотрела себе под ноги.
- Минуты три продержитесь?
- Наверное…
- Тут рядом мой дом.
До дома он дошёл, но подняться по ступенькам было очень тяжело. Наконец они оказались в комнате, где стоял буфет, стол и диван. На этот диван его и положили.
- Сейчас я вызову скорую, - Люба достала телефон.
- Не надо!
- Посмотрите на себя! Вам срочно нужна помощь.
- Пожалуйста, не вызывайте. Я вас очень прошу, - прошептал Иван. - Вы меня перевяжите потуже, я немного отдохну и пойду домой.
- Люба! Ты с кем там? – раздался старушечий голос из соседней комнаты.
- С соседом. Его кто-то избил, надо перевязать. Не переживай.
- Ничего страшного?
- Ничего. Отдыхай, я попозже зайду.
Люба ушла на кухню, вернулась оттуда с бинтом.
- Командуйте, - присела она рядом с Иваном.
- Снимите с меня рубашку и потуже перевяжите туловище. Одного бинта не хватит, надо ещё один.
Она сходила ещё за одним. Рубашка поддавалась медленно, так как каждое движение заставляло Ивана скрежетать зубами. Наконец его перемотали поперёк туловища. Поверх перевязки надели грязную рубашку.
- Сможете дойти до умывальника? Надо вас умыть и волосы от крови отмыть.
Через двадцать минут Иван вновь лежал на диване.
- Так за что вас всё-таки избили?
Иван молчал, не зная, как объяснить. Вместо ответа он спросил:
- А почему вы так поздно около колодца оказались?
- С мамой намучилась, - шёпотом, косясь на дверь спальни, объяснила она. - У нас сегодня банный день, мыла её, переворачивала, устала. Дай, думаю, подышу на ночь, прогуляюсь…
- Удачно прогулялись…
- Удачно. Так за что всё-таки вас так?
- Помочь хотел, а меня не поняли…
- Не хотите говорить?
- Боюсь, что вы не поверите.
- Попробуйте.
- Надо девочку одну спасти… Помните, я с ней у вас в магазине давеча столкнулся? – Люба задумалась, потом кивнула. - Вот её.
Девушка смотрела недоверчиво.
- Я же говорил, не поверите, – Иван дотронулся до саднящей раны на голове, поморщился. – Я тогда увидел, что ей грозит беда. Её изнасилуют и убьют.
Люба отшатнулась.
- Не смотрите на меня, как на сумасшедшего. Я вам откроюсь. Я вижу больше, чем видят и чувствуют обычные люди. Я и про вас давно всё увидел. И про ребёнка, которого носили и который не смог родиться. И про мужа бывшего. Про маму вашу, про её болезнь…
- Вам рассказали! Об этом все знают.
- Кто мне расскажет? Вы же видели, я ни с кем не общаюсь, – Иван понурил голову. - Из-за этого собственно и не общаюсь.
- Кто её убьёт, вы видели? – после паузы спросила Люба.
- Видел. Но мне он раньше не встречался. Мужчина в зелёной куртке. Поэтому я и следил за девочкой, чтобы оказаться рядом. Но её отец подумал про меня плохое и побил…
- Скажите, - Иван приподнялся на локте, - Ваше полное имя Любовь?
- Да.
- Вы спасли меня сегодня, Любовь.
Проснулся Иван, когда уже вовсю светило солнце. Он не слышал, как Люба ушла открывать магазин. Осторожно поднявшись с дивана, умылся и направился к выходу.
- Люба, это ты? – крикнула её мама из соседней комнаты.
- Нет, она ушла, - ответил он.
- А кто это? – голос был встревожен.
- Я сосед, которого избили. Не волнуйтесь, я уже ухожу.
Иван уже открыл входную дверь, но остановился. Постоял так минуту, закрыл дверь и вошёл в комнату старушки.
- Что вам надо? – испуганно спросила она.
Иван осторожно, без резких движений присел на стул рядом с ней.
- Не бойтесь, я хочу попробовать помочь вам.
- Мне? Зачем? – старушка отодвинулась к стене.
- Я расскажу вам маленькую историю. Это буквально три минутки займёт. Потерпите, - Иван поймал брошенный старушкой взгляд на телефон, лежащий на полу возле кровати. Он поднял его и протянул старушке. - Три минуты, и если захотите, набирайте кому угодно - хоть Любе, хоть в полицию.
- Давно, когда началась война, в Калуге жила семья - мама и три дочери. Немцы подходили всё ближе. Тогда старшая сестра решила пойти медсестрой на фронт. И ушла…
Старушка, замерев, смотрела, не мигая.
- И вот наши отступили, немцы уже у окраин были. Стояла полная неразбериха, фашисты наступали на пятки, - Иван говорил, делая между словами паузы, шумно дыша. - В один вечер к дому подошла группа красноармейцев, они попросили еды и показать им дорогу, куда отходили наши части. С ними на носилках была раненая девушка, вся в крови, грязи и бинтах. Комиссар попросил приютить её, так как они могли не донести её. Женщина вначале не хотела брать раненую, так как скоро должны были прийти немцы, а увидев красноармейца, пусть и девушку, они могли наказать её приютивших. Ведь у женщины оставались дома ещё две дочери. Но она подумала о своей старшей дочери, что если вдруг с ней произойдёт беда, может и ей кто поможет. И взяла раненую. Когда бойцы ушли, раненую решили вымыть и переодеть в гражданское. Когда сняли бинты и протерли запекшуюся кровь и грязь с лица, то они увидели, что перед ними их старшая дочь и сестра.
- Вот такая история… - Иван откинулся на спинку стула и закрыл глаза.
- Откуда вы всё это знаете? – голос старушки дрожал. - Вам Люба рассказала?
- Никто мне не рассказывал. Знаю я это оттуда же, откуда знаю про вашу болезнь. Она уже почти добралась до правого легкого. Боли пока нет, но мне кажется, вы уже предчувствуете смерть. Уже и младшей сестре в Калугу написали.
- К-кто вы?
- Никто. Я сейчас постараюсь помочь. Попросить… Не уверен, что получится, но попробую. У меня мало сил, помолчите…
Иван положил ей на живот правую ладонь. Его глаза были закрыты, а губы шевелились.
- Отче наш, иже еси… - еле разбирала старушка шёпот. - … И жизни будущего века, аминь…
На лбу Ивана выступили капли пота. Он убрал дрожащую руку и тяжело поднялся со стула.
- Мне кажется, вам должно стать лучше, - чуть слышно прошептал он и, хромая, вышел из комнаты.
Выйдя на улицу, Иван повернул в сторону кустарника. Так он мог незаметно добраться до церкви и наблюдать за синим домом оттуда. Он уже почти достиг первых кустов, как мимо проехал старый грузовик с надписью «Облэнерго». В его кузове сидело человек пять в зелёных куртках, точно таких, как у убийцы в видении.
«Уже близко!» - сердце бешено застучало. Всё произойдет в ближайшие дни, понял он.
В церкви он занял место у проёма окна, примостившись чуть поодаль, чтобы его не видно было снаружи. Девочка играла на улице со своими сверстниками. Всё было, как обычно.
Раза два из дома выходил её отец, оглядывал окрестности и, убедившись, что все в порядке, возвращался обратно. Несколько раз мимо проходил тот самый алкоголик; поравнявшись с тем местом, где прятался Иван, он начинал беспокойно крутить головой, озираться и как будто принюхиваться. Однако никого заметить не смог.
От неподвижной позы сильно болели рёбра. Стараясь устроиться поудобнее, Иван несколько раз менял положение, но легче не становилось.
Было, наверно, часов шесть, когда по улице вновь проехал грузовик с надписью «Облэнерго». В кузове так же сидели люди в зелёных куртках. Когда машина поравнялась с играющими детьми, один из рабочих перегнулся вниз, внимательно разглядывая детей. Машина проехала, а тот всё глядел назад. Иван разглядел его лицо: это, без всяких сомнений, был убийца.
Уже совсем стемнело, когда Иван увидел возле колодца силуэт. Он узнал, это была Любовь. С трудом поднявшись, он вышел к ней.
- Маме стало лучше, - без вступления сказала она. - Я пришла из магазина, а она ходит… Я была уверена, что найду вас где-то тут, и пришла.
- Я очень рад за неё и за вас.
- Это вы сделали! Она мне рассказала.
- Нет. Я только попросил.
- Неважно. Спасибо Вам!
- Вот уж, совсем не за что…
- Есть. Как вы себя чувствуете?
- Лучше.
- А как дела у девочки?
- Играет. Но я видел убийцу… Они передвигаются на грузовике «Облэнерго».
- Ох… - Люба прикрыла рот рукой. - Они ко мне сегодня заходили. Купили колбасы и водки. Они живут в соседней деревне, а у нас делают профилактику трансформатора.
- Это далеко?
- Деревня?
Иван кивнул.
- Километра два-три…
- У вас есть машина? Я бы хотел туда попасть, но сам не дойду.
- Откуда у меня машина? - Люба развела руки. - Можно, конечно, у Мишки попросить его жигулёнок... Но он сам за руль сядет.
- А вы не умеете?
- Немного и по прямой, - усмехнулась Люба.
- Попробуйте взять машину. Ему я не смогу всё объяснить, а вопросы у него будут…
Через час они ехали в сторону Некрасовки. Люба сидела на краешке сидения, прижавшись к рулю, и внимательно выглядывала дорогу в пучке света фар.
- Пришлось сказать, что на свидание еду, - девушка нервничала и оттого стала разговорчивой. - Не поверил, конечно, но машину дал.
- Я для вас теперь всё что угодно сделаю! Вы так маме помогли!.. Она вас в гости хочет позвать, но боится. А я говорю: чего бояться, человек-то хороший.
- Я не знаю, как его остановить… - произнёс невпопад Иван.
Люба замолчала.
- Я не думала об этом… Мне казалось, что раз вы такой… ну… В общем, для вас это не проблема…
- Просто вижу, как все это произойдёт, и больше ничего…
- Как же быть?
- Не знаю… Поживём - увидим.
На единственной улице Некрасовки слабо горели редкие фонари. Почти во всех домах не было света.
- Как же нам их найти? – спросила Люба, сбавляя ход.
- Ищите грузовик, - ответил Иван.
Он сидел с закрытыми глазами и был бледен. Его растрясло на ухабах, и сильно кружилась голова.
- Вот он! – воскликнула Люба.
Иван открыл глаза, посмотрел по направлению её взгляда и увидел грузовик. Он стоял у большого деревянного здания, в котором горели все окна.
- Это клуб бывший, - пояснила девушка.
- Остановите в стороне, я пройдусь.
- Зачем?
- Сам не знаю… Посмотрю, может что в голову придёт. Хотя бы убедиться, что это действительно убийца.
Прихрамывая, он, стараясь не выходить в освещённые фонарем пятна, подошёл к углу клуба. Через открытые окна доносился шум гулянки, вразнобой слышались пьяные голоса.
Через полчаса дверь хлопнула, и с крыльца спустились двое. Один достал пачку сигарет и угостил второго, который зажёг спичку. Поочередно вспыхнули два красных огонька. Сердце у Ивана учащенно забилось. Сомнений не было: один из них был тем самым, который будет убивать девочку. А вот второй… Второй был сущность от сущности той, что владела алкоголиком, который избивал Ивана.
Оба человека покурили, перебросились парой фраз и отошли в сторонку, отлить. Убийца стоял, пошатываясь, а второй начал вести себя беспокойно, вдруг стал озираться по сторонам. Иван смотрел им в спины и вдруг понял, что эта мерзкая сущность чувствует его, Ивана, присутствие. За секунду до того, как второй обернулся, он успел отпрянуть за угол клуба.
На всякий случай Иван отошёл от клуба подальше. Не доходя до машины, он остановился. Что-то страшное готовилось. Именно готовилось. Это не будет стечением обстоятельств. Он это уже понимал. Какие-то силы избрали Хвощевку, этого маньяка и девочку в роли жертвы, не случайно. Как не случайно, что один, одержимый демоном, пытался убрать Ивана с шахматной доски, а второй одержимый под видом рабочего опекал будущего убийцу. Всё гораздо хуже и сложнее, чем он предполагал с самого начала. Ему стало страшно.
И ещё он понял одно - всё произойдет завтра.
- Люба, нам надо уезжать, - сказал он девушке, ожидающей его около машины.
- Почему? Вы что-то увидели? Вы поняли, как будете поступать?
- Да, - кивнул он, - я всё понял. А сейчас поехали.
- Ну, ладно…
Она стала трогаться и заглохла. Завыл стартер, снова заработал мотор. Немного перегазовывая, она тронулась.
Надо вывести её из-под удара. Став помогать ему, она стала мишенью. Эти, с рылами вместо лиц, могут что-то нехорошее с ней сделать.
- Мы сейчас приедем, и вы ложитесь спать. А завтра идите на работу. Думаю, в ближайшие дни ничего не произойдёт.
- Правда?..
- Конечно.
На следующее утро он не пошёл на свой наблюдательный пункт в полуразрушенной церкви, а засел в кустах рядом с трансформаторной будкой. Для того, чтобы не вызывать лишние вопросы, он налил в бутылку из-под водки воды и взял яблоко. Для постороннего наблюдателя всё будет выглядеть так, как будто местный пьяница уединился.
К десяти часам подъехал грузовик. С кузова спрыгнули рабочие и, не торопясь, стали возиться в будке. На обед один из них сбегал в сельпо и вернулся с пакетом. На расстеленную газету выложили и порезали помидоры, колбасу, на куски поломали чёрный хлеб, поставили две бутылки водки. После обеда покурили и вновь приступили к работе.
Убийца весь день был на виду и вёл себя, как все. Только один раз, когда мимо проехали на велосипедах дети, долго смотрел им вслед.
Часа в четыре стали сворачиваться, убрали инструмент и закрыли трансформаторную будку. Четверо запрыгнули в кузов, а убийца что-то сказал и, не торопясь, пошёл пешком. Когда грузовик отъезжал, один из рабочих, тот, с кем убийца ночью выходил покурить, пристально посмотрел в те кусты, где прятался Иван.
Сердце колотилось о поломанную грудную клетку.
- Началось, - подумал Иван, на удалении следуя за убийцей.
Все его чувства обострились. Ему теперь не надо было глядеть человеку в глаза или касаться его рукой: он всё чувствовал и понимал, даже не видя человека, а ощущая его.
В доме справа, где открыто окно, приезжая девушка сидит перед зеркалом и держит в руке нож, прижав его к запястью. Ее бросили, подло и неожиданно. Вот уже пятнадцать минут она не может решиться вскрыть себе вены. Не вскроет. Проплачет всю ночь, и наутро станет легче.
Сзади послышался звук приближающегося трактора. Тракторист торопится домой, его там ждёт жена и сын, хоть и двоечник, но любящий отца и мать.
Убийца завернул за угол дома. Иван было хотел идти следом, но почувствовал за поворотом того, с рылом. Его ждали. Они хотели отсечь хвост от убийцы.
Иван повернул раньше и пошёл параллельным переулком. Уже почти выходя из деревни вслед за убийцей, он почувствовал там, позади, сильное раздражение и ярость. Это местный одержимый понял, что его обманули.
- Он будет догонять, но некоторая фора есть, - прикинул Иван.
Всё же что он будет делать один? Как ему спасти девочку? Ладно, всё потом. Там на месте разберёмся.
То, что девочка уже в лесу, Иван не сомневался. Убийца, сокращая дорогу до Некрасовки, обязательно наткнется на неё. Всё произойдет очень скоро. Он уже чувствовал страх и боль девочки, слышал запах крови.
Ну, вот и всё… Выйдя на пригорок, Иван увидел внизу убийцу, а навстречу ему шёл второй рабочий, внутри которого пряталось чёрное рыло. Рабочий вёл за руку девочку. Вот они встретились. Слов Иван не слышал, но каким-то чудом понимал, о чём они разговаривают.
- Вот, девочка заблудилась, - говорил рабочий.
- Откуда она? – спрашивал убийца.
- Из Хвощевки. Отведёшь? А то меня ребята ждут.
- Хорошо, - кивает убийца.
Девочка стояла спокойная, ничего не подозревая. Когда рабочий подтолкнул её к убийце, она спокойно взяла его за руку. Убийца и девочка повернулись и пошли обратно, в сторону Хвощевки, прямо на Ивана. Тот отошёл с дороги и спрятался в молодом ельнике. Рабочий остался на месте и смотрел им вслед.
«Зачем им это нужно?» - думал Иван. Ведь очевидно, что эти с рылами всё подстроили, чтобы убийца, вернее тот, кто им станет через десять минут, и жертва оказались в этом месте. Им зачем-то нужно это убийство.
Убийца и девочка шли, о чём-то разговаривая. Когда они оказались в низинке, убийца завертел головой, осматриваясь по сторонам. Убедившись, что никого нет, он, всё так же держа девочку за руку, сошёл с тропки. Девочка, почуяв неладное, ещё не сопротивлялась, но напряглась и пыталась выйти обратно на тропинку. Однако убийца держал её крепко, подталкивая в спину в сторону кустов. Споткнувшись, он начал падать, завалив за собой девочку. Оказавшись на земле, над девочкой, убийца некоторое время смотрел в её испуганные глаза, а потом зарычал и медленно стал стягивать с неё платье. Девочка закричала.
С этим криком как будто сорвалась пружина. Иван, забыв про травмы и боль, ринулся вниз.
- Остановись, у тебя ничего не получится! – услышал он сверху.
Оглянувшись, он увидел рабочего, стоящего на холме.
- Эту суку надо добить! - услышал он ещё один крик. - Его же, падлу, предупреждали!
Это кричал хвощевский алкоголик. Он появился с другой стороны и бежал вниз, навстречу Ивану.
То, что владело этими двумя, уже почти не скрывалось. Иван ощущал это, как чёрные сгустки ненависти. Точно такие же сгустки стали появляться и с других сторон, застывая наверху. А внизу, под ними, как на арене древнего театра, не замечая ничего, елозил убийца, срывая с жертвы последние куски одежды.
- Уходи, останешься жить! – крикнуло рыло в одежде рабочего.
Всё это Иван видел внутренним взором, при том что глаза его смотрели только на убийцу и трепыхающуюся под ним девочку. Ему оставалось несколько метров. Алкоголику чуть больше. Должен успеть.
С разбега Иван ударил носком ботинка убийцу в висок. Тот сразу обмяк. Позади, спереди и с боков раздался вой. Глаза бежавшего демона запылали ненавистью. Ему оставалось пару метров, когда Иван рухнул на землю, схватив руками девочку и накрыв её своим телом.
Первый удар пришёлся в уже поврежденные ребра. Иван вскрикнул, дыхание у него остановилось, но руки он не разжал. Его били со всех сторон: голова, живот, рёбра. Сознание от боли уплывало куда-то в синюю даль, и в эти мгновения Иван видел себя как будто со стороны, жалкого и беспомощного, прижавшего собой к земле девочку. «Девочка!» - вспыхивало в голове, и усилием воли он возвращался вниз, к боли и крикам, сжимая крепче руки.
Вдруг удары стали редкими и вскоре совсем прекратились. Ивану даже показалось, что чёрные сущности удаляются. Сил повернуть голову и посмотреть вокруг не было. И тут до него донесся крик:
- Надя! Ау!
*****
- … Я видела, что девочки пошли с лукошками в сторону леса, - сидя на стуле возле больничной койки, рассказывала Люба. - Конечно, я встревожилась. Но вы же сказали, что всё произойдёт позже. А уже закрывая магазин, я увидела возвращающихся девочек, без Нади. Они сказали, что Надя заблудилась. Тогда я побежала к её дому, а потом с её отцом и ещё несколькими ребятами мы пошли её искать. Далеко она уйти не могла. А я всех надоумила прочесывать лес по направлению к Некрасовке, я ведь знала, где живёт убийца. Когда шли туда, мы никого не видели, только один рабочий попался нам навстречу, из тех, которые с «Облэнерго». Но он сказал, что никого не видел. И мы прошли мимо. А вот на обратном пути увидели вас с девочкой, а рядом лежащего без сознания ещё одного рабочего. Вначале все подумали на вас, тем более девочку вы держали крепко, а её одежда лежала рядом. Но на вас ни одного места живого не осталось. И слепому было понятно, что вас сильно били. А потом и девочка всё рассказала: про то, как ведший её домой рабочий затащил её в кусты, как стал срывать с нее одежду… Как потом вы его спихнули и накрыли собой. Потом она ничего не видела, только слышала какой-то вой. Ну, или ей это померещилось… Вот и всё.
- Насильника посадили, судить будут. Полиция говорит, что хоть акт и не был совершён, но свои лет пять он получит. Родители с девочкой уехали в город. В деревне посудачили и успокоились. В общем, всё стало, как обычно. А! Вот ещё что! Тот алкоголик, ну который вас ещё бил, помните? Он на заработки уехал. Но, говорят, его по дороге машина сбила. Насмерть.
Иван слушал рассказ девушки и смотрел в потолок. Ужасно чесалась рука под гипсом, но он терпел.
- Я вам фруктов принесла. И котлетки с макаронами. Мама приготовила. Здесь-то, наверное, совсем плохо кормят. И ещё… - Люба замялась. - Я подумала, что вам, когда поправляться начнёте, надо во что-то одеться… В общем, я без спросу к вам домой зашла и вот кое-какую одежду принесла. И книжка у вас лежала, её тоже захватила, почитать.
- Ну, а теперь я побегу… - Люба поднялась. - Вы, главное, выздоравливайте побыстрее!
- Подождите, - негромко сказал Иван, - подойдите поближе…
Любовь неуверенно приблизилась. Иван достал из-под одеяла здоровую руку и приложил к животу. Девушка покраснела.
- Идите, - убрал руку Иван. - И скажите маме, что ей еще пожить придётся. У неё через годика полтора внучок родится… Теперь родится…
Люба покраснела ещё больше, хотела что-то сказать, но передумала и быстро вышла из палаты.
А Иван закрыл глаза и долго ещё так лежал. Потом он улыбнулся, посмотрел на синее небо за окном и протянул руку к книге, которую принесла девушка. Неуклюже, одной рукой положил её на колени и открыл. Из книги выпал кленовый лист, который служил закладкой. Иван взял его и с удивлением посмотрел - вместо красного, высохшего листа он держал в пальцах полный жизни зелёный лист...