Полярный день

Алексей Горохов 28.09.2023

Полярный день

В камере стало светлее, тонкий лучик солнца просочился сквозь металлические «реснички» и упёрся в стену. Несмотря на постоянно горящие лампы дневного света, солнечное пятно было ярким и выхватывало из облаков табачного дыма трещинки и пятно плесени на штукатурке. Те, чья очередь спать ещё не пришла, пили чай за «дубком», курили на «вокзале» и негромко между собой переговаривались. Остальные спали. На двадцать мест здесь было сорок два заключённых. Серьёзные и отсидевшие побольше имели свой шконарь, остальные делили спальные места на две или три смены.

К Сергею подошел шнифтовой, дежуривший у «тормозов», и легонько дотронулся за плечо:

- Пять утра.

Заключённый открыл глаза, какое-то время смотрел на солнечный зайчик, вздохнул и поднялся. Сегодня у него очередной день суда, значит, скоро отведут на сборку, потом автозак, суд, где больше ждешь, и дорога обратно.

Заворочался на своем шконаре Игорь, прозванный за свою внешность ещё на воле Комаром.

- Что, поедешь?- А куда я денусь? – застёгивая рубашку, ответил Сергей.

- Я тебя провожу. Кофе будешь? Может, схаваешь чего?

- Кофе буду и всё.

- Щас сделаю.

Комар быстро соскочил на пол, взял в руки электрический чайник, убедился, что он наполовину полон, поставил его на подставку и включил. Взял с полочки два фаныча, насыпал в каждый по две ложки растворимого кофе, кинул по два кубика сахара.

- Долго вам ещё мотаться? – спросил Комар, отхлебывая горячий кофе.

Сергей только пожал плечами. Он и его два подельника сидели уже почти три года, а суд все никак не мог вынести приговор. За это время некоторые уже успели освободиться и заехали по каким-то мелочам повторно.

- Тормоза! – резко выкрикнул шнифтовой.

И тут же послышалось звяканье ключей и провороты замка.

- Панкратов, на выход! – крикнул с порога мент.

- Пять минут, - спокойно ответил ему Комар, допивая с Сергеем кофе. Мент молча ждал. Наконец, сделав последний глоток, Сергей поднялся.

- Пойдём, - бросил он, выходя. Тормоза закрылись, несколько раз провернулся в замке ключ, и шаги стали удаляться.

Они шли по коридору третьего этажа, справа были двери в камеры, слева - зарешеченные окна, выходящие во внутренний двор с липами и бывшей церковью, переделанной при советской власти в медпункт. Непривычно было глядеть на двери с этой стороны, как будто из какого-то зазеркалья. Там, внутри, жизнь, обычная тюремная, с небогатыми развлечениями в виде наркотиков, игры в карты и вечных рамсов по большим и маленьким поводам. Сергей предпочитал нарды и книги, которые заказывал в местной библиотеке. Раз в неделю он подавал список, книг пять, а получал ещё через неделю одну или две, и совсем не те, которые просил. Но это помогало не умереть со скуки в четырех стенах. Он погружался в чужие миры хорошей и не очень литературы. Мечтать или вспоминать о воле он себе запретил ещё в первые месяцы отсидки, и книги были единственной отдушиной.

Деревья с уже пожелтевшей листвой, видимые в окна тюремного коридора, были пришельцами из других миров. Ещё одна осень. Уже третья. Прекрасное время года, когда в камере есть чем дышать. Летом в плохо проветриваемом помещении стояла наполненная никотином духота. На решку ставили вентилятор и направляли его внутрь, но это почти не помогало. Народ дышал, курил, кипятил воду, стирал и выстиранное сушил на саморучно связанных канатах. Иногда температура доходила градусов до сорока, а то и больше. А осенью становилось легче.

Коридор кончился лестницей вниз, потом ещё по одной, металлической, той, что снимали в Штирлице. Просторный первый этаж со сборными помещениями. На сборке уже было человек двадцать, все курили и ждали, когда их повезут в суды или к следователю. Но автозаки начинали забирать людей не раньше восьми, так что часа два-три нужно было коротать здесь.

Затем опять его фамилия, сверка с личным делом, которое вместе с ним поедет в автозаке, предложение взять запаривающуюся кашу или Ролтон, которое он отверг. Всё равно кипятка в суде не дадут, хотя некоторые берут и едят всухомятку.

Ехать примерно полтора часа. По дороге заехать в Лефортовский и Перовский суды, там выгрузить первые партии, и только потом его суд. Он садился с краю, так, чтобы было видно окошко возле конвоира. Маленькое и грязное. Зато в него были видны кусочки свободного города, дома, машины, пешеходы. За три года, что он сидел на Бутырском централе, он сильно отвык от подобных видов. Он даже небо все эти года не видел. Дело в том, что ежедневные прогулки осуществляются во двориках, оборудованных на крыше, а сверху, на высоте метра два от стен, построена металлическая крыша.

В этот раз на улице было тепло, и конвоир открыл окошко. Перебивая запах пускаемого по кругу чифира и густого табачного дыма, долетал запах осенней тополиной листвы и выхлопных газов – запах воли.

Суд, помещения для зеков, рассчитанные на двух человек, но заполняемые четырьмя или пятью. Везде дефицит спальных и сидячих мест: в тюрьмах, автозаках, судах. И только в колонии у каждого будет свое место. Там будет и локалка, в которую всегда можно выйти из барака, и деревья, и небо. А пока суд решает с приговором, Сергей вынужден три года разглядывать осточертевшие, выученные наизусть, до трещинки, до пятнышка, стены «хаты».

Часа в три повели в зал суда. Из соседних боксиков вывели подельников. Поздоровались, на ходу обменялись новостями. Светлое помещение, адвокаты, прокурор с некрасивой помощницей. Через десять минут вышел судья в мантии. И всё, как обычно: ходатайства стороны защиты, стороны обвинения, констатация неявки двух свидетелей, перенос слушаний на неделю. Адвокаты пожимают плечами, прокурор схватил портфель и удалился с помощницей, а их троих, с руками в наручниках, вновь отвели и рассадили по разным боксикам.

Около пяти он слышал, как повели в автозак подельников, сидящих на Матроске. В шесть приехали за ним. Дорога обратно почему-то всегда была длиннее: то в одном суде ждали, пока кто-то с заседания освободится, то в другом. Потом встали в пробку. Сквозь уже закрытое окошко конвоира угадывались очертания машин, и ярко вспыхивал разными цветами светофор. Наконец, вырвались. Долгий, прямой участок, потом поворот направо, немного прямо и уже налево, Сергей уже наизусть помнил все эти повороты.

Огни пропали, заехали в тёмное место и остановились. Это «шлюз», двойные тюремные ворота в арке здания следственного управления. Машину и документы проверили, ворота открыли, и автозак медленно подкатил к главному входу в Централ. Движение в обратном направлении: фамилия, переданное конвоирами личное дело, коридор, сборка. Ещё два часа ожидания. Как только привезут последних зеков, конвоиры поведут их по камерам.

Мент взял сразу шесть человек и повёл на второй, а потом на третий этажи. Дверь в его хату. Сергей не видел, но знал, что шнифтовой, услышав шаги в коридоре, уже предупредил хату, чтобы успели спрятать «запреты». Сидельцы поныкали заточки и телефоны и в ожидании уставились на «тормоза». Лязгнул замок, и свежий воздух коридора сменился на привычный, спертый и прокуренный воздух хаты.

- О! Серый! – с лавочки у «дубка» поднялся Комар. - Давай к нам, мы как раз «купчика» заварили.

- Эй, Кутузов! – крикнул Лёха Канада одноглазому шнырю. - Сделай похавать человеку, он целый день не ел ничего и не пил.

Кутузов быстро потушил недокуренную сигарету и бросился запаривать Ролтон и кипятить чайник.

Серёга присел рядом с Комаром и Канадой, сделал маленький глоток чифиря и закурил. Посмотрел на часы, уже было половина одиннадцатого.

- Ну как сегодня прошло? – спросил Комар.

- Всё как обычно, - выпустил дым Сергей.

- Уж быстрее бы осудили, да на зону! – выругался Канада.

- Ага, на зону! – Комар скомкал в пепельнице одну сигарету и сразу достал новую. - Пока приговор, потом касатка. Даже если Серый не подаст, кто-нибудь из подельников напишет. Это ещё полгода ждать «мосгорштамп». И ещё месяца два, пока в законку вступит, и этап подойдет.

- Устал я что-то, - сказал, вставая, Сергей и, не раздеваясь, лёг на свой шконарик поверх одеяла.

Голова кружилась от выкуренного за день, от табачного дыма, которым, казалось, пропитаны все стены тюрьмы, от ожиданий, автозаков и тёмных судейских боксиков. Прикрыл глаза, и на секунду показалось, что над ним шумят высокие сосны, раскачиваемые ветром. Открыл – в камере стоит привычный, никогда несмолкаемый гул, кто-то с кем-то разговаривает вполголоса, кто-то так же негромко ссорится, с «вокзала» доносится стук кидаемых в нардах кубиков, с «дальняка» слышится шум воды, кто-то умывается. Сквозь металлические «реснички» жалюзи пытается просочиться темнота. Пытается, но ярко освещённая лампами камера не пускает её внутрь. Здесь всегда светло, шумно и накурено. Тюрьма, каждый новый день похож на старый. Много людей, и у каждого своя история, но все они похожи и повторяющиеся. Нет ночи, всегда один полярный день, подсвеченный лампами дневного света.

Глоссарий

Решка – окно

Реснички – металлические жалюзи

Дубок – стол

Вокзал – пространство перед дверью

Тормоза – дверь

Шнифтовой – дежурный у двери

Фаныч – кружка

Дальняк – туалет с умывальником

Мосгорштамп – решение суда кассационной инстанции, как правило, оставляющее приговор без изменений

Локалка – локально огороженная территория

Полярный день

Задать вопрос

Спасибо!