- Главная
- Разделы журнала
- От редактора
- Восемьдесят третий номер
Восемьдесят третий номер
Артём Артёмов 31.08.2021
Артём Артёмов 31.08.2021
Восемьдесят третий номер
Когда-нибудь, если доживу, конечно, я буду сидеть в мягком кресле, укутанный клетчатым пледом, и брюзжать о прошлом. Из слушателей мне достанется сиделка, которая будет вынуждена отрабатывать своё жалование, слушая мое старческое негодование, и уворачиваться от указующего перста, который, разогнув раз, не смог уже убрать из-за ревматизма.
Мне будет много что ей рассказать. О детстве в стране, где было всё необходимое, но катастрофически не хватало ещё более важного – жвачки, наркотиков, коррупции, круглосуточных увеселительных заведений и демократии. Для того, чтобы это всё жизненно важное получить, мои более старшие сограждане уничтожили саму страну, а потом и существующее необходимое – медицину, образование, бесплатное жильё, авиа- и прочую промышленность, срубили и сожгли леса.
Началась эпоха демократии, то есть лицемерия. Ведь это одно и то же. Вот тогда мы зажили. Как муравьи в растревоженном муравейнике. Мошенники становились банкирами, и наоборот; комсомольские активисты олигархами, их курировали и направляли бывшие партийные активисты. Продать достояние или секреты стало нормой, и общество искренне недоумевало, когда кто-то отказывался это делать. Врачи и силовики научились зарабатывать, лечить и защищать у них получалось хуже и реже. Сталин был официально объявлен очень плохим, но при общественных опросах он неизменно выходил в лидеры. Кино, первое из искусств, приняло изменения и стало снимать насущное, правда, неинтересное и ненужное. Театр инертно продолжал какое-то время ставить классику, но потом, спохватившись, догнал и перегнал, отдав сцену лесбиянкам, гомосексуалистам и прочим новым художникам.
Остатки страны местами ссыхались, местами гнили в болотной жиже. Мэр Москвы сделал для этого немало, впихнув в присвоенный город 20% населения всей России. В столице еженедельно менялась плитка и асфальт, для удовлетворения потребностей строительного лобби строились новые микрорайоны, сравнимые по масштабам с приличными райцентрами. У градоначальников пухли головы по освоению свалившихся профицитных бюджетов. И всё равно оставалось. Можно было бы менять бордюры ежедневно, но их не успевали подвозить. Тогда стали забирать кусками Московскую область, нищую после вывода Кузнецовым и Ко областного бюджета.
У России тогда отобрали флаг, и мы стали им пользоваться только внутри страны. И гимн тоже отобрали, запретив его публичное исполнение. Вместо гимна мы стали напевать кто во что горазд. Министр иностранных дел, выходя из самолёта, мурлыкал его себе под нос, как Штирлиц про себя пел песню о Красной Армии. Олимпийцы на награждении, приняв на грудь, громко распевали кто «Катюшу», а кто что-нибудь из раннего Моргенштейна, как говорится, кто на что учился.
Мы привыкли. В нас стало развиваться двуличие. У себя, во внутренних границах, мы были гордой нацией, народом-победителем, но выехав, как раньше говорили «за бугор», мы со всем соглашались и искренне ковырялись в себе, выискивая бревнышко потяжелее. В этом нам помогали немногие оставшиеся совестью нации. Их неплохо содержал Газпром и министерство культуры. Главной их задачей было не дать нам всем усомниться в том, что мы, ничтожные холопы, доставшиеся заграничному барину, не понимаем до конца своего счастья. Украина, Грузия, Армения, Азербайджан, Казахстан, Литва, Латвия и Эстония в этом оказались сообразительней.
… Обычно в этом месте безразлично смотрящая в окно сиделка оживляется и, дождавшись, пока я сделаю вдох для продолжения повествования, быстро закидывает между оставшимися зубами таблеточку фенозипама. Проглотив не разжевывая, я ещё говорю о давно пережитом, но не забытом, однако голос мой становится слабее, язык заплетается, и вскоре голова безвольно падает на грудь.
Утром меня разбудит утреннее солнышко. Я буду долго смотреть на просыпающийся за окном дворик, обнесённый глухим забором, пытаясь вспомнить кто я, что я здесь делаю и почему на окнах решётки.