• Главная
• Разделы журнала
• Персоны
• «МУСЯ МОЯ!»

«МУСЯ МОЯ!»

Алексей Бурыкин 19.03.2021

Алексей Бурыкин 19.03.2021

«МУСЯ МОЯ!»

Заключительная часть воспоминаний драматурга и режиссёра Алексея Бурыкина о Галине Боголюбовой (начало и продолжение в номерах 1/21, 2021 и 2/21, 2021).

*****

Спектакль «Башмачкин» увидел свет зимой 1994 года. И в том же году в Театре им. Ермоловой две Гали - Боголюбова (завлит) и Дубовская (режиссёр) - написали инсценировку повести Достоевского «Село Степанчиково и его обитатели». Жанр был определён: «драматическая опера», то есть, играют-играют артисты, и вдруг запоют... Как в мюзикле, только лучше, и режиссёр настаивала, что это будет именно опера. Потому привлекли настоящего композитора Валерия Котова и ненастоящего либреттиста, то есть меня. Новое - манит, и я с энтузиазмом «бросился» сочинять стихотворные тексты, на которые Котов затем должен был написать музыку. Дубовская точно знала, в каких именно местах артисты запоют, и я принялся за работу.

Каждый персонаж обладал своим музыкальным ритмом, поэтому каждый персонаж мною пропевался. Буквально. Вслух. Это был набор звуков. Я воображал себе, скажем, Полковника, и, бормоча, думал о его качествах, и некая мелодия выпевалась сама собой, появлялся ритм, выкатывались слова, свойственные именно этому персонажу, возникала строка, другая, третья...^[1] В общем, где-то через месяц работы я принёс Галям восемь эпизодов - основ для ариозо, каватин и диалогов...

ТАТЬЯНА ИВАНОВНА. Безумец! Когда кончатся ваши проказы?

ОБНОСКИН. Я потерял...

Т. И. Что потерял?

О. Я потерял разум!

Т. И. Кто ж тому виной, в чём причина?

О. Не сносить мне головы, коль причина не вы!

Т. И. Я причина?

О. Вы причина!

Т. И. Ах, какой отчаянный мужчина!

Котову понравились не все слова, об одной фразе он сказал: «Так Достоевский написать не мог». – «Он и не писал, это написал я. Но этот персонаж, в данных обстоятельствах, может, по-моему, так некрасиво выразиться». Обе Гали встали на мою защиту: «А нам нравится!» Уж не помню, чем закончился спор: исправил ли я? или так осталось? - но вот и музыкальные «куски» оказались готовы, и Дубовская приступила к репетициям. Фому Фомича играл Лев Иванович Борисов, мне довелось работать с ним в фильме Говорухина «Брызги шампанского», а Полковника - Гена Галкин, с которым я тогда только познакомился благодаря Дубовской (я так и говорил: «Галка, Гена - он твой!»). Гена - отдельная страница, чтобы не сказать вселенная, и не сейчас о нём...

Спектакль получился странным, хотя пели все неплохо, жанр выдержали. Заканчивалось «Степанчиково» патетически:

ХОР.

Отчего? Почему? Не ответить и не взять в толк,

Но так уж на Руси, но так уж на Руси, но так уж на Руси заведено...

Нет, чтоб повенчаться, сделавшись мужем и женой, -

Она в монастырь, она в монастырь, она в монастырь, он - в полк!

Галя Дубовская, склонная к самовосхвалению (а кто из режиссёров не склонен?), ходила и всем говорила: «Где ещё драматические артисты так поют?» Можно было, конечно, и поспорить, памятуя о ранее вышедших в Москве спектаклях «Иисус Христос – суперзвезда» (Театр Моссовета, 1990) и «Бумбараш» (Театр-студия п/р О. Табакова, 1993), но никто не спорил. Кивая, соглашались.

Дубовской меня посоветовала Боголюбова. Галино свойство - делиться найденным, давать расцвесть^[2]. Она и впоследствии меня не забывала и рекомендовала, например, в театр «Ромэн» (где была одно время завлитом, в декабре 1975 года организовала там концерт Высоцкого, связей не прерывала). Моего «романа» с «Ромэном», правда, не вышло. Там нужны были зонги для нового, абсолютно цыганского, спектакля. Я пришёл на встречу, мне рассказали, что происходит в пьесе, даже спели, я покивал головой, попробовал и оказался, увы, не Пушкиным. Слова, которые сочинялись, выходили корявыми, проникнуть в тайну цыганской души оказалось мне не под силу... Или - иначе: не моё. А когда не моё - душа не воспламеняется, а без огня выходит мёртво. Промучившись месяц, извинился перед «Ромэном» и самоудалился. (Странный зигзаг судьбы, ведь через десять лет на Высших Курсах Сценаристов и Режиссёров я буду учиться в мастерской Эмиля Лотяну (а у него едва ли можно найти фильм без цыган))...

Художником спектакля «Башмачкин» по Гоголю был Сергей Якунин. Он устраивал выставку своих, так сказать, арт-объектов. Галя позвонила мне, пригласила на открытие. И она же на выставке подвела меня знакомиться с парой: Симонова-Эшпай.

- Андрей, - протянул руку бородатый серьёзный человек.

- Вы тот самый Андрей Эшпай, что снял «Униженных и оскорблённых»? - в восторге спросил я. Андрей заулыбался. (Сдержанная камерность этого фильма «втянула» меня, только недавно его посмотревшего, и я был под впечатлением). Тут же узнал, что в «Богисе» замышляется «Анна Каренина» в постановке Андрея, а в главной и единственной роли - его жена Женя Симонова. Вообще с этого вечера началась многолетняя моя дружба с, как мы шутили, «кланом Симоновых-Эшпаев». И второй моноспектакль в истории «Богиса» оформлял Якунин. Они с Андреем придумали для финала опасный трюк: Анна-Женя внутри сценической конструкции в буквальном смысле срывалась на центрифуге в безумное кружение. Зрелище одновременно завораживающее и жуткое, до холодка внутри и мурашек по телу... Знаю, что многим спектакль не нравился, а по мне: не только выражал роман, но и самого Толстого в совокупности противоречий. Вот запись в его дневнике незадолго до ухода из Ясной Поляны: «Молился, чтобы Он избавил меня от этой жизни, и опять молюсь и кричу от боли. Запутался. Завяз. Сам не могу, ненавижу себя и свою жизнь». И вырвались о спектакле такие строки:

Когда восторгом смертной тайны

предъявлен подлинности счёт, –

так зримо, площадно, брутально

миг откровенья настаёт.

И скрещены в крещендо судьбы

на острие запретных снов,

чтоб вычерпать до дна, до сути

основу всех земных основ.

Раздробленного века вопль

кричащей немотой глуша,

в себя глядится, не мигая, в оба

большая окаянная душа.

И дуновенье музыки небесной

сотрёт кровинку с губ и с щёк,

и оборвётся ниточка протеста,

в кружащей паутине тесно, тесно!

И – сдавленного ужаса зрачок!..

«Господи, прости мне всё!»

Этот последний выкрик Симоновой-Карениной до сих пор у меня в ушах... Премьера спектакля состоялась в апреле 1998 года.

А через два года, в двухтысячном...

Влад Демченко не только актёр, но и очень деятельный человек. Вывозил за границу Большой и Малый театры, организовывал фестивали и презентации... Обратился ко мне со своей мечтой: «Маленький принц» на сцене. И чтобы всё было: и цирк, и балет, и опера, ну и драматическое искусство, само собой. Сам Влад будет играть Лиса, его сокурсница Елена Дробышева - Розу и Змею; спектакль поставит его товарищ режиссёр Сергей Кутасов. «Только ты, только ты это можешь и должен написать!» и прочие прекрасные слова слышал я от Влада... Проект (о, это заимствованное из английского языка словечко! куда ни глянешь: не спектакли, концерты или фильмы, а – «проекты»!) уже поддержан какими-то там фондами, премией «Кумир» (я впервые слышал о такой), будет грандиозная «философская феерия» начала XXI века, мы поедем с ней в Европу, договорённости есть, и т.д., и т.п. Влад - яркий, и мечты у него яркие, не чёрно-белые... Ему же пришла идея «скрестить» свои возможности с ресурсами (прежде всего, человеческими) «Богиса»... Боголюбова поддержала Влада. На роли Лётчика и всех обитателей планет (Король, Фонарщик, Пьяница и др.) сговорились с Виктором Сухоруковым (однокурсником Андрея Лукьянова, Галиного мужа). И, поскольку «феерия» предполагала синтез искусств, Галя пригласила своего давнего друга легендарного танцовщика и хореографа Михаила Лавровского - в помощь Кутасову. Впервые переговорив с Серёжей, я увидел, что человек понимает, о чём может и должен быть наш «Маленький принц». (Позабавил на днях один взрослый дядечка, с детства не перечитывавший сказку, таким её кратким содержанием: «Скучная вещь, морализаторство без сюжета». Что называется, без комментариев). К тому же я был рад, что наконец-то режиссёр - изначально в замысле. Мы работали буквально в сцепке: я писал, вечером звонил Сергею и прочитывал написанную сцену... Горячих споров, а тем более конфликтов не помню. Принцип работы был правильным, и двигались мы с Серёжей в одном направлении, беря во внимание и биографию Экзюпери, - не только текст «Маленького принца».

Репетировали во Дворце культуры завода «Подшипник» на Дубровке (через два года станет трагически известным местом захвата заложников чеченскими террористами во время мюзикла «Норд-Ост»). Помню радушие и тепло, с каким встретила нас зам. директора Дворца Тамара Васильевна Чернявская. Умела Галя находить таких людей! Проблемы, если возникали, решались быстро и полюбовно. Режиссёр с хореографом слаженно работали вместе. Витя Сухоруков взрывчато пробовал разных персонажей. И никто не ожидал, что энергично начатые репетиции быстро увязнут в спорах относительно исполнителя главного героя - Маленького принца... Серёжа не соглашался с Галиным выбором, считая, что играть должна профессиональная актриса-травести, а не двенадцатилетний мальчик, не обладающий сценическим опытом. В результате Кутасов ушёл с постановки. Я узнал об этом из Галиного звонка: «Я предложила продолжить работу Мише Крылову. Можешь завтра встретиться с ним у нас в офисе?» В 2000 году Крылов, выпускник курса Фоменко, делал в «Богисе» спектакль «Евгений Онегин... Пушкин», я не был им впечатлён. И это было плохим эхом к сотрудничеству. Галя устроила нам встречу с глазу на глаз в снятой для «Богиса» квартирке в Мерзляковском переулке. Миша - живой, добродушный, улыбчивый, держа в руках мою инсценировку, говорил, что хотел бы изменить. На мой вопрос: зачем? - отвечал, что не видит смысла продолжать начатое, а предпочёл бы обновить идею. Но его идея настолько была перпендикулярна нашей, рождённой в безконечных телефонных разговорах, что я видел: моя двухмесячная работа на глазах разлеталась в прах. Придя домой, позвонил Гале и сказал: переписывать «под Мишу» ничего не буду; «Богис» вправе использовать мою инсценировку, которая явно будет переделываться Крыловым; моё имя снять. Что и было сделано...

Спектакль «Маленький принц» прошёл несколько раз и, по-моему, ни по каким европам не поехал...

... Время шло. Всё труднее стало находить деньги на независимый театр. В 2004 году Галино агентство выпустило спектакль Андрея Лукьянова «Человек из ресторана» по Шмелёву с тем же Сухоруковым. А ранней весной 2007-го я пришёл к Гале с моим замыслом. Пьеса «Чужие окна» (или «Дни, которых ещё не было»), которую я намеревался поставить сам, ей понравилась, но она отрезала: «Денег нет». Я уговорил попробовать подать на конкурс в Департамент по культуре Москвы (а потом «огребал» от Гали за дичайшую отчётность, которой ей пришлось заниматься). Подали. Выиграли. Денег немного, но на выпуск хватит. Начали искать артистов. И тут начались забавности, которые я и не предполагал. Дело в том, что Галя – «самый необъктивный человек, которого я в своей жизни встречала», как сказала о ней Таня Рудина^[3]. И Галины предложения обескураживали полным несовпадением, зато это были её друзья-артисты. Я мягко, но твёрдо сопротивлялся. И потому в спектакль были приглашены те, кого всё-таки хотел я: из театра Табакова - Паша Ильин и Лёша Усольцев, из театра «Апарте» - Настя Зыкова. Когда в комнату, которую занимал «Богис» уже на Поварской, вошёл Ваня Моисеев (четырнадцатилетний мальчик, четвёртый персонаж «Окон»), мы с Галей переглянулись: они с Усольцевым были похожи, что придавало всей истории новый смысл.

Репетировали мы на Поварской, 20, где тогда располагалось объединение «Открытая сцена», долженствующее давать приют бездомным театрам. Амбиций стать театральным режиссёром у меня не было, я хотел только поставить именно эту пьесу, которая изначально была замыслена как комедия и называлась-то «День рождения Джонатана Свифта». Но когда написался монолог главного героя, превратилась в драму, хотя жанр я определил так: «поэма для театра». Давно заметил: когда чего-нибудь очень хочешь, - создаётся вокруг магнетическое поле, в которое стягивается всё, что тебе сейчас нужно, и главное: необходимые люди. Когда я понял, что без хореографа не обойтись - встречаю на улице Лавровского.

- Миш, поможешь?

- Дай пьесу почитать.

Дал. На первую репетицию он приносит и протягивает мне свой рассказ - несколько машинописных листов.

- Прочти. Я, когда твою пьесу читал, подумал: надо же, как бывает!..

Да, удивительно: в Мишином рассказе - та же мучительная тема, и даже интонационно они совпадают: его рассказ и моя «поэма»...

А незадолго до этого читал я и плакал над другим рассказом. «Сон» Евгения Шишкина... «Сегодня меня опять донимал этот сон, он снится мне почти каждый месяц, он терзает меня видениями плачущих младенцев, которые ползают по мне, давят на грудь, словно хотят стиснуть и остановить моё сердце; они кладут свои маленькие руки на моё лицо, нечаянно зажимают мне рот и нос, а я неподвижен, я не в силах шевельнуться и освободиться от них, и я умираю во сне от удушья и боли в сердце... А потом я внезапно просыпаюсь с ледяной испариной на разбитом теле, с клокочущим сердцем, и мне хочется криком кричать: «Вернись, моё прошлое! Возвратись назад, время!» Грешен я! И грех этот не смыть ни перед Богом, ни перед ней, ни перед собственной совестью; и никогда не оправдаться мне тем, что был я тогда слишком молод, эгоистичен, максималист до последнего волосочка, и бездумно верил, что мир, в который пришёл я, должен служить мне!»

Давала Галя читать «Чужие окна» и Михаилу Жигалову^[4], который сказал: «Я бы молодого (главного героя, схожего с героем «Сна» - А. Б.) ух как бы сыграл сейчас!»

А священники говорят, что мало мужчин (хоть и они (и даже скорее они) повинны в грехе убийства собственных нерождённых детей) исповедуются в этом.

Миша Лавровский приходил на наши репетиции с удовольствием. Тонко чувствующий искусство вообще, на прогонах реагировал живо и делал точнейшие замечания... Упорно учил моих актёров оставаться и в танце органичными.

Работать было радостно, но, к сожалению, сыграв там же, на Поварской, три премьерных спектакля, мы вынуждены были «прикрыть лавочку»: денег на прокат, увы, не было. Какое-то время ещё потрепыхались, но перед очевидным (как я теперь понимаю) финансовым кризисом раскошеливаться на театр никто не спешил.

А все, кто участвовал в «Чужих окнах», вспоминают те полгода с теплотой... И - знаю: немногочисленные зрители помнят наш спектакль...

Галя всегда чётко знала, что главное, а что не очень. Потому главное и ценила в первую очередь. Помню, когда после спектакля «Нижинский» в Питере (апрель 1993 года) ко мне подошла Рут Винекен^[5] с предложением перевести пьесу на немецкий, Галя, услышав, подлетела коршуном: «Я его агент, всё через меня». Я был несколько ошарашен, но и благодарен Гале: она избавляла меня от скучных формальностей. «Если кто-нибудь будет обращаться к тебе по поводу пьесы - давай мой телефон. Запомни: я - твой агент», - говорила она. Я настолько успокоился, что, когда спустя полгода поинтересовался, как идёт перевод «Нижинского» на немецкий, не сразу понял, что Галя потеряла контакты Рут, и что вообще всё это оказалось пшиком. Не скрою, я был огорчён. И когда публиковал «Нижинского» на русском языке (на английском пьеса вышла раньше), как бы «отомстил»: поставил свой знак копирайта. Мой договор с «Богисом» был невнятен относительно авторских прав, поэтому, даря Гале литературный альманах с пьесой, я внимательно наблюдал за её реакцией. Заметил, что она увидела «© Алексей Бурыкин», но и глазом не повела. «Будем отмечать! Вино принёс? Нет? Муся моя, сгоняй тогда... Только чилийское!» Кстати, «мусями» у Гали были все любимые люди. Если «муся» появлялась внезапно, без предупреждения, могла огрести радостное: «Муся, б...!» и - распростёртые объятия (иногда с заламыванием пальцев до боли - ну, любил человек так делать!). У кого-то мат - поэзия... у другого - выразительное средство... Галин мат был органичен. Именно поэтому трудно её представить без мата. Без сигареты и без мата. И ещё без «цацек», как она называла многочисленные бусы, кольца и серьги. По-моему, я ни разу не видел на ней то же украшение!

... В конце 90-ых годов написалась у меня пьеса «Ножницы». Первый читатель - Галя. И вдруг от неё неожиданное предложение - мне же и поставить (это задолго до «Чужих окон»). «Деньги я найду. А играть будет... Альбинка моя». Выясняется, что актриса Альбина Матвеева^[6] - Галина родная сестра. Я встретился с Альбиной, но, как ни пыжился, найти сходство между героиней моей пьесы и сидящей напротив женщиной не смог. О чём прямо Гале и сказал. Она подрасстроилась, конечно, но отношения наши от этого трещины не дали.

Галя приходила на помощь всегда. Я не помню просьбы, какую бы она не выполнила. И по мелочёвке, и уж тем более, когда было что-то серьёзное. А если сама не могла, - поднимала на ноги всех, кто мог: умоляла, «связывала» людей, перенаправляла одних к другим... Я как-то сказал сыну: «Если со мной случится что-то страшное, первый человек, кому ты звонишь - Галине Борисовне. Она обязательно поможет».

У фейсбука есть функция-напоминалка «в этот день» - год назад, два, десять... И вот 17 января 2021 года, когда я как раз писал эти воспоминания, «выскочил» привет от Гали из 2013 года (очевидно, они тогда с Андрюшей уезжали на праздники за границу, и я не смог дозвониться, и вот приехали): «Дорогой! Мы здесь и очень любим тебя!!!!!!!!!!!! Давай завтра созвонимся!»

С какой бы радостью, Галя! Я смотрю на надпись на сайте «Богиса», и поверить нет сил... Нет, не могу.

Очерк печатается в авторской орфографии.

[1] Как моё «музыкальное» чувствование героев повести соотносилось с котовским - не знаю; а ведь должны были быть противоречия! Но Валерий ни разу не просил меня изменить размер или ритм.

[2] У Гали был, что называется, нюх на настоящую драматургию, какой бы жанр ни «исповедовал» автор. Именно Боголюбова, будучи завлитом театра «Современник», к примеру, «вытащила на свет» иркутского драматурга Владимира Гуркина, чья пьеса «Любовь и голуби» была поставлена в «Современнике» в 1982 году Валерием Фокиным, а потом стала фильмом Владимира Меньшова.

[3] Татьяна Рудина - заслуженная артистка России, актриса Театра им. Ермоловой, жена Александра Сирина, народного артиста России, который принимал участие в спектакле «Богиса» «Человек из ресторана» (реж. А. Лукьянов).

[4] Заслуженный артист России, дружил с Галей с «Современника», потряс меня в роли Скулова в фильме И. Хейфица «Подсудимый» (1986).

[5] Немецкий переводчик, писатель, драматург, публицист, педагог. В описываемое время была женой Александра Галибина, жила в Санкт-Петербурге.

[6] Альбина Борисовна Матвеева (1939-2016) - народная артистка России, основные работы - в Театре на Малой Бронной.

назад