Двадцать четвёртый номер

Артём Артёмов 1.09.2016

Двадцать четвёртый номер

Умение прощать, сложная наука. Наука потому, что не каждый выбирает, а выбрав, всю жизнь учится. Сначала в детском саду, за то, что привели, бросили, за сломанные кем-то игрушки, потом в школе за двойки и купленные родителями не вовремя и не по фасону парадно-выходные одежды. Чуть напыщенно и высокопарно прощали первую любовь, за то, что не стала единственной.

С возрастом мы становились разборчивее, взвешивая все «За» и «Против», чтобы и великодушно, и лицо сохранить. Приподняв волевой подбородок, до белизны сжав губы, а взгляд, устремив в бесконечную даль, проходили мимо, с сожалением отмечая, как кругом лебезят и подстраиваются. Иногда не получалось, начинали предательски дрожать губы и увлажняться глаза, а слова, такие точные и способные убить, проходя гортань, трансформировались в нечёткое мычание и звучали неубедительно. В зависимости от интеллекта и культуры, начальство или тихо поносили под интимное мерцание монитора, или открыто посылали, перекрикивая гул погрузчиков и визг станков.

А ещё очереди.., места, где прощать не умеют и не желают в принципе. Это отдельная каста, если хотите. Лакмусовая бумажка общества. Люди, изучающие социологию и психологию, в конце «восьмидесятых» теряли время зря, проходя мимо, или застенчиво участвуя, часами простаивая перед дверью с скромно-зовущим названием – ВИНО. Что там современный маркетинг и реклама, молодые сотрудники, не заставшие эпоху перемен, потеряли бы сон и аппетит, хотя бы раз воочию увидев, как четыре буковки из выцветшего пластика манят и притягивают из разных географических и социальных мест и возрастов. А какие страсти там разыгрывались!.. И любовь и кровь! А жажда обладать, понятна только выжившим в золотой лихорадке. Там и тогда, в неуклюжих, расползающихся змейках, с поднятыми воротниками серых пальто и вязаных шапках «петушок», зарождался хаос и философия «девяностых». Я настаиваю.

Чтобы простить, надо понять, в противном случае происходит механическое действие – забыть. А понять, это значит суметь поставить себя на место другого, взглянуть его (её) взглядом, подержать в руке чужой крестик, почувствовать его вес. И тогда возможны чудеса, когда вопиюще-несправедливое станет, по крайней мере, понятным. Как понятны, предсказуемы, добры и чутки мы для самих себя любимых, так и сторонний поступок перестанет казаться диким и злым. И даже больше, таким образом могут открыться первопричины и чужое станет близким, в том смысле, что у вас могут появиться новые для данной ситуации чувства – соучастие, сострадание.

Этот подход универсален почти всегда, но есть и исключения. Так, например, понимание того, что двигало нацистами в годы Великой отечественной войны, никак не может привести к их прощению, разве что по отдельности и по степени раскаяния. Не поддаются объяснению также ложь госсекретаря с пробиркой на трибуне и последующее уничтожение стабильного, в общем-то, государства. А потом ещё одного, и ещё, и ещё… Странно слышать о государственном сговоре от людей, не представивших ни одного доказательства, и запретившим половине олимпийской сборной и параолимпийской, в полном составе, участие в Олимпиаде. Со сложным чувством, наблюдаю по телевизору погрузневших, раз в четыре года с помощью врачей-косметологов нацепляющих на рыхлые щечки улыбку, политиков, с энтузиазмом сообщающих, что вот именно сейчас, вот прям сию минуту, сразу после выборов, они эх, как смогут! Не так, как четыре года назад, потому что тогда не смогли, и не так как ещё четыре года назад, хотя и обещали, а именно сейчас. И чувствуется, как мышцы бугрятся и играют под слоями кашемира и жирка, как пар из ноздрей, а копыта бьют по недавно положенному по такому случаю асфальту. Им хочется верить. Они смогут. Такие как они всё смогут. Это видно. Вооруженным телевизором взглядом.

Не менее сложно воспринимается пожилая и не очень добрая бабушка в брючном костюме, баллотирующаяся туда, где твёрдо уверены, что вершат судьбы мира. Для мира, погрязшего в демократии не имеет значения, что больна, причём тяжело, что человек пять странно погибло, причём тех, кто что-то знал и говорил. Что такое для настоящей демократии смерть пяти человек, если тысячи погибших из Донбасса, Ирака, Ливии, Сирии, Афганистана не значат ничего. Что такое ложь, когда цель видна и понятна? Что им Украина, когда она и своим-то не всем нужна.

Кстати о последней. Какой накал и надрыв её лидеров. Каждое выступление самостоятельно и полноценно, и не нуждается в событиях предшествующих. Так и живут, народ сам по себе, а они на экранах телевизоров тоже, обособленно. Но ведь тоже люди, тоже понять пытаюсь. Может и не врут, а правду говорят, но про себя, про свою жизнь. Просто они её, страну, от своей жизни, от себя не отделяют. От простого народа отделяют, от ученых, тоже, отделяют. А от себя никак. Жизнь налаживается, говорят они, и правда, налаживается, вот и жить стали лучше, дома построили, яхты приобрели. Вместо одного завода он три купил, лес, опять же, почти весь продали, ещё порт можно приватизировать. Лучше? Безусловно. Чья страна, того и вера – так кажется в шестнадцатом веке Иоахим Стефани сформулировал. Вот и вытащили с антресолей странного дядьку называющегося «патриарх Филарет», и даже ходят на его воскресные представления, и берут из его рук булку и вино, не нуждаясь в Теле и Крови.

Всегда, в спорных, для личной идентификации ситуациях, надо стараться поставить себя на место другого. Вот если бы я проводил приватизацию, я бы себе чуть-чуть оставил? Ну разве что чуть-чуть… Если бы я Роснефть возглавил, зарплату в 250 миллионов в год, я бы конечно себе не оставил, но сто пятьдесят бы наверное всё же положил бы в качестве оклада. Ну, а что, в самом деле? Как говорится, чтобы не выделяться из серой массы. А если бы дороги строил? Сколько там процентов надо откатывать? А куда деваться. И глупо в стороне стоять, когда все с этого заработают, а садиться, если что, тебе. И стадион и трассу для бобслея и космодром… Как все…

Двадцать четвёртый номер

Задать вопрос

Спасибо!