- Главная
- Разделы журнала
- Персоны
- Пётр Николаевич Горов
Пётр Николаевич Горов
- 7.05.2015
- 7.05.2015
Пётр Николаевич Горов
Я освобождал Дебальцево и Крым
Родился я в Добрушском районе Гомельской области в деревне Демьянки. В паспорте значится 1 апреля 1925 года, хотя фактически родился в 1924 году, а год приписал, чтобы на фронт пойти, но так получилось, старая запись не сохранилась. Справка церковная, пропала во время войны, когда на фронт ушел, в сундуке лежала, а потом сунулись, нет ее, пропала куда-то во время войны.
У моего деда было двенадцать детей: семь дочерей и пять сыновей. Жили мы, как и все тогда в деревнях: родители работали, а мы, дети, учились, а в свободное время помогали им. Школы в нашей деревне не было, поэтому учились по домам. Но экзамены исправно сдавали, каждый год, начиная с четвертого класса. Отец в колхоз не шел, держал коня и работал у зажиточных людей. А так как в колхоз не вступал, то его облагали налогом. Помню налоги эти, каждую неделю приносили, сельсовет выписывал, то лен отдать, то еще что-нибудь. Даже помню я, как отец убил поросенка, а когда резали домашнюю скотину, то по закону шкуру надо было сдать. Убил, облупи поросенка, кожу сдай. Так он убил, порезали, в ведро углей насыпали и в погребе куски жарили. В общем, перебивались как-то, но уже в 39-м году жить стало тяжелее. И, чтобы не голодать, я беспрерывно с матерью в лес ходил, то по ягоды, то по грибы.
Отец матери, мой дед, и ее самая старшая сестра с детьми к этому времени переехали в Ростовскую область и жили в хуторе Наумовка Пролетарского района, где недалеко буденновский сельсовет, родина Семёна Михайловича Будённого – командующего первой конной армией. С едой там было легче, туда меня и отправили жить и доучиваться. В Наумовке была начальная школа, первые четыре класса, а в Буденновске, в 12 километрах от нас, построили нормальную «растущую» школу, и осенью 39-го года я пошел в нее, в восьмой класс. Вместе со мной учились и немцы, и калмыки, но жили дружно. Дважды до войны встречали Буденного, который приезжал на родину, к матери и сестре.
22 июня мы все услышали объявление о начале войны. Почти все население собралось возле столба с громкоговорителем, и слушали. Потом на колхозном дворе появились столы, начался призыв. На фронт брали всех мужчин до сорока лет. А мы с пацанами бегали довольные, нам казалось, что сейчас мы этому немцу наподдадим.
Отца забрали в армию в первый месяц войны. Определили в противозенитную артиллерию. Потом его на Кавказе ранило, лежал в госпитале в Краснодаре, мать к нему ездила, навещала. Когда подлечили, вернулся на фронт, высаживался в Крыму, освобождал Феодосию. Его убили в восточной Пруссии за месяц до окончания войны под Кёнигсбергом, немецкие танки прорвались и весь расчёт уничтожили…
41-42 учебный год я учился в десятом классе в школе на Пролетарской узловой станции. Мимо нас беспрерывно из Баку эшелоны нефть везли, а со Сталинграда вооружение. Танки шли, пехота. Станция была загружена, а немцы уже рядом были, под Ростовом. И однажды налетели самолеты, тревога, гудки, наши зенитчики стрелять начали. Наша школа была в тридцати метрах от станции, и когда началась бомбежка, мы повыскакивали, и попрятались в траншеях, которые были вырыты в школьном дворе. Бомбили станцию сильно, и одна бомба попала на школьный двор. Несколько ребят было убито и ранено. Я прошел войну, но такое первый раз увидел: как родители прибежали, детей схватили мертвых. Страшно было. После этого наши занятия отменили.
Мы приехали в свой колхоз, нам тогда ещё 18 лет не было, и нас со стариками отправили рыть противотанковые рвы, где-то под Ростовом. Противотанковый ров – ширина три метра, насыпь со стороны противника полтора метра, а от нас пологий склон. И помню раненого сержанта, который командовал нами. Он поручил мне на подводе отвозить зерно. Его собирали на полях, молотили, потом засыпали в деревянный ящик, установленный на подводе, и я отвозил зерно в тыл. Однажды вдруг появилась немецкая «рама», самолет-разведчик, который фотографировал передний край, летит низко, а у нас только лопаты, оружия нет. Он опустился и вдоль дороги летит над нами и строчит из пулемета, хлопцы с подводы пососкакивали кто куда. А я от тряски и испуга случайно вожжи выпустил. Через 20 метров они закрутились за колесо и упряжка встала. Я видел, как самолет развернулся и низко-низко прошел над нами, так низко, что я даже летчика разглядел, он голову повернул, и я увидел, что он усатый. Тогда все обошлось, и мы вернулись на хутор. А через несколько дней меня и нескольких женщин отправили коров колхозных перегонять, подальше в тыл, в сторону Сталинграда. В это время уже шли бои за Ростов, он дважды переходил из рук в руки.
Уже после Сталинграда меня взяли в армию. Обучение проходило под Ростовом. И однажды к нам приехал начальник штаба, ознакомиться с новобранцами. Тогда почти у всех образование было не выше семи классов, а у меня и еще нескольких человек - почти десять. Нас всех «образованных» в топографический взвод взяли, топовзвод, 915 артполк. Взвод был укомплектован приборами теодолитами (для измерения горизонтальных и вертикальных углов на местности) и еще некоторыми приборами, для помощи нашим артиллеристам.
*****
Зимой 43-44 года перешли наконец на территорию республики Украина, целую зиму стояли под Ворошиловградом недалеко от Луганска. Попытались сходу прорвать линию фронта, но ничего не получилось, танки наши все взорвались на минных полях. А уже весной начали наступление, прорвали оборону немцев и пошли вперед. Первый освобожденный город был Дебальцево. Бои за него были страшные и позже нашей 346 стрелковой дивизии присвоили звание - Дебальцевская. Потом шли по Запорожью, кругом все горело. Заходили в населенные пункты, и люди нас очень тепло встречали. В одном селе люди вышли встречать и вытолкнули перед собой бывших полицаев, которые издевались над ними в период оккупации. Наши солдаты вывели их за околицу и без суда и следствия расстреляли их.
Освободив Запорожье, подошли к Мелитополю. Помню, там река небольшая текла - Барта, абрикосовые сады росли, а на окраине траншеи немецкие были. Между немецкими и нашими траншеями, на нейтральной полосе огород был, а так как на дворе осень, там росли неубранные помидоры и огурцы. Наши ряды к этому времени пополнились мужчинами из освобожденных районов Украины. Пилотки получили и ботинки с обмоткой, но некоторые были в своих куртках.
Надо было прорвать траншею немецкую, и вскоре получили приказ атаковать – прорвать во что бы то ни стало. А у немцев все пристрелено было. Я свидетелем был, трупы лежали рядами, кто в гимнастерках, кто в курточках, у многих мешки с сухарями и салом, все, что из дома взяли. В окопах голодно было, и хлопцы по ночам лазили на эти огороды, развязывали у убитых мешки, брали сало. Война…
17 сентября мы подошли к Сивашу. Перекоп был немцами сильно укреплен, танки зарыты, орудия. Наша конница прорвалась было, но там и застряла. В лоб в Крым было не попасть. И мы сходу форсировали Сиваш. Подготовили большие лодки – обшиванки, застелили днища досками, загрузили орудиями, боеприпасами и лошадьми, и как бурлаки, шли впереди и тянули их за собой. Некоторые шли по бокам и поддерживали лошадей, чтобы не волновались, тех, которые начинали «танцевать», пристреливали. На каждую лодку по 8 человек, грязи выше колена, воды по грудь. И это зимой, вода соленая, поэтому не замерзает, но от этого теплее не становится. Сверху самолеты бомбили, немцы с островов из минометов и артиллерии расстреливали, а мы шли. От берега до берега 4 километра – многие там и остались.
Уже потом, когда закрепились в Крыму, саперы построили мост. Ссыпали землю, уголь, а сверху настилали доски. Нагнали рабочих, в основном старики, насыпает землю в мешок и идет по дамбе, потом высыпает и возвращается опять за землей. Ветер подует, волна всю эту насыпь слизнет, и все заново. Мы тоже помогали, перевозили землю на подводах. Но сделали дамбу, шириной три метра. Движение по мосту было одностороннее, утром в одну сторону, а вечером в другую. Танки переправили, и 11 апреля 44-го года началось наступление. Помню, значит, танки идут, солдаты бегут, а немцы осколочные сверху сбрасывают. Разрыв - и падают люди, а танки вперед идут, им-то что. Люди, умирая, падали в воду, и по многим домой приходило извещение – пропал без вести…
Освободили Симферополь, подошли к Севастополю. Там была очень хорошо укрепленная линия обороны противника, в глубине которой находилась Сапун-гора, преобладающая высота. С материка прибыло подразделение «Катюш». Я видел, как они дали залп по первой линии противника, это фантастическая мощь. Когда мы подошли к немецким траншеям, увидели, вокруг лежали обугленные немецкие солдаты, как жареные поросята, такое сравнение мне тогда пришло в голову. 12 мая 44-го освободили Севастополь. За его освобождение я получил «Красную звезду». Немцы отступили на полуостров Херсонес, который примерно на километр или 800 метров к морю выдвигается, недалеко от Севастополя. Они там закрепились и ожидали транспорт с Румынии. Наши войска уже на границе с Румынией были тогда, а Крым оставался в тылу еще. И как-то я слышал, что перехватили радиотелеграмму оттуда, мол ожидайте, ночью подойдет транспорт, заберет вас. Наши были предупреждены, началась артподготовка невиданной мной раньше силы. Я с командиром батальона был недалеко оттуда, и видел, как группа немцев бежала спасаться в море, некоторые топились.
Во время освобождения Крыма выяснилось, что на стороне немцев было очень много татар. Было много свидетелей их сотрудничества, а иногда и зверств по отношению к русским. Сразу после освобождения Крыма стали выселять татар. Им давали два часа на сборы, скот и другое имущество оставляли. Их направляли на станцию Джанкой, а оттуда составами на материковую Россию.
После Крыма нас погрузили в товарняки и доставили в Белоруссию. Там как раз полным ходом шла операция «Багратион», которая завершилась окружением большой группировки противника. Задача, которую поставили пред нами, - ликвидировать эту группировку. Немцы были в плачевной ситуации, боеприпасы заканчивались, а продовольствие давно закончилось. Они ночью приходили в деревни, просили еды, варили себе похлебки из коры осиновой, я пробовал, горько-горько. Многие фашисты тогда сдались в плен, а многие были уничтожены.
Потом была Прибалтика. Под городом Елгава меня ранило, я три месяца в госпитале пролежал, полк наш ушел, и я после выздоровления попал в другой артиллерийский полк.
Войну окончил в восточной Пруссии, под городком Тильзит. Там захватили радиолокационную станцию немецкую, которая предназначалась для наблюдения за движением кораблей, и, по-видимому, самолетов. 8 мая мы знали, что война кончилась. Почему? Потому что уже 8-го недалеко от нас, на переднем крае, немцы белую портянку вывесили. Так солдаты некоторые бросились туда, но там минное поле было, и несколько человек погибли.
После войны вернулся в родные места. Все мои родные оккупацию пережили и восстанавливали разрушенное хозяйство. Я сразу пошёл в училище доучиваться, а потом всю жизнь работал педагогом. На пенсию ушёл в 85 году. Сейчас живу в городе Добруш Гомельской области.